Лучший способ спрятать неудобную правду – замаскировать ее обилием не менее спорных сведений. Читатели биографии Эльвиры не подозревали, что статья, свидетельствующая о довольно скандальной жизни фигурантки, о многом и умалчивает. Здесь не было рассказа про отчаявшуюся выпускницу журфака, которую никто не брал на работу. Девушке пришлось придумать проект книги о российских миллионерах, чтобы перед ней открылись хоть какие-то двери. И двери открылись. Правда, с первым же из своих героев ей пришлось переспать ради интервью. Так, с неудобной офисной кушетки, началась ее журналистская карьера.

Потом была книга-расследование о звездах шоу-бизнеса, закончившаяся коротким браком с набиравшим тогда популярность поп-певцом. Счастья этот союз не принес. Зато благодаря склочному нраву Эльвиру заметили светские хроникеры. В период бракоразводного процесса наша героиня обошла все мыслимые и немыслимые ток-шоу, рассказывая, что супруг ее поколачивал. На самом деле все было наоборот, но об этом тсс! Мачо и сердцееду не идет роль жертвы. Продюсер строго запретил своему подопечному раскрывать истинное положение дел, и история была похоронена.

Меж тем все оказалось не зря. Эльвира засела в уютном глянце в те времена, когда это еще было модно. Редактор с радостью пригрел бедную брошенку, обладающую известным именем и дипломом журналиста. Ошибочность этого решения стала ясна позже.

Эльвира по натуре была не столько бытописателем светской жизни, сколько ее активным участником. Проникая на мероприятия (а ради этого и становятся глянцевым журналистом), она тут же пускалась во все тяжкие, что приносило редакции много проблем, но с лихвой окупалось за счет скандальной популярности новоявленной акулы пера.

План Эльвиры состоял в том, что в какой-то момент известное имя должно монетизироваться. Разумеется, не через журналистику. Она рассудила, что где светская жизнь, там и богатые люди, и ждала своего часа, попутно вступая в короткие отношения, скорее бросающие на нее тень, нежели сулящие выгоду.

Шли годы, но к Эльвире тянулись лишь те, кто не боялся ореола скандальности, неизменно сопровождавшего каждое ее появление. Ее тело в последние пятнадцать лет прельщало немногих, ее ум вызывал сомнение. Оставалось только сеять всюду зерна конфликта и терпеливо взращивать их, доводя до поистине эпических масштабов.

Посреди полного штиля в жизни Эльвиры появился Владимир. Он внезапно материализовался на очередном фуршете и выказал рыжеволосой бестии столько расположения, что она сразу нарисовала себе перспективу безбедной жизни. Хотя капитал Владимира – некогда успешного медиаменеджера – в те годы порядком поубавился, Эльвира верила, что ее чуткое руководство исправит дело. Какая женщина не живет иллюзией, что сможет переменить своего мужчину!

В цепких руках Эльвиры Владимир стал податливее, постепенно скукожившись до Володьки. Супруга брала на себя все больше функций, и к концу десятилетия брака стало окончательно ясно, что от некогда могущественного человека не осталось и следа. Володька устранялся от любых, даже самых ерундовых дел, а после семейных скандалов, которые случались нередко, уезжал в загородный дом и там до беспамятства напивался.

Впрочем, нынешний отъезд отличался от предыдущих. Он явно был окончательным и ставил точку в затянувшихся деструктивных отношениях.

– Да, у меня паршивый характер, – подумала Эльвира, почему-то испытав при этом удовлетворение. – Только так, только через скандал от моего и можно было чего-то добиться.

Она оглядела свою гостиную в стиле ар-деко. Этот интерьер нравился далеко не всем. Было мнение, что обстановка получилась какая-то холодная, даже стерильная, и уж точно не жилая. Но Эльвира испытывала подлинное удовольствие, глядя на мраморный пол, расписные панели, огромных размеров люстру и коллекцию антикварных ваз.

Вазы были ее страстью. Она искала их на аукционах, в антикварных магазинах, даже на блошиных рынках. Подлинным Рене Лаликом нынче никого не удивишь. Но у Эльвиры были и аскетичный глазурованный фаянс Эмиля Девёра, будто только что привезенный с археологических раскопок, и вазы Рене Бюто, украшенные изображениями томных дев, и даже работы Шрекенгоста – цветистые чаши для пунша.

Эти вазы были, как она. Внешне – броские, блещущие глазурью. Но стоило приблизиться, как сразу бросались в глаза следы многолетней эксплуатации: потемнения и досадная сеточка микротрещин, покрывавших всю поверхность. Главное – вазы были полые внутри.

В душе Эльвиры всегда боролись тяга к созиданию и тяга к разрушению. Вазы были тем единственным, что ей никогда не хотелось уничтожить. Компактная, но дорогостоящая коллекция антиквариата стала итогом когда-то многообещающих, но неудавшихся отношений.

Взгляд Эльвиры уперся в затейливо расписанный сосуд работы Шарля Катто. Она помнила, как Володька долбанул эту вазу в аэропорту о металлическое ограждение, как после возвращения напился и укатил в загородный дом, чтобы избежать гнева супруги, как они потом склеивали вазу по кусочкам и, казалось, преуспели. Внешне изделие выглядело безукоризненно, но Эльвира знала печальную правду. Разбитого не склеишь… На глаза Эли навернулись слезы. В голове пронеслась фраза, которая в нынешних обстоятельствах звучала как приговор: «Она навсегда утратила инвестиционную ценность».

Маша гордилась знанием английского языка и не упускала случая им блеснуть. Язык был символом того, что она девушка современная, образованная, повидавшая мир и (между нами) мужчин, его населяющих. Всюду она легко находила друзей, вливаясь в поток местной жизни. Когда же годы лихой юности стали уходить, Маша бросила якорь в родной Москве, где, к счастью, интернациональную компанию обрести нетрудно. Вот только какую…

Англоязычных учителей, с которыми Маша периодически занималась для поддержания уровня, сливками общества назвать было трудно. Потерпев сокрушительное поражение на родине, иностранцы стекались в первопрестольную в поисках легкой наживы, доступной любви и всеобщего обожания. Мария гордилась тем, что на нее заокеанский шарм уже не действовал. «Посмотрите сами, – говорила она подругам, – австралийцы в исходнике сплошные каторжники, в Северную Америку тоже от хорошей жизни никто не ехал. Британцы вроде ничего, но до нас ведь сплошные бомжи добираются!»

Вообще-то Маше это чувство превосходства даже нравилось. Скажем честно: изысканности нашей героине не хватало хронически, так что неприкаянные инородцы со сложной жизнью способствовали поддержанию самооценки. Все же Маша знала, что, помимо маргиналов, где-то в Америке есть высоколобые выпускники Лиги плюща, а в недрах Британии еще должны водиться представители благородных семейств. Встречу с ними она искала и в то же время боялась ее.

И вот – счастливый случай. На просторах интернета Маша набрела на страничку выпускника Оксфорда, живущего в Москве и дающего частные уроки. Может ли такое быть?! С фотографии на нее смотрел британец в твидовом костюме. Один из тех, что проводят детство в фамильных поместьях, потом отсылаются чопорными родителями в интернат, а сразу после – поступают в престижные британские вузы, где, по всеобщему убеждению, непременно изучают латынь и соревнуются в гребле. Красавец по имени Джеймс был настоящей находкой.

Маша немедленно схватила телефон и набрала номер, даже не проверив, который час. Трубку снял не просто британец, а ТОТ САМЫЙ британец. Он говорил на специфическом английском, который именуют Oxford English, posh English и BBC English[2]. Услышав это дикторское произношение, вы не забудете его никогда. Мужчина был дежурно вежлив, но по-английски суховат. Он назначил дневную встречу в пабе, в котором Великобританией дышало все – от входной двери до гальюна.

Разговор, конечно, шел только на английском. Маша дала себе слово – не начинать с вопроса об Оксфорде, чтобы не сойти за ополоумевшую провинциалку. Но как удержаться? Ее просто распирало от любопытства. Что заставило этого сноба бросить все и податься на чужбину?