Он так и не вспомнив цену на водку, зато вспомнил жалобы Тигрыча на старшую сестру, которая приторговывает медицинским спиртом. Но это ещё ладно, – старшая сестра не продавала спирт больным, точнее, не попадалась на этом. А вот санитарки продают самогон своей выгонки пациентам, почти без оглядки на состояние и диагноз.

– Так что, если охранники захотят, они смогут вполне достойно набраться и на эту тысячу, даже не выходя за территорию больницы, —пришёл в своих вычислениях к окончательному выводу Константин Сергеевич, и, ловким щелчком послав окурок в урну, направился к запасному входу в больницу. Он должен был зайти ещё в неврологическое отделение.

Заведующая отделением Анна Михайловна, или Анечка, как он позволял себе её называть, была невысокая, кругленькой женщиной, с аппетитными формами. Анечка достаточно часто старалась показать своих пациентов Константину Сергеевичу, а иногда, что особенно не нравилось ему, приглашала без серьёзных на то причин. Нет, она не стала бы беспокоить его из-за какого ни будь пролетария-алкоголика. Но, если пациент что-то из себя представлял и был в состоянии её «отблагодарить», или наоборот – мог в последствии доставить ей неприятности, она по возможности старалась подстраховаться и вызывала колдуна на консультацию. При этом безбожно врала: «Ой, это моя подруга детства – посмотрите, пожалуйста. Ой, это мой двоюродный дядя».

На Константин Сергеевича она всегда смотрела снизу вверх, взглядом полным обожания и восхищения, сложив кисти рук домиком на груди. Точь-в-точь, как это сделали бы истинно верующие, на проявление божественного чуда. Говорила она с Константин Сергеевичем всегда быстро – быстро, переливающимся, как весенний ручеёк, южнорусским речитативом. Если руки не были заняты построением «домика восхищения», то она, начинала поглаживать его предплечье, одновременно стараясь прижаться оттопыривающимися из-под обтягивающего халата пирамидками грудей. Но, когда рядом Константина Сергеевича не было, душечка – хохлушечка, часто превращалась в нечто совершенно другое. Взгляд становился тяжёлым, с подозрительным прищуром. А голос начинал напоминать карканье ворона на старом кладбище. При этом слова она роняла медленно и веско. Об этих метаморфозах Константин Сергеевич прекрасно знал, но каркающей и роняющей слова, она была в основном с подчинённым персоналом, но ни в коем случае не с ним – с таким милым и замечательным. Ведь именно только таким, – милым и замечательным, можно было себя чувствовать под её ласковым взглядом, которым она одаривала Константина Сергеевича.

С пациентами же она проявляла свою третью ипостась – внимательного, уверенного и достаточно строгого доктора.

Персонал, давно уже привык, что в присутствии Константина Сергеевича, они из Петровых, Ивановых превращались в Любочек и Верочек, а вот пациенты, услышав от строгой докторши обращение: милочка, или зайчик, зачастую недоумённо таращились: «С чего это вдруг?».

Стоило Константину Сергеевичу открыть сейчас дверь, и оказаться в коридоре неврологического отделения, как дежурная сестра, поздоровавшись, тут же выбежала из-за стола, заскочила в одну из палат и, буквально через мгновение, появилась с Анной Михайловной. Та быстро прошла навстречу, освещая окружающее пространство белозубой улыбкой, значительно опередив деликатно приотставшую медсестру.

– Константин Сергеевич! – пропела она, – заждались мы, уже и волноваться начали. Смотрю, у него вот-вот приём начнётся, а всё нет и нет. Думала, – закрутился, забыл про нас!

С этими словами, обдав дорогим парфюмом, подошла к нему настолько близко, что кроме упёршихся в него грудей, он почувствовал и прижавшийся к нему животик. Свои ладошки она положила к нему на плечи. Он же левой, свободной от трости рукой, приобнял её за талию. В виде живой композиции – «пара влюблённых в медленном танце», они и продолжали разговор.

– Ну что вы, Анечка, как я мог забыть про вас!

В больнице давно уже, как о само собой разумеющимся, говорили о них, как о любовниках. Конечно же, как никто другой, он абсолютно точно знал – это только слухи, но они были столь упорны, что, как шутя думал Константин Сергеевич – даже он сам начал сомневаться. В своё время, «повёлся» на показное расположение к нему Анечки, и стал было строить планы по переводу их отношений в «горизонтальную плоскость». Тем более, его подзуживал, а иногда и откровенно подталкивал к этому Тигрыч, рассказывая, в нарушение врачебной тайны, о том, что муж Анечки – полный импотент.

Но Константин Сергеевич с большой долей подозрительности подходил к выбору новых пассий, и тем более удваивал осторожность, если тема касалась человека, с которым в последствии придётся работать вместе. Серьёзно смущал ещё и тот факт, что Анечка – женщина в «самом соку», яркая и внешне очень сексапильная, вешается на мужчину намного старше.

– Возможно, она своим женским началом ощущает, что его телу намного меньше лет, чем указано в паспорте, – размечтавшись, предполагал Константин Сергеевич.

Для полного выяснения такого важного для себя вопроса он решил призвать «колдовские» способности. Во время очередных, специально затянутых «обнимашек» с плотным контактом, он задействовал свой дар. Результаты были убийственны и с неумолимой ясностью показали, что Анечка к нему, как к мужчине – ну совершенно равнодушна!

– Как же так? Тогда, в чём дело? Неужели, она просто «троллит» старикашку? – задумался «приземлённый» колдун.

Вопрос его очень заинтересовал, и он решил дальше продолжить исследования.

Сложившиеся близкие отношения, позволили ему, присев однажды рядом за столом в её кабинете, накрыть Аничкину нежную ладошку своей рукой, при этом, якобы отстранённо, смотреть в окно. Она в этот момент говорила по телефону и, только однажды, почувствовав что-то необычное, коротко и тревожно взглянула на Константина Сергеевича, но быстро успокоилась, и как ни в чём небывало продолжила разговор.

Через несколько минут он знал всё, что хотел. Затем показав ей на часы, – опаздываю, с извиняющейся улыбкой вышел из кабинета. Ему нужно было обдумать увиденное.

Анечка была практически фригидна. Виной тому психологические травма, или какой-то особенный сбой нервной системы – он не знал. Но разбудить в ней отзыв было достаточно трудно. И ещё – особые отношения к нему, являлись или хитростью, или просто формой проявления страха перед колдуном.

При наблюдении за поведением приматов в зоопарке замечено: если самочка обезьяны увидит в своей клетке вновь появившейся и пугающий её предмет, или незнакомого и тоже вызывающего опасения служителя, то в этом случае, самочка подбегает к новой опасности, поворачивается задом, предлагая воспользоваться ей, и, таким образом, завоевать расположение напугавшего объекта.

Этот древнейший инстинкт, заложенный в самочках приматов, наверное, и заставлял Анечку постоянно прижиматься к Константину Сергеевичу – по крайней мере, он выбрал именно такое объяснение действиям Анечки.

Подобная форма поведения была достаточно типична для многих, и зачастую далеко неглупых женщин, но именно для чувственных самочек. А вот фригидным – совершенно несвойственна. И откуда тогда взялись эти Аничкины повадки: как бы невзначай прижиматься к мужчине, поглаживать по плечу, заглядывать в глаза поощрительно улыбаясь?

Получалось, что у Анечки эти, свойственные именно чувственным женщинам повадки, сформировалась ещё в молодости, и только затем что-то произошло, но сложившийся стереотип поведения с мужчиной, которому хочешь понравиться, или от которого что-то нужно – не изменился. И, по-видимому, нынешняя фригидность Анечки и импотенция её мужа, о которой поведал Тигрыч, как-то взаимосвязаны. Как говориться: «Две стороны одной медали».

Константин Сергеевич, разобравшись с побудительными мотивами Анечки, разложил для себя ситуацию на плюсы и минусы.

В плюсах: положение с сексом у него хотя было и не полностью запущенно, но организм требовал большей предсказуемости и регулярности, а не от случая к случаю, как сейчас. Конечно, хотелось бы ещё и новизны. Анечка с регулярностью могла помочь. Ну и с новизной тоже…, первое время.