Я, подумал Резник. Почему я? Но тогда Миллингтон был гораздо менее вероятным кандидатом. Игнорируя его открытое намерение счастливо переселиться в Скегнесс, Резник сомневался, что существует более лишенный воображения нормальный человек.

  Сюзанна Олдс сморщила нос, когда ей предложили чай с длинным пюре. Она и Резник годами спорили, Олдс умела повышать хорошо смоделированный голос в гневе, редко теряя при этом хладнокровие; каждый уважал целостность другого, их скрытое чувство того, что правильно.

  — Они будут готовы предъявить ему обвинение сегодня вечером, а завтра провести через суд. Предварительное слушание. Я ничего не могу сказать, чтобы отговорить их от того, чтобы оставить его в камере на ночь».

  — Обвинения?

  «Ссориться. Причинение тяжких телесных повреждений».

  — А нож?

  «Если нам повезет, владение наступательным оружием, не более того».

  — Он получит залог?

  — Учитывая его полицейское досье, да, я бы удивился, если бы он этого не сделал. Условия будут, конечно. Пока сложно сказать, насколько строго».

  — А потом Королевский суд.

  «Угу».

  «Один месяц, два».

  «Попробуй два».

  В то время, думал Резник, кто должен был сказать, какой ущерб Божественное может причинить ему самому и другим людям?

  «Нет никакого способа, — сказал Резник, — когда дело дойдет до суда, защищать его, не раскрывая все, что произошло?»

  — И уберечь его от тюрьмы? Я сомневаюсь."

  Сюзанна Олдс переминалась с ноги на ногу, спина была совершенно прямой. Резник знал, что в подростковом возрасте она была призовой фигуристкой, чемпионкой округа. — Отношение Дивайна вполне могло сделать его другом в полицейской столовой, но не во многих других местах. Сексист, расист: как раз такие, которые власть предержащие хотели бы видеть в качестве примера. Убирать авгиевы конюшни, пока дерьмо не поднялось слишком высоко над полом.

  Резник вздохнул. — Вы все равно будете его представлять?

  «Ему нужно было преподать урок, но не так. Я сделаю все, что смогу».

  Номер, который Вернон Текрей оставил Мириам Джонсон, находился в Альдебурге, и его нельзя было достать. «Должно быть, что-то не так с линией», — наконец сказал ему представитель БТ, оставив Резника слушать бесконечные повторения «Зеленых рукавов». — Мы могли бы проверить это.

  Карл Винсент вернулся из своего тура по местным аукционным домам без информации, но с акварелью в красивой рамке, которую он хотел подарить своему новому бойфренду. На лице Линн были видны все признаки того, что она провела день, слушая, как люди выкрикивают оскорбления в адрес своих соседей и о них. Кевин Нейлор обнаружил две пустые канистры из-под бензина на пустыре возле сожженной камеры хранения и отправил их на анализ. Только Грэм Миллингтон, казалось, должен был закончить день с оптимизмом, облегчающим его поступь: встреча с его осведомителем, назначенная в Королевских Детях на полдевятого, и вся надежда на то, что имена будут названы в обмен на несколько пинт и милую маленькую накладную.

  Резник уже собирался собраться и отправиться домой, когда сестра Тереза ​​сделала ответный звонок: пришла еще одна карточка от Грабянски, все еще без обратного адреса, хотя на этой действительно указывалось место в Лондоне, куда, если она когда-нибудь приедет, они запросто могут встретиться.

  8

  «У тебя все это, все это напряжение здесь, в верхней части твоего тела. Плечи и… вот, почувствуй. Ты чувствуешь это?

  Грабянски прекрасно это чувствовал, острые кончики ее пальцев вонзались в него, как палки, в пятку ее руки.

  — Чувствуешь это сейчас?

  Это было все, что он мог сделать, чтобы не окликнуть.

  «Все схвачено, заблокировано; вся эта энергия заблокирована, и мы должны найти способ выпустить ее наружу. Это из-за того, что вы делаете, из-за того, что вам всегда приходится использовать свое воображение, творческую часть вас».