На колдуна-бритта смотрят с подозрением. Священники напоминают себе, что его мать из саксов, но отворачиваются с презрением на лице каждый раз, когда он входит, гордо расправив плечи, в чертог короля Мерсии. Его волосы — темное пламя, растекающееся по плечам и груди на зависть половине мерсийских девиц, его глаза — темный янтарь, вспыхивающий искрами в глубине зрачков, а борода заплетена в короткие косички, словно в подражание бородам данов. Он чужак из диких валлийских земель, совсем непохожий на саксов и наделенный силами, каких не должно быть у простого смертного. Годрик Гриффид, прозванный Зверем Мерсии, знает, что в войне язычества с христианством он занимает не ту сторону.

Загустела в морях вода,

Превратившись в кровь.

Его правление нарекут Золотым Веком. Его победы будут описывать в стихах и длинных балладах, не зная, сколько крови и огня скрывается за песней о сражении в горах Эттинсмура. Ему будет казаться, что у Нарнии есть еще один король. Тот, что убивает без жалости всех посягнувших на его хрупкий мир. Его золотая корона залита кровью, но никто этого не видит. Никто, кроме его брата. И его королевы.

Веди, мой король. Я стану за правым плечом, как брат твой — за левым. Я поддержу руку с мечом, если она ослабнет.

Его Дом назовут Домом храбрецов и героев. Его Шляпа будет веками слагать песни о доблести и рыцарстве, зовя на смерть всё больше и больше чародеев. Древние рукописи исказят его имя и саму суть. Оставят в строках легенд лишь образ вождя, каким он никогда не был, стирая ненужную, слишком человеческую ненависть и любовь. Змеиный шепот друга и волчий рык почти брата. Перезвон золотых украшений в длинных светлых волосах и спускающийся с холмов непроглядный туман.

Я Скаль Фиэн, чужак. Я сама выбираю себе мужчин. Докажи, что достоин меня, и я пойду за тобой даже в самое безнадежное сражение.

Дети войны, дети беды.

Почему этот мир вам так мил?

Скроет вода ваши следы.

Короли Золотого Века исчезнут в чаще леса, чтобы однажды стать Королями Древности и вновь броситься в бой. Чародеи-язычники погибнут в сражениях с данами и обратятся пеплом на погребальных кострах, чтобы ступить на тропы в туманах Эмайн Аблах и уже никогда не вернуться в мир живых.

Как победить, как уберечь

Этот сумрачный мир от вороньей орды?

И вы снова идёте сюда

Дети беды.

Верховный Король поднимет меч за короля тельмаринцев, зная, что тот не отстоит Нарнию в одиночку. В непоследний раз, в непоследний бой. Он не прочь умереть за чужую землю, но судьба свернулась в кольцо, и он будет возвращаться вновь.

На смену одним великим именам придут другие. Продолжат плавиться мечи и ломаться волшебные палочки. И старая Шляпа вновь спросит в огне свечей и шепоте тумана над черным озером:

Дом Салазара обещает вам власть.

Хельги Дом поднимает щиты.

Отрешитесь ли вы от суеты?

Иль готовы ударом встретить напасть?

Готовы ли следовать каждой букве закона?

В Доме Ровены, где находят приют мудрецы.

Огни свечей задрожат лишь на долю мгновения, разгораясь сильнее и ярче, но тот, кто знает, куда смотреть, легко разглядит в них багровое Адское Пламя.

Или, может быть, вы, храбрецы, —

Раскаленный клинок Альбиона?

========== Арфа и топор ==========

Комментарий к Арфа и топор

Использованы две песни группы «Мельница»: «Шелкопряд» и «Волчья Луна».

Руна Хагалаз, на древнескандинавском называемая Хагалль, символизирует град (как резко отрицательное стихийное явление) и разрушительность стихии в целом.

Хельхейм — обитель великанши Хель, скандинавское подобие Ада.

Нифльхейм — земля льдов и туманов, дословно «Обитель туманов» и крайне неприятное место, поэтому в скандинавской мифологии туман — это скорее отрицательное явление. В то время как в ирландской в тумане проложены тропы в потусторонний мир сидов, поэтому для ирландских колдунов туман — явление наоборот положительное. (Конкретно для моих колдунов, о чужих судить не берусь.)

Вайда — си­няя крас­ка, по­луча­емая из рас­те­ния с та­ким же наз­ва­ни­ем и ис­поль­зо­вавшаяся кель­та­ми для на­несе­ния на ко­жу та­ту­иро­вок и вре­ме­нных узо­ров.

Осторожно, у нас тут почти лавхейт.

Послушай, похоже опять нашла меня беда,

Я ее отвести не сумела.

Ты знаешь, меня заливает песня, как вода,

Сквозь перила ажурные тела.

Королева Нарнии перебирает струны арфы медленно, будто лениво и напевает старинную арченландскую балладу тихо и мелодично. Никто не гремит кубками и не стучит каблуками по грубому каменному полу главной залы Анварда. Каждый смотрит завороженно на игру света в черных косах королевы. И только принц видит в этом блеске отражающиеся от бескрайних барханов солнечные лучи. Королева поет, будто не зная, что ее красота стала причиной крови, пролитой у ворот этого замка, и дюжин могил на погостах двух королевств.

И вновь закат звенит зеленым,

И вновь сужаются зрачки,

Как сопрягаются клинки

Из звонкой пряжи раскаленной.

Дочь северного колдуна вонзает охотничий нож по самую рукоять, чувствуя, как сквозь железо и белую, украшенную рунами кость в ее руку перетекает сила умирающего животного. Никто не произносит ни звука и не поднимает глаз, пока Голубка Бури творит свое проклятье. Ни один из бесстрашных мужей не желает изведать силу этих чар на собственных костях. Море бушует, подвластное воле колдуньи, и поднимающийся северный ветер бросает ей в лицо переплетенную дюжиной косичек черноту волос. Колдунья смеется, когда первый драккар взлетает на гребень несущей его к землям энглов волны.

Неважно — крыло ли из арфы, арфа ль из крыла,

Песня тянет ночами суставы.

Королева берет неверную ноту, сбиваясь под пристальным взглядом принца. Без нее у него бы не было серебряного венца. Без него она бы лишилась своей золотой короны. Они обязаны друг другу, но королева не посмеет сказать этого вслух, помня, что их обоюдный долг скреплен невинной кровью.

Коль солнце пляшет в доме Пса,

Луна приходит к дому Волка.

Колдунья ступает на чужой берег первой, не слушая ропота мужчин за спиной. Без нее они потеряли бы два корабля в последнем шторме. Вычерченная между черных бровей руна Хагалль жжет кожу краской из ядовитых голубых ягод, и северная ведьма впервые чувствует чужое колдовство, когда видит сгущающийся над холмами густой белый туман. И для нее найдется достойный враг. Достойная жертва во славу госпожи Хельхейма.

Она солона, точно кровь, и так тепла,

И в покое меня не оставит.

Королеве мерещится ненависть в каждом взгляде. Шепот за спиной, осуждающий и проклинающий. Ее красоту, ее непокорность. Королеве давно нужен муж, а не брат, и ей чудится, будто прежде бывшие верными слуги готовы продать ее любому, кто уплатит достаточную цену.

И по хребту бегут иголки,

И горький дым застит глаза.

Колдунья кричит и ярится, слыша, как далеко разносится ее голос в белом тумане. Она ищет ненависти, которая оправдает ее жестокость. Она жаждет вырезать эти голубые глаза, чтобы они больше не смели смотреть на нее, как на женщину.

Нет покоя днем, не уснуть мне ночью,