Видимо, это была их давняя распря, но, само собой, последнее слово оставалось за Антониной Петровной. Наконец младшие отпрыски были найдены, и Виктор объявил, что пора наливать. Эдик с Кириллом, вытерев руки, сразу этим и занялись, а Виктор остался у мангала, следя за готовностью шашлыков. Произнести первый тост было доверено Антонине Петровне. Я ожидала услышать что-нибудь вроде «мир, май, труд», но моя подопечная меня удивила и, похоже, не только меня. Она стала говорить об отношениях между родственниками, о полном доверии, которое должно быть между ними, а закончила и вовсе непонятно: «Добро вернется добром, а зло – злом». Повисло тягостное молчание, все недоуменно переглядывались, тогда Эдик попытался разрядить обстановку:

– В общем, мир и дружба! – радостно воскликнул он, и все с облегчением стали чокаться.

Отставив в сторону бокалы, мы приступили к шашлыкам, которые оказались на удивление вкусными и сочными. Я уплетала за обе щеки, а Антонина Петровна, едва надкусив, отложила шашлык на тарелку. Она сидела на стуле, а я стояла рядом с ней c шампуром в руке, когда к нам подошел Виктор и обеспокоено поинтересовался:

– Антонина Петровна, неужели вам шашлык не понравился?

– Что ты, Витя, – устало отозвалась она, – шашлык как всегда отменный, просто у меня нет аппетита.

– Может, рюмочка Гранд Марнье поможет?

Она сначала отказалась, но потом передумала:

– Ладно, неси. Обычно он хорошо на меня действует.

Вскоре Виктор вернулся с бокалом, на дне которого плескалась пахнущая апельсином тягучая жидкость. Антонина Петровна предложила и мне ее отведать, но я предпочитаю более легкие напитки. В это время раздалась музыка, и Вадим, взяв на себя роль диджея, объявил белый танец, после чего прямым ходом направился ко мне. Я вопросительно посмотрела на Антонину Петровну.

– Иди, иди, – сказала она. – Вадик у нас шустрый, весь в своего тезку, двоюродного деда.

Эта песня в исполнении Джорджа Майкла обычно навевает на меня романтическое настроение, но мой сегодняшний партнер был уж слишком юным, так что никакой романтики не было и в помине.

– Катя, ты такая красивая! – с чувством сказал он. – Я никогда таких не встречал.

– Какие твои годы! Еще встретишь и не таких.

– Не таких, может быть, и встречу, – упорствовал он, – но таких, как ты, вряд ли.

– Надо смотреть в будущее с оптимизмом, – ощущая себя его бабушкой, сказала я. – Ты видный парень, а то ли еще будет!

– А что, – вдруг развеселился Вадим, – девчонки по мне с ума сходят, просто не знаю, куда деваться.

– Да ты еще и хвастун! – возмущенно воскликнула я.

Вадик со мной не согласился:

– Я не хвастун, просто очень правдивый.

Примерно в таком ключе были и дальнейшие разговоры. Наш танец поддержали только Вера Ивановна с мужем, а остальные продолжали уплетать шашлыки, обильно запивая вином. Завтра должны подъехать друзья Виктора и Тамары, тогда, возможно, будет больший интерес к танцам, а то тут кроме меня сплошные родственники. Мой юный кавалер проводил меня на прежнее место, и тут же подошел Эдик. Виктор с усмешкой посмотрел на него, а Антонина Петровна во второй раз меня напутствовала:

– Иди, иди, мы пока с Витей пообщаемся.

– Может, перейдем на «ты»? – сразу взял быка за рога Эдик и крепко прижал меня к себе.

– Можно и на «ты», – сказала я, – только не усердствуй с прижиманиями.

Он непринужденно рассмеялся:

– Постараюсь, хотя, поверь, это нелегко. Думаю, мой племяш уже утомил тебя комплиментами?

– Не без этого.

– Неужели ты не любишь комплиментов?

– Это зависит от обстоятельств, – с расстановкой произнесла я.

Эдик наклонил голову и, прижавшись щекой к моим волосам, вкрадчиво спросил:

– А какие сейчас обстоятельства?

– Не способствуют, – кратко ответила я.

– Ладно, тогда оставим эту тему в стороне. Пока. Расскажи, как ты попала в сети тети Тони?

Видимо, Антонина Петровна держит историю нашего знакомства в тайне, и публика изнывает от недоумения. Мне не хотелось вдаваться в подробности, и я кратко пояснила, что во время поисков работы познакомилась с женщиной, которая и порекомендовала меня Антонине Петровне. Он больше ни о чем не стал спрашивать, видимо, мое объяснение его вполне устроило. Больше мы не разговаривали, но его руки и его тело посылали мне сигналы, и не могу сказать, что осталась к ним равнодушна. Когда Эдик подвел меня к Антонине Петровне, Виктор сразу отошел к жене, а я присмотрелась к своей подопечной и забеспокоилась. Она была очень бледна.

– Антонина Петровна, как вы себя чувствуете?

– Что-то слабость навалилась, – тихо сказала она. – Пожалуй, пойду в дом, а ты оставайся, веселись. Вон у тебя сколько поклонников появилось!

Ну, уж нет! Не для того я здесь нахожусь, чтоб резвиться на лужайке. Я помогла ей подняться. В это время зазвучала бодрая музыка, и все, сбившись в кружок, стали танцевать, даже дети. Нашего ухода никто не заметил, а мы медленно потащились к дому. Я помогла Антонине Петровне раздеться, затем вместо умывания протерла ее влажной салфеткой. У нее совсем не осталось сил. Я смерила ей давление, оно оказалось очень низким, а пульс, редкий и неровный, едва прощупывался. Я просто-напросто испугалась, не зная, что делать, и предложила вызвать врача.

– Не надо никаких врачей, – отказалась она. – Лучше сделай мне укол.

– Но ведь вы сегодня пили! – возмутилась я. – Вдруг это лекарство несовместимо с алкоголем?

Антонина Петровна задумалась, потом сказала, что посоветуется со своим врачом, предупредив, что разговаривать с ним буду я, она только меня ему представит, а то у нее мысли путаются, и она ничего не запомнит.

Вскоре я уже разговаривала с Валерием Алексеевичем Болотниковым, светилом геронтологии. Он заверил, что укол сделать можно, а завтра он подъедет и осмотрит больную. Если возникнут какие-то проблемы, следует сразу ему позвонить, в любое время.

– Скажи ему, чтобы завтра не приезжал, – тихо произнесла Антонина Петровна. – Если будет нужно, я его вызову.

Валерий Алексеевич возмущался, я тоже не понимала легкомыслия Антонины Петровны, так как легкомысленной ее не считала, но она стояла на своем. Сделав укол, я присела рядом и взяла ее за руку. Рука была холодной и безжизненной, как тогда у мамы. Нет! Нет! Нет! – повторяла я про себя, когда зазвонил мобильник Антонины Петровны. Я взяла его и посмотрела на экран.

– Это Виктор. Может, мне ему ответить? – предложила я.

Антонина Петровна отрицательно покачала головой и протянула руку за трубкой.

– Витя, я просто спать захотела. Всё в порядке. Катя мне почитает, пока не засну, а потом, может, и к вам вернется. Нет, не беспокойся. Со мной все в порядке, – повторила она. – Завтра увидимся.

– Может, врачу все-таки завтра приехать? – не унималась я. – Не нравится мне ваше состояние. Ни с того, ни с сего – и вдруг такое ухудшение! Это неспроста.

– Конечно, неспроста, – согласилась она. – Завтра об этом поговорим, сейчас сил нет.

Сил у нее и правда не осталось, так что вскоре она задремала. Я выключила верхний свет и включила ночник возле кровати, после чего решила, что сегодня не оставлю свою подопечную без присмотра. Несмотря на спокойное дыхание, мне ее состояние не нравилось. Я будто видела, что старуха с косой подошла к ней вплотную, гораздо ближе, чем в день моего приезда в Антониновку. А ведь в последние дни такого и близко не было. Значит… Я не знала, что это значит, но решила быть начеку. Сходила в свою комнату, наскоро умылась, переоделась и, прихватив постельные принадлежности, вернулась в комнату Антонины Петровны. Ее комната была гораздо просторнее моей, а удобный диван не шел ни в какое сравнение с узенькой кушеткой, на которой я иногда позволяла себе валяться днем. Машинально закрыв за собой дверь на задвижку, я подошла к постели больной, взяла ее за руку и нащупала пульс. Он стал более ровным и наполненным. Антонина Петровна сквозь сон улыбнулась. Что ж, теперь и мне можно вздремнуть. Однако мой сон был беспокойным, несколько раз я просыпалась и подходила к кровати Антонины Петровны, то она заворочалась, то что-то сказала во сне. Один раз мне показалось, будто кто-то пытался открыть дверь. На какое-то мгновение почудилось, что я в Прасковьином доме, даже шаги различила, но, похоже, у меня опять начались галлюцинации. Лишь под утро я уснула по-настоящему – крепко и безмятежно.