Я пойду-войду в ручей…
Она стоит по колено в ледяной, принесенной с гор воде и не решается сделать шаг на покрытый инеем берег. Река плещется вокруг колен, лижет отвороты сапог, кольчуга давит на отвыкшие от нее плечи, и на той стороне… больше не ее земля. Ее руки не дрожат, и ресницы не прячут вдруг ставшую такой бесполезной сталь глаз. Она знает, что на той стороне… ни осталось ни одной живой души. Она могла бы поднять все паруса и умчаться далеко на восток, на одиноко затерянные среди синих вод острова и дальше, в край падающих звезд. Она не двигается с места.
Брошу в воду я тоску,
Приложу росу к виску.
Она сжигает свою любовь вновь и вновь в пламени незатухающих свечей. Читает один свиток за другим, вычерчивает одну дюжину рун за другой, творит одно заклятье за другим, но так и не может спалить это чувство дотла. Рыжий Зверь уходит в новый бой, и она не закрывает тяжелый гримуар, пока не слышит во дворе ― в кольце окружающих единственную башню стен ― знакомые шаги и звон прячущегося в ножны, закаленного в драконьей крови клинка. Она знает, что проснется наутро с тяжелой головой, совсем не готовая нести обретенную мудрость ждущим ее ученикам. Знает… что он не поймет ее молитв Единому Богу. С каждым годом пропасть между ними становится всё глубже.
Знала, что собьюсь с пути ―
Пропасть в брод не перейти.
Дни в ее королевстве становятся всё короче. Идущая с севера буря заметает проложенные в полях тракты и протоптанные в лесах тропинки. Сковывает сизым льдом рвущиеся из берегов реки и звонкоголосые ручьи. Терзает заледеневшие яблочные ветви в садах белокаменного замка. Птицы кричат о черных тенях, рыщущих по ночах в заметенных снегом лесах. Дриады плачут под ударами невидимых королеве топоров. Она приказывает собрать в стенах белого замка всех, кто способен поднять оружие. И дать Северной Ведьме последний бой. Она не знает, права ли, но не посмеет бежать.
Приведи его ко мне
Ярым оком!
Погребальный костер пылает вновь, и она кричит и воет от ужаса в сотне миль от него. Сколько бы ни минуло лет, сколько бы дочерей ни родила она мужу, носящему точно такое же распятие на груди, сердце ее рвется за языческим пламенем Зверя Мерсии. Верный ворон прячется среди ветвей, глядя на поднимающийся к небу дым, и она падает на колени в своей ― их ― башне, когда спускающийся навстречу дыму туман обретает очертания другой женщины. Она царапает пальцами каменный пол, взывая к нему в своих молитвах ― Годрик, Годрик, Годрик! ― но так и не слышит в ответ призрачного «Ровена». Она знала, что так будет. Еще когда выбрала путь христианства, отказав себе в языческом посмертии. Туманы Авалона не откроются перед ней. Она и не хочет этого. Она молчит, когда верный ворон садится ей на плечо, сжимая в когтях пряди ее подернутых сединой белокурых волос. Ей нужно прочесть еще несколько книг. Нужно больше знаний. Больше… мудрости. Когда умерла ее последняя надежда на любовь.
Я прикинусь полыньёй,
Волчьей ягодой-травой.
В отблеске последних солнечных лучей золото ее волос пылает рыжим пламенем драконьего дыхания. Кровь Гейла, Победившего Дракона, всё еще сильна, всё еще кипит в жилах его потомков, увенчанных алозубым королевским венцом. Ей не победить в этом бою, ее королевство разбито на тысячи ледяных осколков, но она лишь салютует мечом в ответ на насмешливое «Здравствуй, Лилиана». Не отвечает. Слишком много чести для Северной Ведьмы. Она больше привыкла танцевать на пирах и пить сладкое нарнийское вино, но сегодня на мраморных плитах замка звенят в вальсе смерти стальные каблуки латных сапог, а на языке горчит кровью из потрескавшихся от мороза губ. Она даст этот бой, потому что ничего другого уже не осталось. Потому что королевы уходят, не склонив головы.
По следам твоим пройдусь….
Под конец Ровене не остается ничего, кроме памяти. Ничего, кроме книг и редкого прикосновения к стене, хранящей в каменной глубине детский смех и грозный львиный рык. Ничего, кроме печали в таких же усталых глазах Хельги. Их башне суждено вырасти в прекраснейший из замков, но они этого не увидят. Им кажется… что их башня лежит в руинах. Салазар покинул их первым ради нечеловеческого могущества. Годрик ушел в блеске славы, не дожидаясь, когда уже не сможет поднять клинок на защиту Альбиона. Согнувшаяся от старости Хельга сжигает на погребальном костре мужа и старших дочерей, погибших в очередном бою, и точит под треск пламени затупившийся топор, чтобы наконец повернуть его против собственного народа. Ровена хоронит в глубине бескрайнего леса свою единственную дочь, совершившую ту самую ошибку, от которой Ровена бежала всю жизнь. Ровена слишком мудра, чтобы умереть из зависти или любви. Ровена… завидует этому. Уже не может вспомнить ни того, как звучал его басовитый смех, ни того, как вспыхивали темным пламенем янтарные глаза за мгновение до того, как в его руках рождался Адский Огонь. Но завидует. И душит это чувство вновь. Даже его любимое заклятье обращается против нее. Она уходит иными тропами, согласная даже на Ад, лишь бы наконец забыть и эту любовь.
Сердце в пепел обожгу
Ярым оком!
Сталь звенит и покрывается инеем под каждым новым ударом. Лилиана знает, что ей осталось недолго. От смыкающейся вокруг замка метели стынет кровь в жилах и воздух в легких. Даже будь она в силах сразиться с этой ведьмой на равных, та всё равно обратила бы ее в лёд раньше, чем лишилась бы собственной головы. Лилиана не боится. Никто от крови Гейла не ведает страха, и пусть ее называли лишь Лебедью, в последние для нее закатные часы она будет сражаться коршуном. Не спрашивая, почему Лев оставил их, почему пала столетья хранившая их яблоня. Почему ни их вера, ни изначальная магия не уберегли от этой беды. Должно быть… так было нужно. Королева не ропщет. Королева уходит с обнаженным клинком и гордо поднятой головой, даже если колдовской лед жжет ее сильнее пламени.
Знала, что собьюсь с пути ―
Пропасть в брод не перейти.
Крылья в помощь призову
Ярым оком!
Ровена проживает вдвое дольше отмерянного людям. Несет свою мудрость всё новым и новым ученикам. Не останавливается ни на мгновение, чтобы не вспомнить ненароком о погребальном костре и могиле в глубине Запретного Леса.
Лилиана умирает на закате своего двадцатого лета. Последняя королева от крови Франциска и Гейла, оборвавшая лебединую песнь с ударом ледяного клинка в самое сердце Нарнии. Израненная. Замерзшая. Непокоренная.
Комментарий к Лебедь и ворон
Лилиана Белая Лебедь ― легендарная королева Нарнии, прославившаяся своей красотой. Принадлежала к старой династии нарнийских королей и жила до воцарения в стране Белой Колдуньи. Говорили, будто она была так прекрасна, что, когда она смотрела в какое-либо озеро или пруд в лесу, её отражение сияло на воде подобно звезде ещё целый год и один день.
========== Яд и клык ==========
Комментарий к Яд и клык
Виконт ― Шесть стихий
https://music.yandex.ru/album/7718608/track/53824832
TW: Упоминания инцеста.
Безмятежный покой
На холмах раскинул свод
Те сменяются вересковыми пустошами и отвесными обрывами. Омутами раскинувшихся среди гор гэльских озер, что звала фьордами пришлая северная ведьма, и разливами полноводных мерсийских рек с зеленоватой, пахнущей тиной водой. Белоснежными скалами, крепостной стеной окружившими землю, которой они дали имя.
Альбион.
Холмы тянутся на много миль на юг и запад, но на севере мгновенно обращаются барханами белого песка. В жаркие летние месяцы солнце иссушает эту землю до глубоких трещин, и в раскаленном воздухе непрерывно кружится пыль. Но от бурных рек, спускающихся из далеких горных глубин, тянутся всё новые и новые каналы, орошая раскинувшиеся по их берегам поля. Земля пылающих богов и клинков не боится обыкновенного солнечного жара.
