Все последующие наши встречи происходили исключительно в его апартаментах. Первые недели я всё ещё была напряжена до предела из-за резкой перемены в лице своего бойфренда: прежде он был едва ли не самым бедным из всех парней, которые когда-либо ухаживали за мной, теперь же он был до неприличия богат, в то время как я оставалась собой. И моё напряжение лишь подпитывалось чрезмерными попытками Байрона расслабить меня: роскошные ужины при свечах, огромные букеты роз, невероятные платья из натурального шёлка – всё это ввергало меня в пучину непривычной мне обстановки, из-за чего рядом со своим парнем я вдруг начала на постоянной основе чувствовать себя не в своей тарелке. Порой даже я чувствовала себя в буквальном смысле тусклой, если не сказать посредственной, на фоне того блеска, который разливался и отражался от выбравшего меня мужчины. Психологическое давление было ужасным, но в итоге я его по чуть-чуть переборола, решив, что этот парень стоит моей борьбы с собой же. Но и на это моё решение прямым упором повлиял именно Байрон. Возможно, он замечал мои страдания, вызываемые диссонансом, который представляли наши два совершенно полярные друг другу, но вдруг столкнувшиеся лоб в лоб мира, поэтому он решил что-то предпринять и сделать это максимально быстро, пока нить моего терпения ещё не лопнула, после чего я неизбежно начала бы отдаляться от него, что вполне могло бы закончиться разрывом наших тогда ещё только начинающихся отношений. Я была растеряна, поэтому тогда мне показалось, что таким образом он пытается в быстром порядке предоставить мне почву под ногами, равновесие, необходимое для здорового развития наших странных отношений, но сейчас я понимаю, что и тогда он лишь пользовался моей уязвимостью. Он предложил мне съехаться. Переехать к нему. Прошло всего лишь две недели с момента нашего знакомства, одна неделя с момента обнародования той части правды, которую он захотел мне предоставить. Я его окончательно перестала понимать… Он говорил, что безумно влюблён в меня, а я смотрела в его глаза и не понимала… Мне и вдруг съехаться с мужчиной?! Шок сменился весельем. Потому что такое предложение могло меня позабавить и только. Естественно я отказалась, но я не ожидала того, что этот вопрос станет для Байрона столь острым. Он неожиданно чрезмерно сосредоточился на том, что “его женщина должна жить с ним”, однако он упускал из внимания тот момент, что подобный напор меня хотя и веселил, но и нешуточно пугал. В итоге, в один из бурных вечеров, он заставил меня пообещать ему, что я подумаю над этим его предложением, но шло время, его напор не ослабевал, а моё нежелание трогаться с места никуда не уходило. Было совершенно очевидно, что я не хотела торопить развитие событий, Байрон же напротив буквально с головой ушёл в непонятный мне марафон. Он словно гнался за чем-то, чего я никак не могла рассмотреть и, соответственно, понять… Однако в итоге я, конечно, всё поняла. Просто слишком поздно.

Для того, чтобы ускорить процесс моего соглашения жить с ним, Байрон решил начать пичкать меня информацией о себе и своей жизни, до сих пор бывшей покрытой для меня завесой тайн. Так я в достаточно сжатый срок узнала достаточно сжатую информацию о его семье: его семья богата, отец является основателем успешного мебельного бизнеса в Канаде, а он, как наследник компании и правая рука отца, пытается распространить успех семейного бизнеса на территорию США, из-за чего и прибыл в Бостон в начале лета – проверив потенциальную, целевую аудиторию, он пришел к выводу, что этот город отлично подходит для старта реализации его смелой затеи, в результате чего решил обосноваться здесь до тех пор, пока не “добьётся успеха на малых территориях”, после чего он рассчитывал взять Нью-Йорк. Помимо бизнеса и отца, у него ещё имелись мать и сестра. Сестра была старше него на три года, и благодаря тому, что пару лет назад она вступила в благополучный брак с неким известным канадским банкиром, Байрон уже год как являлся счастливым обладателем очаровательной племянницы, фотографий которой у него на телефоне было в десять раз больше, чем собственных. Взамен на эти откровенности я рассказала ему о своей семье: у меня есть родители, старшая единоутробная сестра, от которой у меня имеются уже взрослые племянники, оба парни, и ещё у меня есть старший брат, от природы получивший карликовость, из-за чего его рост составляет всего сто сорок сантиметров. Так как Байрон поделился со мной рассказом о своих тёплых отношениях со своей сестрой, я тоже рассказала ему о своей крепкой связи с Астрид и Гриром. То были времена обмена информацией, моменты сближения, проникания в прошлое и понимания настоящего… Так мне казалось и потому неудивительно, что я в итоге расслабилась. Когда думаешь, что узнаёшь в человеке близкую душу, это может расслаблять…

Я хорошо помню даты, связанные с Байроном. Потому что все они каким-то странным образом совпадали с каким-нибудь отдельно значимым для меня событием.

Впервые я увидела мать Байрона первого ноября – она приехала на следующие сутки после дня рождения Байрона, чтобы поздравить его с двадцать шестым годом его жизни. Ни я, ни, как сразу же выяснилось, сам Байрон – никто не ожидал её появления, и потому всё с первого же момента нашей встречи пошло комом.

Тридцать первого октября мы с Байроном не смогли провести весь день вместе, виной чему были какие-то его срочные дела в его всё ещё остающемся для меня смутно понятном бизнесе, зато весь вечер и всю ночь мы провели вместе. В честь его дня рождения я подарила ему дурацкую фенечку, на плетение которой у меня ушло без малого двое суток, шоколад в форме сердец, тоже собственного приготовления, и ещё чудовищно дорогие запонки, купленные мной в ювелирном салоне “RioR” – эти мелкие побрякушки обошлись мне в целую месячную зарплату! Идя на такую серьёзную затрату при отсутствии работы, я вынуждена была вычесть необходимую сумму из сбережений, которые откладывала на протяжении четырёх лет, и потому заранее прозондировала почву для столь рискованного подарка: я видела, что у Байрона имеется целая коллекция запонок и зажимов для галстуков, бо́льшая часть которой принадлежала именно бренду “RioR”, но я даже не подозревала, сколько подобные безделушки могут стоить…

Больше всего ему в итоге понравилась фенечка.

Той ночью мы пили вино, закусывали моим шоколадом, который, к моему удивлению, у меня получился очень даже недурно, и позже занимались сексом. Помню, что я засыпала под слова Байрона о том, что он жалеет, что познакомился со мной уже после моего дня рождения – он обещал мне, что в следующем году устроит в честь этого знаменательного дня такой праздник, о котором я всю свою жизнь буду помнить… И ведь в итоге он почти сдержал своё обещание.

На следующее утро мы проснулись одновременно, но постель покинула первой я. В который раз надев на себя очередную рубашку Байрона, я сонно поплелась в сторону уборной, но вдруг остановилась посреди гостинной из-за неожиданности, поразившей меня, словно гром среди ясного неба: посреди комнаты стояла неизвестная мне женщина. На вид ей было лет пятьдесят пять, она была немногим выше меня, её коротко стриженные волосы были пепельными от седины, а глаза такими светло-голубыми – казалось, они способны были пронзить до самых костей, – что я сразу поняла, что она носит контактные линзы. На женщине был надет белый кардиган, вся же остальная её одежда, включая массивные и оттого очень броские браслеты на тонких запястьях, была выполнена в тёмно-сером цвете. Даже небольшой чемодан на колесиках, который стоял позади неё, тоже был серым.

Ситуацию почти сразу прояснил Байрон. Выйдя из спальни с голым торсом, он удивлённым тоном произнёс одно-единственное слово, мгновенно пригвоздившее меня к полу: гвоздём стало слово “мама”.

Машинально оттянув на себе мужскую рубашку, опасаясь того, что она может недостаточно прикрывать моё нижнее бельё, я сразу же почувствовала, как краска начинает заливать моё лицо.