Ему никто не ответил.

– Давайте для начала определим, где мы находимся, – сказал Грац.

– Но как? «Зодиак» не воспринимает реальность, он продолжает думать, что мы в гиперпространстве. – Захар знал о существовании способов навигации в открытом космосе без помощи нейропроцессоров корабля, но совершенно не представлял, как это делается.

Станислав недовольно поджал губы.

– Ну, так заново научите его воспринимать реальность, – сказал он. – Кто здесь кибертехник, в конце концов?

– Есть предложение, – послышался голос Клюгштайна. Фриц, похоже, не унывал. Или только делал вид, что ему все равно. – Спешить нам совершенно некуда, как я понимаю. Давайте-ка сначала отобедаем. И уберем, наконец, невесомость.

Вытянутый силуэт «Зодиака», расширяясь на корме тремя буграми ионно-плазменных двигателей, недвижимо парил в антрацитово-черном пространстве. Подвешенный на магнитном шарнире в передней части корабля диск с жилыми отсеками безрезультатно пытался развеять космическую тьму светом, льющимся из иллюминаторов. Диск нехотя двинулся, начиная вращение, раскручиваясь быстрей и быстрей, – «на Зодиак» возвращалось тяготение.

Захару предстояло каким-то образом разблокировать псевдоразумный мозг корабля, впавший в катотонию гиперпрыжка. Вмешательство в систему, управляемую нейропроцессором, дело сложное и опасное: одно неверное действие, и подпорченный псевдоразум уже не исправить.

Как же заставить его понять, поверить, что он находится в обычном пространстве? Уничтожить записи о прыжке? Стереть файл с логами движения в гиперпространстве? Файл почти пустой. Они всегда получаются пустыми – машины не понимают потустороннего мира. Машинам нечего записывать там, для них там ничего не происходит. Только импульс гипердрайва – это событие и отмечено. Если не было импульса – значит, не было и прыжка. Стало быть, если заставить «Зодиак» забыть эти данные, он должен очнуться.

Должен-то должен, однако не стоит забывать, что «Зодиак» – не человек, совсем не человек, а Захар – вовсе не психиатр, чтобы с уверенностью судить о том, кто и что должен забыть и как оно поведет себя после. Уверенности не было. Но не было, черт возьми, и другого варианта.

«Зодиак», выведи список событий, начиная со старта», – отдал приказ по вирт-связи Захар.

Перед ним возник столбик записей. Предстартовые процедуры, отметка о запуске гипердрайва и лог о поступившем запросе. Все, как и ожидалось.

Он сохранил копии обоих файлов на резервном носителе и, глубоко вздохнув, сомкнул пальцы на оригинале, уничтожив его. Ничего не произошло. Кибертехник осторожно, почему-то стараясь не шуметь, выдохнул: свет горел, индикаторы не погасли, виртуальная картинка оставалась в пространстве каюты. Нейропроцессор работал.

«Вывести отчет о состоянии систем».

Длинный ряд цифр и короткое предложение: «Состояние движения в гиперпространстве».

Тьфу!

«Зодиак», обновить состояние системы!» – это был Грац. Он наблюдал за нерешительными действиями Захара, он все видел. Сидел в своей каюте и, наверное, посмеивался над сомневающимся кибертехником. Если уж говорить серьезно, то в психиатрии Грац разбирался куда лучше Захара.

На одно короткое мгновение, за которое Захар успел почувствовать, как предательски выползающий из подсознания страх заставляет неметь кончики пальцев, свет погас. На миг корабль умер, чтобы спустя секунду, подобно фениксу, возродиться.

Металлические, обитые мягким пластиком стены едва заметно дрогнули, и Захар ощутил, что его тело слегка налилось тяжестью, – заново включился ротор диска жилого отсека.

Контрольная проверка логических схем «Зодиака» – на всякий случай – неполадок не выявила. Полный порядок. Только все равно неспокойно.

«Ориентация», – отдал команду Захар.

Доля секунды раздумий, и результат готов – искусственный интеллект корабля не мог определить свое местоположение. «Зодиак» почти лишен эмоций, но чувство, которым он заполнял вирт-эфир, можно было назвать замешательством – корабль не знал, где находится, и не мог вспомнить, как сюда попал. Только чувства вины за погубленные в своем корабельном чреве души не хватало. Все-таки он был «псевдо», а не настоящий разум.

– Все в порядке? – послышался голос Станислава. Он стоял рядом с эргокреслом Захара. Кибертехник и не заметил, как врач вошел в его каюту.

Захар внимательно посмотрел на Граца – тот улыбался, но на дне темных, прищуренных глаз притаилась печаль. Он сам не верил своей улыбке.

– Да, – после секундной паузы произнес Захар, – нормально. Работает.

Только не было все нормально. Ненормально было – они оба отлично это понимали. И остальные – тоже. Лишь у Лившица плохо получалось скрывать свое понимание.

– Вот и хорошо, – сказал Грац.

«Зодиак» перебирал варианты – данных решительно не хватало. Даже своим мощным «глазом» звезд он видел ничтожно мало, для того чтобы локализовать себя. Разброс вероятностных точек был чудовищен – несколько десятков тысяч световых лет.

Команда собралась в рубке. Все ждали результатов. Результатов не было, люди нервничали и глупо шутили, усердно изображая беззаботность и уверенность в завтрашнем дне.

– Нас не найдут, – тихо, без эмоций, но так, что все разом замолчали, сказал Грац.

– Да, – подтвердил Клюгштайн и шмыгнул носом. Похоже, ему просто необходимо было отметить этот факт для самого себя. Поставить галочку против выбранной фразы.

– Где же мы? – прошептал Лившиц. Шепот его перемежался хрипами и бульканьем, доносившимися откуда-то из глубин горла. Он изо всех сил старался не закричать.

Странно! Ведь он самый подготовленный к встрече с неизведанным! Захар еще раз отметил, что от Лившица не ожидал подобной реакции.

– В космосе, – невесело усмехнувшись, ответил кибертехник.

– Именно, – подтвердил биолог.

Гертруда отошла к пульту и села в кресло. Она не моргая смотрела на обзорный экран, показывающий непроглядную тьму вокруг «Зодиака». Грац безмолвствовал.

«Правильно ли он поступает? – подумал Захар. – Ведь если начнется истерика, если команду охватит паника, остановить безумство будет крайне затруднительно. Если вообще возможно. Или он намеренно это делает? Может, лучше сразу покончить с бессмысленностью бытия, а не жить несколько месяцев запертыми в консервной банке, осознавая, что смерть неизбежна? Зная, что верный «Зодиак» превратился в надежную братскую могилу и будет целую вечность парить по безбрежным просторам Вселенной? Корабль тоже умрет, только позже – реактор работает долго, но не бесконечно».

– Можно ведь что-то сделать, подать сигнал? Радио, лазер. Что у нас есть? – Лившицу пока удавалось сдерживать крик, который настойчиво пробивал дорогу из недр его грудной клетки наружу.

– Люциан, вы представляете себе мощность сигнала, который дойдет до обитаемой части Галактики? Комариный писк покажется грохотом Ниагары в сравнении с ним. Не говоря уже о том, что до обитаемых планет могут быть десятки тысяч световых лет, и мы даже примерно не представляем, в каком направлении они расположены.

И все-таки внеземелец не выдержал.

– Мы же все умрем! – истерично завизжал он.

Гертруда внезапно вскочила с кресла и наотмашь ударила Лившица по лицу. Тот перестал орать и, жалобно всхлипывая, повалился на свободное эргокресло, зарывшись в мягкую поверхность лицом.

– Заткнись, – не разжимая зубов, прошипела планетолог.

– Сдается мне, – сказал Клюгштайн, – никто из нас и не планировал жить вечно. Так что все идет своим чередом.

– Там что-то есть, – бросила Гертруда, вернувшись к созерцанию черного экрана.

Никто не обратил на ее слова внимания, все с интересом рассматривали рыдающего Люциана, хотя Грац при этом явно думал о чем-то своем. На лице биолога застыла вялая, немного отдающая идиотизмом улыбка – ему было жаль Лившица, и вместе с тем поведение Люциана его рассмешило.

Захар, безрезультатно пытающийся подавить захватывающее разум чувство обреченности, думал о том, что истерика внеземельца – это только начало. Чего ждать от остальных? А от самого себя? Собственная психика казалась незыблемой, как древняя цитадель, но еще ни одна цитадель не простояла вечно.