Благородный мастер уже несколько недель пропадал где-то в недрах холмов, отделявших запад Нарнии от Арченланда и тельмарских лесов, восстанавливая вместе с дюжинами других мастеров коридоры одного из брошенных гномьих городов. Пока что самого далекого от Кэр-Паравэла. Доверие к нарнийским королям черные гномы обретали медленно и с трудом. Если вообще могли обрести даже его тень за каких-то пару месяцев.

— Я всегда рада видеть мастера Торкиля в нашем замке. Прикажите принести его письмо в мой кабинет. Я сама напишу ответ.

— Как будет угодно Вашему Высочеству, — поклонился фавн еще раз. — Так же мы получили послание от нашего посла в Калормене. Тархан Камран, регент в Ташбаане, если Ваше Высочество помнит, посылает вам и Ее Величеству дары в честь калорменского Осеннего Праздника.

Авелен кивнула вновь. Калорменский вопрос ныне стоял куда острее гномьего. Поскольку тисрок, в последние месяцы неожиданно проехавший чуть ли не по половине своей империи, увяз в боях с варварами-пустынниками где-то на южных рубежах, и от таких новостей, признаться, притих весь цивилизованный мир. Давно и прочно убежденный — как, впрочем, и сам Калормен, — что тисрок не может покинуть Ташбаана. Но у того, очевидно, было иное мнение на этот счет. Как и на всё на свете.

— Что ж, я полагаю, нам следует послать ответные дары в Ташбаан, Зулиндрех и Джаухар-Ахсану. Но я хотела бы обсудить это с Ее Величеством, прежде чем я дам вам свой ответ.

Мать, вероятно, согласится и, что еще важнее, уже знает, чем лучше задобрить самого тисрока, а чем — его жену, и чем — сестру и ее мужа, сражавшегося сейчас вместе со своим правителем и заодно бывшего главой его военного совета.

— Как будет угодно Вашему Высочеству, — повторил фавн, и впереди, за новым поворотом коридора, как назло, выросли распахнутые двери тронного зала.

— Вы не сопроводите меня, мастер? Я… так опрометчиво отослала свою свиту.

— Это честь для меня, Ваше Высочество, — согласился фавн, наверняка прочитав все ее мысли по лицу. И не найдя там и тени желания вступать в очередные разговоры ни о чем, с головой окунаясь в царящую в зале какофонию.

— Ваше Высочество! Ах, Ваше Высочество, позвольте заметить, что вы, как всегда, ослепительны!

— Благодарю, господин посол, — кивнула Авелен с застывшей на губах вежливой улыбкой.

— Ваше Высочество, позвольте предложить вам бокал вина!

— Если вас не затруднит, милорд.

— Ваше Высочество, я написал новую поэму в вашу честь! Не желаете ли послушать?!

— Почту за честь, мастер. Каждая строчка ваших стихов — произведение искусства, достойное быть увековеченным не только на пергаменте, но и в камне.

— Как и ваша красота, Ваше Высочество! Не сочтите за дерзость, но я всё еще молю о милости запечатлеть ваш лик в розовом мраморе!

— Ваше предложение очень лестно, мастер. Я…

— Подумать только, сколько у вас воздыхателей, Ваше Высочество, — раздался впереди чуть насмешливый голос, будто заставивший мгновенно умолкнуть все остальные, и Авелен едва не споткнулась о подол собственного платья. — Прямо не прорвешься. Знал бы, что так будет, прихватил бы с собой штурмовое копье.

Не может быть. Не… невозможно. Или всё же…?

Нет. Вот же он. Стоит. Улыбается. Сказать прямо, так просто зубоскальничает, довольный и растерянностью на лицах окруживших ее со всех сторон мужчин, и совершенно потрясенным выражением ее лица.

Авелен выдохнула со свистом, не видя ничего, кроме его лица — улыбки на губах, ехидных искр в серо-голубых глазах и кажущегося таким чужеродным серебряного обруча, всё равно не способного удержать непокорные белокурые волосы над лбом, — подхватила пальцами длинный путающийся подол и бросилась вперед, не думая о том, как это должно было выглядеть со стороны. Даже если оттолкнет, даже если посмеется…

Но вместо этого она влетела в его руки, не успев вовремя остановиться, почувствовала обхватившие ее лицо ладони и зажмурилась, не веря, что она… что они… что он и в самом деле ее поцеловал.

Время остановилось. Весь мир замер без движения, без единого звука, и попросту растворился, оставив лишь тепло его рук и губ и колкую ткань залихватски подпоясанного мечом камзола у нее под пальцами. На один удар сердца, два, три… А затем всё же вернулся с удивленным перешептыванием и заглушившим его веселым голосом матери.

— Корин! Я понимаю, что победа над северной ведьмой сильно сближает, тем более, что вы и прежде не были такими уж чужими людьми! Но на всякий случай, просто, чтобы ты знал: просить руки принцессы Нарнии следует несколько иным способом!

Авелен зарделась, едва отстранившись и поняв, что на них действительно смотрит весь зал. Но бежать — или хотя бы делать вид, что ничего не произошло — было уже поздно. Да она и не хотела. Совершенно.

— Виноват, Ваше Величество! — ответил, и не подумав смутиться, Корин, обернувшись на звук ее голоса и мгновенно найдя взглядом силуэт в алой парче и золотой маске. — Разрешите исправиться!

Мать качнула головой с высокой, блестящей дюжинами рубиновых шпилек прической — будто усмехнулась этим движением, зная, что они не могут увидеть ее лица, — и щелкнула пальцами, веля подать ей бокал вина.

— Разрешаю! И раз так, то выпьем же, благородные лорды и леди, за будущего короля и королеву Нарнии!

— Да Лев меня упаси! — парировал Корин быстрее, чем Авелен успела даже задуматься о том, чтобы возмутиться такой поспешностью. Хотя бы для виду. — Принц-консорт, и только! На большее я не согласен!

— Да хоть конюхом назовись! — отмахнулся Дан, как всегда стоявший по правую руку от матери. И под ее приглушенный маской смех. — Главное, что мы наконец-то дождались!

И засмеялся сам. И он, и прочие нарнийские лорды, и подававшие вино слуги, и даже растерявшиеся поначалу иноземные послы и рыцари. Кто же не знал, как яро Корин открещивался от короны Арченланда последние десять лет?

— Принц-консорт, значит? — хмыкнула вполголоса Авелен, не в силах сдержать ликующую, совершенно счастливую улыбку.

— Именно, — ответил Корин так же негромко, и ей вновь показалось, что мир замер без движения, стоило только взглянуть ему в глаза. — Или ищи себе другого дурака.

Авелен ответила не сразу. Подняла руку, коснувшись его щеки, вновь потянула к себе, и сама приподнимаясь на носочки, и выдохнула, чувствуя, что вот-вот расплачется:

— Ни за что.