⁃ Это Максим бабушку свою поехал поздравлять с Днём Победы!

Поглощённый происходящим, Григорий не сразу заметил пожилую соседку.

– Она войну медсестрой прошла, потом его растила, пока мать неизвестно где пропадала. А сейчас он о ней заботится. Хотя после Афгана и нелегко ему, но оптимизма не теряет.

Распутин стоял поражённый увиденным и услышанным. В голове не укладывалось, как инвалид может ещё о ком-то заботиться вместо того, чтобы ждать помощи от других.

А из парадного доносилось «Не обижайтесь девушки, но для солдата главное, Чтобы его далекая любимая ждала…».

Эта случайная встреча уничтожила все коммерческие планы Григория, развернув его самого на 180 градусов в направлении госпиталя для ветеранов войн, с твердым намерением помогать таким пацанам, как Максим, а может и самому подпитаться у них непреодолимой жаждой жизни. В лихую годину потрясающих людей родит земля русская, в назидание живущим и для укрепления духа приунывших.

И вот он, параллельно с учебой, два года практикует на Народной улице, не переставая удивляться, сколько “лётчиков маресьевых”, “талалихиных”, “гастелло” скромно и незаметно живут среди простых смертных! Впрочем, незаметно – до поры до времени, пока не придет та самая минута…

Вчера, в ходе подготовки к операции, Григорий увлеченно слушал байку военного моряка. “Капраз”, как он сам называл своё звание, про небывалый и, наверно, единственный случай атаки гражданским судном боевого корабля в мирное время.

В конце восьмидесятых, когда правящая ещё советская, но уже горбачёвская элита демонстративно забила болт на военных, пошли они на новейшем атомном подводном ракетоносце в испытательный поход. Случился с ними по военно-морским и всем прочим понятиям неслыханный конфуз – затухли оба реактора, и АПЛ с позором потеряла ход. Они продуваются, всплывают и встают в дрейф. Как говорится – все, приплыли тапки к берегу…

Случаев подышать воздухом у подводников очень мало, потому что АПЛ никогда не должна быть обнаружена вероятным противником ввиду особой секретности, ну и вообще…

Первыми пришли корейцы, за ними – японцы. Американцы тоже не заставили себя долго ждать. Сначала прискакал эсминец, затем крейсер, а под занавес – целый линкор.

Наши совсем приуныли, позор на всё НАТО и на всех супостатов! А наш надводный флот сопровождения где-то шляется. Тут американский линкорийный кэп, воодушевленный горбачевскими прогибами под Запад, делает контрольный в голову. Он, гад, взял и вывесил сигнальными флагами: ПРЕДЛАГАЮ СДАТЬСЯ. Прикололся над капитаном-подводником и всем советским флотом. Капитан бросился в рубку к радио. “Где, где, я вас спрашиваю, наше уважаемое командование, вся наша поддержка в конце концов??? SOS, всем, кто рядом! Берут в полон, ироды!”

Ближайшим кораблем оказался рыболовецкий сейнер, такая малюсенькая посудинка, не в обиду рыбакам будь сказано, по сравнению с линкором – блоха. И это “насекомое” решительно направилось к кодле НАТОвских кораблей всем своим шестнадцатиузловым ходом.

Первыми, обладая хорошей исторической памятью, стали сваливать корейцы и японцы. Они всё правильно поняли, потому что у русского сейнера висели сигнальные флаги ИДУ НА ТАРАН. И этот маленький кораблик, с пятнадцатью русскими мужиками и капитаном во главе, попёр на линкор, на бандуру, о которую разбился бы, как яйцо. Только погромче. Линкор начал манёвр уклонения. Разошлись чудом. Сейнер ещё и погнался за ним. А не надо прикалываться над нашими!

“Злые языки потом говорили, – вздыхал капраз, – что линкор и “сопровождающие его лица” свалили вовсе не из-за крохотного судёнышка. Вражеские радары побледнели от количества поднятой по тревоге советской морской авиации. Но подводники видели то, что видели. Поэтому, когда сейнер, отогнав Седьмой флот США и его союзников от советской АПЛ, гордо шествовал мимо подводного крейсера, вся команда во главе с капитаном подлодки выстроилась на палубе, отдавая воинскую честь гражданскому кораблику.”

Вот эти духоподъемные истории живых людей и были тем спасательным кругом, удержавшим Распутина на плаву среди безнадёги и безвременья, давая силы не спиться, не скурвиться, не сорваться в бездну и не только жить самому, но и помогать выживать другим.

Помочь выжить – оптимистичные слова. Жаль, не всегда получалось. Распутин хорошо помнил самый драматический день своей госпитальной службы, начавшийся, впрочем, вполне безмятежно и обыденно… Лекций в то утро не было и сразу после тренировки, не успев даже позавтракать, курсант схватил сменку, скатился по лестнице и порысил к подземке.

Рядом с метро гуляла бабушка – божий одуванчик. Хорошо, если ростом по плечо, дорожки песком посыпала. Вдруг к ней подошла девица и что-то спросила. Бабуля энергично ответила, размахивая своей тростью. “Убить такой клюкой – раз плюнуть,” – подумал тогда Григорий. Девица, просветлев лицом, что-то передала старушке и радостно убежала в указанном направлении. Пожилая женщина, довольная, повернулась к курсанту лицом, а у неё на груди плакатик: "Справки по городу. 100 рублей". “Вот так частное предпринимательство проникло в среду строителей коммунизма,” – усмехнулся про себя Распутин, спускаясь по бесконечному эскалатору.

Неправда, что русским ненавистен дух предпринимательства и индивидуализм. С этим в России как раз всё в порядке! Таких высоких качественных заборов больше нет нигде в мире, даже на погостах, где делить уже и нечего. На ста квадратных метрах покоится с десяток центнеров самых причудливых оградок. Желание обнести забором свой личный мир, спрятать его от окружающих – обратная сторона вынужденного коллективизма, без которого на суровых бескрайних отечественных просторах не выжить. «Один в поле не воин», «Одна рука и в ладоши не бьет», «Даже лес шумит дружнее, когда деревьев много». Это тоже всё наше. Мудрость, сформированная агрессивной внешней средой, выносящей безжалостные приговоры одиночкам. Нет, не мы такие, осознанно коллективные. Жизнь такая. Если где-то в Европе остановиться около сломавшейся машины заставляют привитые нормы вежливости, то в Сибири – обязательный к исполнению суровый закон выживания, уменьшающий количество безвременно почивших. Но как только необходимая и достаточная дань общинности привнесена на алтарь Отечества, русские, в свободное от коллективной работы время, строят свой уголок, воздвигая вокруг него “китайские стены”, отдыхая за ними от социума, навязчивого своим вниманием, как стая диких обезьян.

На выходе из метро разместился кусочек Китая – живой пример коммерческой смекалки. Раньше, с незапамятных кооперативных времен, тут, точно напротив налоговой, стоял небольшой отечественный ларек со всякой ерундой, типа сигареты-шоколадки-пиво. Так как других торговых точек рядом с налоговиками не было, люди, видимо, часто спрашивали в ларьке, нет ли ксерокса, или где его можно найти поблизости. На торговой точке сначала появилось объявление "Ксерокса нет", потом "КСЕРОКСА НЕТ!", следом – "КСЕРОКСА НЕТ!! И мы НЕ ЗНАЕМ где есть". Из последних – "Ксерокса НЕТ И НЕ БЫЛО НИКОГДА!! На вопросы "Где есть? " – не отвечаем", "Штраф за вопрос о ксероксе 10 000 р." Григорий с интересом наблюдал эволюцию этих объявлений, пока ларек не купил китаец. На второй день там стоял плохонький копировальный аппарат, через месяц – большой цветной, а ещё через полгода вокруг ксерокса вырос небольшой центр цифровых услуг с принтером, сканером, моментальным фото, услугами электронной почты и простейшей закусочной. На работу китаец приезжал уже на подержанном “джипе большом широком”. Как же его звали? Забыл… А ведь помнил… Он затормозил около Григория, одарил своей фирменной улыбкой на 32 китайских зуба, половина из которых – фарфоровые, в очередной раз пообещал познакомить со знатоками китайской медицины и унёсся по своим коммерческим делам, а курсант прибавил шагу – на дежурство опаздывать не хотелось.