Врагу не пожелаешь таких заботливых отпрысков.
— Корин… — пробормотал тем временем Кор, надеясь все же заставить брата передумать. Перспектива отправить его в логово змеи Кору не нравилась. Пусть Корин и бывал невыносим и порой вызывал у Кора желание придушить это ехидное белокурое чудовище, но он все-таки брат.
Корин отмахнулся. Правой рукой.
— Я возьму полдюжины человек и буду в Кэр-Паравэле через три, в крайнем случае четыре дня, если не случится… неприятностей.
— Так мало? — спросил Кор, нахмурившись с сомнением.
— Я не хочу привлекать к себе излишнее внимание. И не хочу ослаблять вас. На границе нужен каждый человек.
— Это хорошая мысль, — заметил король Лун. — Нам нужно знать, что творится в Нарнии. Из первых рук, — и добавил. — Не думаю, что Верховная Королева станет медлить в такой ситуации. Наверняка она уже… приняла меры.
Наверняка, мысленно согласился Корин. И не удивился бы, если бы жена Верховного Короля собственноручно взялась за меч и отправилась решать проблемы на месте. Решительностью и силой духа она не уступала мужу.
— Аланна в одиночку правит Нарнией уже десять лет, успешно сдерживая оборотней и великанов, — ответил Корин, отгоняя воспоминание о мягких даже на вид каштановых локонах и блестящей золотой маске, скрывающей лицо королевы от лба до самого подбородка. По руке потекла новая струйка крови и затерялась в рефлекторно сжатом кулаке. — Вздумай она промедлить хоть раз за эти годы, и уже давно сгинула бы вслед за Четверыми.
Комментарий к Глава первая
*панцербрехер — четырехгранный кинжал для пробивания доспехов.
========== Глава вторая ==========
Комментарий к Глава вторая
Скорпион — торсионный стреломет, выстреливающий болтами длиной до семидесяти сантиметров. Специальный штатив позволял наклонять и поворачивать орудие, меняя угол стрельбы. Дальность стрельбы доходила до двухсот метров.
Котарди — средневековая верхняя одежда, разновидность котты, позднее сменившаяся дублетом. Мужское котарди представляло собой короткую облегающую куртку с застёжками или пуговицами по центру переда, низким вырезом горловины и поясом на бедрах.
Рана выглядела прескверно. Голубоватый клинок рассек плечо наискось, разрубив и кольчугу двойного плетения, и плотный стеганный поддоспешник, и оставил глубокий разрез длиной в почти три дюйма. Который уже давно должен был перестать кровоточить. Аравис негромко цокнула языком — она тоже понимала, что с раной что-то не так, — плеснула на хлопковый платок чего-то бесцветного и терпко пахнущего и крепко прижала его к окровавленному плечу. Чуть нахмурила черные брови полумесяцем — даже изгиб бровей говорил о текущей в ее венах крови тарханов и тисроков, — увидев резко проступившие под кожей голубоватые вены, и положила узкую смуглую ладонь поверх сжавшейся в кулак руки.
— Терпи.
Как будто у него был выбор.
— Если это магия, — продолжила Аравис, — то неудивительно, что рана не хочет закрываться.
Иными словами, он имеет все шансы истечь кровью от обыкновенной царапины. Или, в лучшем случае, проходить с перевязанным плечом до самой зимы. Та еще… перспектива. Особенно, когда тебя называют «Корин Громовой Кулак» и в бою левая рука нужна тебе не меньше, чем правая. И как теперь, спрашивается, быть с теми, кто оказался менее удачлив и ранен куда серьезнее?
Нужно будет сказать Кору, чтобы вел обстрел из скорпионов и даже не думал вступать в ближний бой.
В ране словно что-то шевельнулось в ответ на эту мысль — мерзко, как точащий изнутри червь, и холодно, как осколок льда, — заставив прикрыть глаза на несколько долгих, будто протянувшихся вечность мгновений. Аравис заметила и придвинулась вплотную — шелком платья к хлопку нижней рубашки, мягкостью длинных невьющихся волос к коже, теплым смуглым лбом к щеке и линии нижней челюсти. Всё это — и шелк, и шпильки в едва заплетенных волосах, и темная хна на длинных ухоженных ногтях — казалось каким-то чересчур хрупким рядом с размахом привычных к доспехам плеч и грубостью кожаных штанов и высоких сапог. Хрупким и жарким, почти раскаленным в сравнении с тем холодом, что растекался под кожей от раны на плече.
— Знобит?
— Нет. С тобой тепло.
В сравнении с ней что угодно показалось бы холодным. И Корину всегда это нравилось. Не настолько, чтобы завидовать Кору, но достаточно, чтобы без зазрения совести ввязываться в драку со всяким, кто позволял себе косой взгляд в ее сторону. По первому времени таких было предостаточно. Всё же калорменская тархина в самом сердце Арченланда. Смуглая, чернокосая и с глазами изменчивого кофейного цвета, то почти карими на свету солнца, то совсем черными, словно пара ониксов, в минуты гнева или грусти.
Тархина, способная заворожить одним только взглядом. Поначалу ее считали едва ли не ведьмой. А спустя несколько лет уже бы сражались за нее в поединках не на жизнь, а насмерть, не будь она так близка к королевской семье и не превращайся Кор в растерянного сына рыбака всякий раз, когда видел ее. Неспособность связать и пары слов в присутствии Аравис говорила о его влюбленности лучше самых изысканных калорменских комплиментов. Корину тогда только и оставалось, что прикладывать все возможные усилия, чтобы удержать свой не в меру ехидный язык за зубами. Подтрунивать над таким искренним смущением братца было как-то… совестно.
Аравис не иначе, как знала, о чем он думает, и шутливо боднула его лбом в подбородок.
— Лучше бы ты остался.
— Он не настолько беспомощен.
— Кто сказал, — хмыкнула Аравис, — что я беспокоюсь за него? Это ведь не Кор любит устраивать рукопашные схватки с медведями.
— С говорящими медведями, — не преминул уточнить Корин, и она негромко рассмеялась, на мгновение прижавшись чуть к нему крепче. Корин отодвинулся нехотя. И так же нехотя поднялся, отворачивая левый рукав и расправляя на запястье смявшийся манжет. Аравис молчала. Смотрела, как он натягивает через голову тунику из тонкой темно-зеленой шерсти — недовольно закусывая нижнюю губу, когда раненую руку вновь будто кольнуло тонким ледяным лезвием — и надевает поверх тяжелое кожаное котарди, слабо звенящее пришитыми с внутренней стороны кольчужными звеньями на груди и спине. Аравис смотрела так, словно видела на его месте кого-то другого.
Она никогда их не путала. И не потому, что у одного были длиннее волосы, а у другого — мощнее шея. Аравис просто знала, с первого же мгновения понимала, кто их них Кор, а кто — Корин. Но теперь, бросив на нее случайный взгляд из-под упавших на глаза волос, Корин вдруг подумал, что Аравис вообще его не узнает.
— Что-то не так?
Аравис моргнула медленно, как бывает, когда человек слишком задумывается о чем-то своем и не сразу понимает, что к нему обращаются, и на ее губах появилась странная, почти вымученная улыбка.
— Ничего, — она поднялась с шуршанием нежного виноградно-фиолетового шелка и протянула руку к ждущим своей очереди ножнам с узким полуторным клинком. Корин не стал спорить и забирать у нее оружие. — Просто… ты напомнил мне… его.
Брата, сложившего голову в боях с мятежниками где-то на западной границе Калормена. Брата, лежавшего в земле уже двенадцать с лишним лет, в чьих доспехах Аравис бежала на Север от участи стать женой горбуна-визиря. Она не говорила о семье практически ничего, а они не спрашивали, с первой же попытки заговорить поняв, что подобные беседы ей неприятны и бередят старые раны. Порой Корину казалось, что Аравис уж слишком сильно старается доказать всем вокруг, что она оставила титул тархины в прошлом и не мыслит для себя иного дома, чем маленькое горное королевство, протянувшееся с запада на восток узкой полосой острых скал и крутых обрывов.
Но узлы на перевязи оружия она по-прежнему вязала калорменские. По привычке, сама не замечая, как пальцы складывают концы длинных потертых ремней в сложные петли. Ее не поправляли. В одной этой привычке — в узлах, которые едва ли получились бы у Кора, всё детство вязавшего одни только рыбацкие сети, и уж тем более не вышли бы у Корина — было столько настоящей, спрятанной глубоко внутри Аравис, что оно стоило всех косых и удивленных взглядов.