– Протухла нА небе вечерняя заря. Заглох в лесу стук дятла-долбо@ба. Уходит время в сумрак нахрен зря. И дни летят как шлюхи с небоскрёба! – громко декламировал Юрка, ожесточенно работая рулём, педалями и ручкой переключения скоростей.

– Ты не опрокинь нас, поэт-цветик, – прикрикнул на водителя Григорий, – разухарился тут.

К нужному дому подъехали только через двадцать минут, вдоволь попетляв по дворам-переулкам, убедившись, что никто не догоняет. Возле подъезда Григорий осведомился:

– Зонд и воронка есть в сумке?

– Конечно, – кивнула Алина, – а что?

– Ничего. Проверил, ты со мной или еще там, у ларьков. Идём “на отравление”.

В квартире на кухне сидел упитанный 18-летний парень. В сознании. Глаза на мокром месте, во взгляде отчаяние, безнадёга, тоска и "предчувствие близкой мучительной смерти".

Вокруг него крутилась мама.

– Сыночка, ну зачем же ты так? Ну будет у тебя ещё любовь. Не стоит она того, чтоб вот так вот поступать! А обо мне ты подумал?

– Здравствуйте. Скорая помощь. Вызывали?

– Да-да, здравствуйте, – засуетилась женщина, – вызывали. Проходите, пожалуйста. Вот видите – наглотался какой-то гадости, а всё из-за этой стервы!

– Ма-а-м, ну не начина-а-ай!

– Будем промывать желудок, – нехорошо улыбнулся парню Распутин. – Так! Мама! Приготовьте нам ведро теплой воды и пустой тазик.

Увидев в руках Алины желудочный зонд, к которому она прикрепляла воронку, и садистско-флегматичную физиономию фельдшера, парень изменился в лице. Появилась тревога за своё здоровье и жизнь в целом. Про несчастную любовь он, видимо, если и не забыл, то мысли о ней явно отошли на задний план.

– Что вы собираетесь делать? – спросил он тревожно.

Распутин повернулся к нему. В одной руке – зонд, в другой – спрей с лидокаином.

– Вот этот шланг надо проглотить. Ты ещё не знаешь, как ты это будешь делать, но я тебе помогу. Открывай рот! Та-а-ак… Сидеть!!!..

После промывания парень сидел грустный-грустный, но держался. Нюни не разводил. Алина, собирая вещи и сочувствуя, решила поговорить с ним.

– Ну вот и нафиг тебе такое счастье, чувак?

– Да дурак, блин! Она мне "кровь свернула", у меня "флягу закусило". Ну я на эмоциях горстью таблеток и закинулся.

– Стоп! – вскинул глаза Григорий, молча заполнявший карту вызова. – А что за таблетки-то?

– Я не знаю, – ответил “Ромео”. – Вон там от них баночка осталась…

В шкафчике на полке стояла пластмассовая упаковка из-под таблеток. На ней красовалась надпись "СТОП-ИНТИМ" и нарисована кошечка в розовых перьях….

По лестнице спускались молча, пока Алина не изрекла задумчиво:

– Даже если и вернётся к нему его девушка, есть ли теперь в этом смысл?

Ответить Григорий не успел. Все слова застряли в горле. Около их машины стояли две знакомые тонированные девятки и четверо “братков”, вид которых не предвещал ничего хорошего. «Быстрая походка, глаза безумные» – это про них. Общая черта настоящих отморозков – взгляд, наполненный злой, радостной энергией и хорошее настроение. Во времена, когда можно всё, люди быстро сбиваются в размножающиеся стаи. В таких группах низменные качества характера развиваются быстрее и проявляются сильнее. Ищут любую возможность с кем-нибудь "бескорыстно" разобраться. Самый желанный результат разборки – силами двух-трёх человек накинуться на одного с криками «вали его!!!» и высший изыск для правильного отморозка – попрыгать по голове лежачего, стараясь нанести сильный удар каблуком, чтобы череп треснул. Такая перспектива явно грозила Юрке. Хоть он и забаррикадировался в РАФике, эта “крепость” могла пасть в любую секунду, как только бандота начнет бить стекла. Те, однако, не торопились переходить к силовой части, ржали, наслаждались моментом, наблюдая за растерянной Юркиной физиономией, и сально шутили на счет его будущего.

– А ну-ка, Алиночка, давай мне сумку, а сама быстро к лифту, закрой глаза, зажми руками уши и открой рот…

– Но Григорий Иванович…

– Выполнять, дура! – шикнул на растерянную девчонку Распутин, доставая из сумки своё НЗ – две гранаты “Заря-2” и перцовый баллончик.

Гопники на шлепок гранаты об асфальт отреагировали, как и положено откосившим от армии, уставились на лежащую на земле чёрно-белую хреновину и даже нагнулись, чтобы лучше её рассмотреть, поэтому последующие самые интересные минуты своей жизни они пропустили. На свежем воздухе грохнуло неожиданно тихо, но вспышка была настолько сильной, что у некоторых, особо впечатлительных граждан, произошла непроизвольная дефекация. В числе “некоторых” оказался и Юрка, не ожидавший такой “подлянки” от “шефа”.

Этих минут Распутину хватило, чтобы помочь впасть в забытьё самым устойчивым, проколоть шины на девятках, затолкать в РАФик визжащую Алину, сдернуть с водительского кресла плохо пахнущего Юрку, объехать продриставшуюся кучу-малу любителей турецкого пошива и свалить, наконец, из гостеприимного двора, предаваясь мрачным размышлениям по поводу происшествия.

“Теперь, суки, точно найдут!”- колотилась в голове тоскливая мысль. На милицию надежды – ноль. Она сама боялась или была в доле. Значит надо скрывать следы. Первым делом – спрятать машину, а потом думать, как жить дальше.

– Юра! Ты говорил, у тебя есть жестянщик от Бога!

– Ну да, говорил, – Юркин голос из салона звучал с изрядной долей удивления, – а что?

– В официальном сервисе или сам по себе?

– Да куда ему в официальные с его запоями! В гараже ваяет.

– Ну тогда я ему подгоню работенку, – усмехнулся Распутин и направил РАФик к ближайшему посту милиции, перегородившему дорогу бетонными блоками, – завтра съездишь на автобазу, скажешь, что поцарапал, побожишься, что всё восстановишь за свой счёт. И прекрати там сопеть. Лучше быть засранцем, чем покойником.

– Да-а-а-а, неаккуратно получилось, – протянул сильно помятый гаишник, разглядывая рваный шрам на железном теле “Скорой помощи”, протянувшийся вдоль всего борта. Оформлять-то будем?

– Да кому нужны эти бумажки? Всё равно за свой счёт ремонтировать, – вздохнул Распутин, укрывая курткой хлюпающую Алину. – Слышь, командир, медсестричку нашу до дома добросьте, а то ночь уже…

– Сделаем, док, – кивнул командир экипажа, – мы что-ж, без понятия разве? Сами такие…

– Всё, Алина, дуй в машину к стражам закона. Приедешь домой – чаю с малиной, аспирин и в постель. А завтра – заявление “по собственному” и в стационар, если сердце просит практики.

– Григорий Иванович, – всхлипнула начинающий медик, – да что ж это творится? Будто война какая..

– А это и есть война, без всяких дураков, – зло сплюнул Григорий, – только необъявленная…

Историческая справка:

Смешно сегодня читать умиляющиеся рассуждения о том, какой доброй была советская молодёжь. «Я очень хорошо знаю нашу молодёжь. Я регулярно смотрю телевизор» – как гордо заявила Агнесса Ивановна из фильма «Курьер». Юмор этой сцены сегодня не ясен. А тогда он был понятен любому. Советское телевидение и реальная молодёжь существовали в параллельных вселенных.

«Братки 90-х» появились не на пустом месте. Питательная среда для них была сформирована ещё в 70-х. Официальная власть, недалекая и косноязычная, своей фальшивой приторной и притворной говорильней про добро и человеколюбие, своей ложью про коммунизм уже вот завтра, сформировала поколение тех, кто ненавидел само слово «гуманизм». Дело оставалось только за малым – дать этим молодёжным группам идею, что бить морды друг другу не просто так, а за бабло. И понеслось….

В конце 80-ых и начале 90-ых ТВ пропагандировало всё. Появились сериалы, якобы повествующие о проблемах молодежи, а на самом деле разъясняющие что такое наркотики, как находить и употреблять. Особенно врезался в память эфир «До 16 и старше» и аналогичной программы для тинейджеров, где показывали: вот это – баян и ложка над огнем, его колоть сюда, но это очень плохо, это “фу”, ребята, так никогда не делайте. А это травка, ее раскуривают вот так вот, но это ай-яй-яй, негодяи наркоманы, "фу" на них. Драгдилер обычно выглядит вот так – но вы к нему никогда не подходите. Надо ли говорить, что после таких передач маховик наркоторговли и наркомании так закрутился, что затормозить его смогли в лучшем случае к середине нулевых.