Ханна отнесла стаканы на кухню и ополоснула их под краном. Не так далеко от одиннадцати; слишком поздно, рассудила она, звонить матери сейчас. Письмо отца лежало там, где она его оставила, вне досягаемости, если не из памяти. Некоторое время она стояла у окна наверху, глядя в темноту. Подавив желание позвонить Резнику, сказать ему, что она была глупой, прыгнуть в такси, приехать. Почерк ее отца был странно мелким, беличьим. Ей пришлось прочитать слова дважды, прежде чем их смысл стал ясен. Мы с Робин решили… никогда не думали, что я снова захочу жениться… это важно для нас обоих… пишу тебе, прежде чем что-то сказать твоей матери… легче исходить от тебя… надеюсь, ты поймешь. Он даже попытался пошутить: теперь, когда Робин достигла преклонных тридцати лет, я думаю, она хочет остепениться. И что, подумала Ханна? Продать дом во французской деревне, который Робин и ее отец потратили годы на приведение себя в порядок, и купить что-нибудь побольше? Вернуться в Англию? Написать еще один бестселлер? Есть дети? Ребенок.

  Пока это не было сделано, она не осознавала, что разорвала письмо на все более и более мелкие кусочки, которые, словно конфетти, разлетались у ее ног, где она стояла.

  18

  Было еще достаточно рано, чтобы Резник потирал руки, чтобы согреться на ходу. Деревья, окаймляющие территорию университета, окутывал туман, а далеко к востоку от города солнце светило лишь оранжевым пятном над водами Трента. Он подумывал о том, чтобы надеть пальто, прежде чем отказаться от него, и материал его серого костюма казался не только блестящим, но и тонким.

  Кафе Паркераé стояла перед ним теперь через бульвар, и он дождался паузы в движении, мчащемся с кольцевой развязки Дюнкерка, прежде чем поспешить к ней. В молодые годы «У Паркера» был неформальным местом встреч Резника и группы его товарищей-офицеров, а для Нормана Манна, похоже, так оно и осталось.

  Изнутри окон шел пар, и Резнику, когда он вошел, обдало жаром, что не было неприятно. Жар и сигаретный дым, пикантный запах жареного бекона. Несколько мгновений он задавался вопросом, почему он так долго отсутствовал.

  Манн был на ногах, склонившись над одним из других столов, шутя с двумя мужчинами в темных комбинезонах. Как обычно, несколько пожарных из соседней станции в расстегнутых форменных куртках праздновали начало или конец смены большими кружками чая.

  "Чарли." Прервав разговор, Манн приветствовал его крепким рукопожатием и похлопыванием по плечу. «Давайте сядем здесь. Этот уголок. Я свой уже заказал. Разберись со своим ядом, и мы поговорим.

  За прилавком старые привычки спорили с новомодными, его собственная склонность к умеренности была связана с лекциями Ханны о здоровом питании и сердечно-сосудистых заболеваниях. В дополнение к кофе, ни сахара, ни молока, он согласился на бутерброд с колбасой с коричневым соусом и жареными помидорами на гарнир. На фоне плотного завтрака Манна с кровяной колбасой и жареным хлебом он выглядел довольно скромно. Но тогда, сказал себе Резник, это не его желудок натягивал пуговицы рубашки до последней нити и не нуждался в сильно застегнутом ремне, чтобы держать ее в воздухе.

  — Вырубаешь, Чарли? — спросил Манн, указывая ножом на стол.

  Резник пожал плечами.

  — Живи только один раз, Чарли. Наслаждайся этим. Это мой девиз. И бред всем, кто говорит иначе. Присутствующая компания всегда за исключением.

  В течение нескольких минут они ели и ничего не говорили, вокруг них возникало и исчезало пятно разговоров. «Сколько теперь жен, — подумал Резник? Третья миссис Манн или, возможно, четвертая? Каждый из них, тех, кого видел Резник, был не выше плеча Нормана, темноволосый, темноглазый, тихий; покорными, казалось бы, до того дня, когда эти глаза открылись, и они собрали свои сумки и ушли. Он не изменился, и они тоже.

  Манн балансировал сигаретой на краю пепельницы и пальцами отломил кусок жареного хлеба. — Сиддонс, Чарли, я знаю, что она следила за тобой так же, как за мной. Ты и Джек. Надеть ее трусики на редкий старый поворот из-за этого дела с Валентином. Хочет сунуть туда свой тощий нос. Он разбил поверхность яйца уголком хлеба, окунув его сначала в томатный соус, затем в горчицу, прежде чем поднести его ко рту.

  — Чертов Валентайн, мы преследовали этого черного ублюдка гребаные месяцы. Прослушивал его телефоны, раздевал этот модный «Порше» до шасси, проникал в его дом более интимно, чем чертов жук-смертник. Никогда не придумывай ничего, кроме пары косяков и пачки Нейрофена».

  Полоса красновато-желтого цвета беспрепятственно скользнула по подбородку Манна.

  — Он занимается? — сказал Резник.

  Манн рассмеялся и вытер лицо бумажной салфеткой. «Конечно, он чертовски торгуется. Даже он не может так жить на проклятое социальное обеспечение. Но, как мы ни старались, нам так и не удалось поднять на него руку. Не тот, который считается.

  Резник отхлебнул кофе. "Ну и что? Счастливчик? Умная? Что?"

  — Черт его знает, Чарли. Я не." Манн проткнул круг черного пудинга. «Лучшее, что могло случиться, это то, что этот юноша был чуть более точен со своим ножом, оторвал снасть Валентайна и бросил ее собакам. А так его залатают, как новенького, и на этом все закончится.