Чего он не знал, так это того, что лорд Варис счел уместным просветить ее относительно сплетни касательно предложения от Утеса Кастерли Штормовому Пределу, проверку, не согласится ли Роберт Баратеон принять в жену некую львицу в обмен на поддержку ее людей в битвах. Как сказал об этом Варис? «Безостановочная преданность лорда Роберта несчастной леди Лианне очень трогательна, и весьма выгодна для нас».

Она задумалась, не предложил ли он в ответ Станниса. Тайвин был бы оскорблен этим, она была уверена. Что теперь осталось для его драгоценной дочери? И теперь говорят, что Станнис женился на Сванн, а Элберт Аррен на Вейнвуд. Что он сделает, отправит ее Грейджоям, Родрику или Марону? Он мог бы получить для нее Оберина, как бы дурно это не обернулось. Она оставила мысли о своем младшем брате. Должно быть, он уже вернулся в Дорн и жаждет крови.

– Я принес клятвы, – сказал Джейме, но его тон был не так резок, как раньше. Он выглядел как обиженный маленький мальчик. Боги, эти мужчины…

– Да, – сказала Элия. – Принесли. Как и ваши белые братья. Как по-вашему, они их сдержали? Они защищали невинных? Слабых? Женщин и детей? Посвятили ли они свое мужество и храбрость богам? Были чисты телом и душой? Делали ли они то, что было правильно? Или то, что было легче?

– Я могу сражаться, – спорил он. – Ваше величество, я могу сражаться за вас, позвольте мне остаться и отправиться на битву с Коннингтоном – я сам принесу вам голову Баратеона, я сокрушу повстанцев…

Она положила руку ему на плечо, словно старшая сестра. Он замолчал.

– Сражайтесь за нас, убеждаясь, что ваш отец отдаст нам своих солдат и свою верность, а не пришлет убийц посреди ночи, – сказала Элия. – Сражайтесь за меня, Рейнис, Эйгона, Лианну. Если чаша весов склонится в пользу повстанцев, скажите, милорд, как вы думаете, что сделает со мной и моими детьми ваш отец? С почетом отправит в Дорн? А леди Лианне? Думаете, она покинет Красный замок живой?

Он ничего не сказал, отвернувшись.

– Мальчики едут в битвы и сокрушают разбойников и повстанцев, спасая плененных дам, – тихо сказала она. – Мужчины меняют ход войны браками, письмами и золотом. Это тяжелый урок, но вам нужно его выучить.

– Вы говорите, как мой отец, – он снова повернулся к ней, солнце сияло в его глазах и на его золотых волосах.

– Возможно, – сказала она, легко и печально улыбаясь. – Но вы не ваш отец, и я знаю это, потому что вы были добры к девочке, у которой немногое осталось.

========== Лианна VI ==========

283 З.Э – Королевская Гавань.

С самого суда Лианне снились странные сны. Сначала она думала, что это было из-за сонного вина, но она не принимала его уже месяцы. Не с тех пор, как узнала о ребенке. Мейстеры волновались, что сонное вино приводит к уродствам, иначе его давали бы женщинам на родильном ложе. Теперь в снах она винила ребенка. Это не были кошмары. Кошмары у нее бывали и раньше. Она помнила, как однажды забралась в постель Неда, когда была маленькой девочкой четырех или пяти лет, до того, как он уехал в Орлиное Гнездо. Брандон был ее защитником, а Бен – лучшим другом, но только Нед мог утешить ее там, где нельзя было все исправить ударом меча или шуткой.

Нет, эти сны не заставляли ее проснуться с криками и стонами. Со слезами, возможно, но не всегда от ужаса. Ей снилось всякое. Иногда ей снилось, что она вернулась в Винтерфелл, но все было по-другому, больше или меньше, чем она помнила, или пахло иначе, или замок бывал пуст и заброшен, ее шаги эхом отдавались в пустых коридорах. Однажды ей приснилось, что она отчаянно искала богорощу, чувствуя, каким-то образом, что должна добраться до нее, прежде чем… Она не знала, прежде чем что, но когда она наконец нашла выход и открыла ворота, то нашла только обугленные пни и пепел. Она чувствовала вкус дыма на языке и, каким-то образом, ощущала от этого боль.

Иногда ей снилась Башня Радости. Иногда она была там совершенно одна, запертая в самой высокой комнате, глядя в окно на Красные Горы, глядя, как их вершины и склоны пожирает огонь, несущийся вниз, к долине. Иногда рядом с ней был Рейгар, игравший ей на арфе, но она никак не могла разобрать слов, и чем громче она кричала ему, чтобы прекратил, выслушал ее, что им грозит опасность, что они погибнут, если не выберутся, тем громче он играл, и музыка была одновременно усыпляющей и томной, и резкой и неблагозвучной, и это не прекращалось, пока она не выпрыгивала из окна, и красный песок поднимался ей навстречу

Сегодня ей не приснились Винтерфелл или Башня Радости, ей снилась снежная буря. Она думала, что была на Севере, молила, чтобы это был Север, но не была уверена. Все вокруг было белым и кружилось, ветер бил ее по лицу, забираясь под ее тонкую рубашку, но хотя она должна была уже быть замерзшей и обмороженной, она достаточно чувствовала свои руки и ноги, чтобы продолжать идти. Ее волосы снова были длинными, доставая ей до талии, словно плащ на морозе, и она шла через снег босой. В ее руках был охотничий нож. Ее нож, тот, что отец подарил ей на двенадцатый день рождения. Она могла нащупать волчью голову на рукояти. Она была теплой, почти горела в ее руках.

Она не знала, куда идти, но были видны следы красной крови, сияющие сквозь снег, и она шла за ними, прежде чем их занесет. Он шла за кровью. Наконец она заметила сквозь ослепляющий снег и жестокий ветер отдаленную темную тень. Она шла медленно, почти прихрамывая, но когда увидела это, ее словно что-то пронзило, и она побежала вперед, как можно быстрее, поскальзываясь и скользя в снегу. Она должна была ее догнать. Должна была догнать. Тогда все будет хорошо, подумала она. Она будет в порядке, если догонит это. Она пробивалась вперед, сжав зубы, и наконец начала подбираться, пока фигура не стала более заметной. Какое-то большое животное. Люто… Нет, волк. Это волк, знала она, она видела волков раньше. Этот был больше обычного, но он шел медленно, хромая, видела она. Это объясняло кровь. Лианна не могла остановиться. Она шла вперед.

Это могли быть минуты, это могли быть часы, но волк начал хромать все сильнее, пока не упал с тихим поскуливанием в снег. Лианна почувствовала, как по ее обветренному и обмороженному лицу пробежала улыбка. Наконец-то, наконец-то… Она упала на него, почувствовала дыхание под его плотной сбившейся шерстью, увидела боль в его глазах. Если она убьет его и освежует, то сможет согреться его мехом. Или съесть мясо с его костей. Она была так голодна, так замерзла и отчаялась. Она не думала, нож прорезал его горло, и она вложилась в удар со всей силы, разрезая твердую плоть. Волк едва пошевелился, но из его шеи не полилась красная кровь. Вместо этого ее ударил странный сладкий запах, и она в ужасе отстранилась, глядя как из него полились сгнившие розы, черные и голубые.

Они покрыли ее руки, и она в неверии поднесла их к глазам. Когда она снова посмотрела на волка, он исчез. Она закричала и поднялась на ноги, но его нигде не было. Не было крови. Не было роз, только те, что гнилыми и склизкими пристали к ее рукам. Она зарыдала и попробовала вытереть их о рубашку, но они не пропадали. Она упала на колени в снег, и его холод теперь колол ее, она чувствовала, как немеют пальцы на руках и ногах.

– Вернись, – попыталась она крикнуть. – Пожалуйста, вернись… – но на ветру не раздалось звука. Она не слышала воя вдали, как бы не прислушивалась.

Тень пролетела над ней, огромная и темная, и она посмотрела вверх и открыла рот, чтобы закричать…

В подушку. Лианна с ужасом проснулась. Она приподнялась на четвереньки, сжимая пальцы в мягкую постель. Снаружи было до сих пор темно, должно быть уже миновала полночь, но до рассвета было далеко. В ее животе было знакомое и все же такое странное ощущение, она положила на него руку. Один из мейстеров предположил, что она беременна уже шестнадцать недель. Может быть, это уже шевелился ребенок, это странное, почти порхающее чувство, что она испытывала последние несколько дней, а может быть это было просто воображение. Ей говорили, что многие матери не чувствуют своих детей даже до пятого месяца.