Боги, у Алисанны хотя бы был дракон. Не поздоровилось бы Джейхейрису, вздумай он ее провоцировать.

Когда он подписал завещание, провозглашавшее Эйгона его единственным и законным наследником, Принцем Драконьего Камня, законнорожденным сыном, а также письмо в Штормовой Предел, сообщающее о грядущем прибытии под знаменем мира и согласия, она дала ему воды. Она положила ладонь на голую кожу его головы, почувствовала, как под пальцами пульсирует жар. Он словно горел в пламени. Рейгар бормотал что-то о ночи, и он был прав – уже загорались первые звезды.

– Еще сонного вина, – велела она служанке, которая послушно кивнула. – Пусть его величество отдыхает. Я не буду мучить его понапрасну.

Мучить – да. Понапрасну – нет. Она не верила, что возмездие можно было найти на поле боя, даже на том, которые все называли самими семью преисподними, а Роберта и Рейгара – демонами, сражающимися в них, но то, что он переживал, она не пожелала бы никому. Упасть с такой высоты. Он был… он до сих пор остается королем. Он держал их всех на одной ладони, и вместо того, чтобы обезопасить Вестерос, он позволил всему просочиться сквозь его пальцы, подобно песку. Что хорошего в обещанном пророчествами герое, если нет королевств, которые надо было объединить и защитить? Что хорошего в нитях судьбы, когда какой-то мальчишка походя перерезает их? Он мог бы больше ей доверять. В большем признаваться. Она не мешала бы ему. Она могла бы ему помочь найти лучший путь. Рейгар не хотел ее помощи. Он хотел быть правым. Он хотел верить, что одинокий, любящий читать мальчишка, которому нравились песни и легенды, и звезды, мог стать тем, кого все запомнят, тем, кто повернет рулевое колесо. Кто спас их всех. Он хотел верить, что ярость его отца, боль его матери, медленно угасающий свет его семьи, что все это было не зря.

Она могла ему посочувствовать, даже теперь. Жизнь его была не простой. Но и ее тоже. Она доверяла ему. Ради него она вступила в змеиную яму. Она давала и давала, и давала. Он не отплатил ей добром. Она хотела всего-навсего его уважения, чтобы он ценил ее. Не любви и страсти. И даже этого он дать ей не смог. Теперь было слишком поздно. Вот с чем он их оставлял. И ради чего? Ради мальчика-бастарда, о котором никто не думал, что он проживет и неделю? Брандон Старк, мертв, Джон Коннингтон, мертв, Герольд Хайтауэр, мертв – список можно было продолжать и продолжать. Бесчисленные другие, безымянные и безликие, но мертвые или умирающие, или искалеченные. Ради слепой и глупой войны, которая никогда не должна была начинаться.

Она ужинала со своим дядей.

– Эйгон останется здесь, с тобой и Элис. Инис и Ларра уедут в Росби с Рейнис. Тирелл будет охранять город. Он проследит, чтобы будущее маленькой Маргери оставалось в безопасности.

Младший ребенок Мейса Тирелла появился на свет два месяца назад. Здоровая маленькая девочка с каштановыми кудрями и прекрасной улыбкой, сообщили из Хайгардена. Само собой, так сообщили бы даже если бы она родилась карлицей с рогами. Элии сейчас было неважно. Главное, чтобы Тирелл оставался верен.

– Я должен тебя сопровождать, – начал он, мрачнея лицом.

– Ты член Королевской гвардии, должен охранять короля. Будущего короля, – она заставила себя проглотить еще кусочек фазана. – Нимелла поедет со мной. Люди Дорана уже там. Ты можешь сам выбрать моих телохранителей, дядя. Я не поеду без защиты.

– Это глупо. Было бы лучше подождать, пока они…

– Я уже достаточно ждала. Я не стану ждать, пока Красный замок развалится вокруг меня. Корона не должна выглядеть, как напуганный кролик, ожидающий стрелы, – она отодвинула тарелку, ее живот закрутило. – Чего мне ждать? Пока мой муж сделает меня вдовой? А что потом? Штормовые земли восстанут снова, Ланнистеры придут на их зов, Север перекроет Перешеек и оставит нас на произвол судьбы? Примчатся ли Талли и Аррены нам на помощь? С этим надо разобраться. Сейчас. Или за нас разберутся другие.

– Ты можешь попасть в ловушку Баратеонов…

– По крайней мере, это случится на моих условиях, – взорвалась она. – Боги, они хотя бы скажут, что я пыталась, дядя. Если случится худшее, – она поколебалась, потом заставила себя продолжать. – Ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы короновать Эйгона. Ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы отправить Рейнис в Дорн к Дорану. А остальное оставим на волю Семерых.

Некоторое время он смотрел на нее, потом кивнул.

– Как угодно вашему величеству.

Она почти захотела обойти стол, упасть в его объятья и заплакать, но она королева, а он рыцарь, и она не могла в одну минуту ему приказывать, а в следующую обнимать. У Левина Мартелла были глаза его сестры, черные и блестящие, оценивающие и понимающие. Он мог быть ей недоволен, но она думала, часть его ей гордилась.

– Спасибо, добрый сир, – сказала она как можно искреннее, и позволила ему проводить ее в ее покои. У дверей он задержался

– А Визерис? – спросил он, почти неожиданно.

Элия напряглась. Она надеялась, что он забудет.

– Визерис поедет со мной, – сказала она, заставляя себя смотреть на него.

– Понимаю, – сказал Левин. Он открыл для нее дверь. – Спокойной ночи, Элия.

Они оба знали, что ночь вряд ли будет для нее спокойной.

========== Лианна VIII ==========

283 З.Э. – Королевская Гавань

Лианна не присутствовала при отбытии процессии королевы по направлению к Королевскому Лесу и Штормовым Землям, но она слышала радостные вопли, звуки открывающихся ворот, топот копыт лошадей и их ржание из Девичьего Склепа. Ее все еще охраняли, но она мало это замечала с тех пор как спала ее лихорадка, и она снова смогла сидеть, пить и есть. Мейстер Харис говорил, что она еще не может делать ничего более утомительного чем пара коротких прогулок в день, но она уже чувствовала себя сильнее, здоровее. Девочка, которую она видела в зеркале перед судом Брандона пропала. У женщины, которая теперь смотрела на нее, было длинное, худое лицо Старков, и в ее холодных серых глазах не было и следа влюбленности или разбитого сердца.

Отец однажды сказал ее братьям, что мальчик не стал мужчиной, пока не отложил детские игрушки и не взял в руки меч, щит и лук. Пока он не научится, что у действий есть последствия, и не увидит, как другие процветают или страдают от них. Если мерить так, то очень многие мужчины все еще дети, подумала она. Она не знала, что это значило для женщин. По словам многих, она не была ребенком с того момента, как у нее пошла первая кровь. Но это случилось, когда ей только исполнилось тринадцать, она еще была полудикаркой, игривой и веселой, которой интереснее было скакать вокруг Винтерфелла, чем танцевать с красивыми юными лордами или сидеть и заниматься вышивкой.

Она не сбежала бы с Рейгаром в тринадцать, она это знала. И в шестнадцать она бы тоже не была им заворожена. Когда она встретила его, ей было четырнадцать, а сейчас ей было пятнадцать, но месяцы сейчас летели так быстро, как никогда не было, когда она была маленькой. Скоро ей будет шестнадцать, потом семнадцать, восемнадцать, а потом пройдут и все остальные годы ее жизни. В ненависти, сожалении и желании другого, и что за добро ей все это принесет. Роды могли ее убить. Если бы она оставалась в Башне Радости, убили бы. Рейгар не взял туда с собой мейстера. Если бы она забеременела в первую же ночь, что они провели вместе, чтобы тогда случилось с ней?

Ты бы умерла, ответила она себе. Ты была бы мертва, похоронена под грудой камней где-то в Дорне, а твой ребенок… Что ж, он был бы похоронен вместе с тобой, или увезен прочь каким-нибудь королевским гвардейцем. Может быть, они привезли бы его сюда, чтобы Рейгар назвал его законнорожденным принцем между убийствами Роберта и ее братьев. Ее ребенок никогда бы не знал ее лица, ее голоса, ее сердца. Может быть, так было бы лучше для него. Когда она была маленькой, она никогда не притворялась, что куклы – это ее дети, она никогда не играла в материнство. Маленькие дети были для нее забавными и раздражающими созданиями, которых можно было потискать и подержать, но быстро позабыть о них ради чего-то более интересного.