Нельзя.

Длинное, сужающееся к острию лезвие медленно вышло из ножен на предплечье. Без единого звука. Сердце у человека под защитой грудной клетки, и она плохо представляет, как правильно вонзить нож, чтобы мальчишка умер мгновенно. Сонная артерия проходит с правой и левой стороны шеи, но слева идет от дуги аорты. Потеря сознания через несколько секунд после ранения. Смерть — через несколько минут.

Раз. Два. Три. Так проще сконцентрироваться, словно это лишь глупая детская забава, прыжок в море с пирса или… Словно это какая угодно глупость, сделанная на спор, а не убийство.

На счет «три». Раз… Два…

Лезвие вошло в шею с мерзким хлюпающим звуком, освободилось с чавкающим, и кровь хлынула на подушку настоящим фонтаном. Признаться, это пугало и почти завораживало одновременно. Осознание того, под каким давлением кровь текла по человеческим артериям. И как легко было заставить ее вытечь до последней капли. Как легко было убить и умереть самой.

Назад. Осторожно. Внимательно следя, чтобы кровь не попала на мантию и сапоги и не оставила следы на светлом больничном полу. Но дождаться, замерев в проходе между койками, когда иссякнет этот страшный, алый даже в полумраке фонтан. Убедиться… что дело сделано.

— Порядок? — едва слышно спросил Майлз, когда она добралась до лестницы. Настороженно следил за малейшими изменениями в игре света от горящих под потолком магических ламп, а потому мгновенно заметил смазанный контур.

— Да, — ответила Джанет и поняла, что у нее дрожат не только руки, но и губы. — Осталось разыграть небольшое представление.

Она спустилась чуть ниже второго этажа — как он и советовал, — стряхнула дезиллюминационное и поднялась обратно. Затем сняла второе заклинание и пошла, цокая каблуками, к замершей на одной из белых скамей невысокой фигурке с шапкой коротких светлых волос.

— Алиса?

Голос прозвучал безупречно. И вид, надо полагать, был соответствующий. Испуганная женщина с широко раскрытыми глазами и трясущимися руками. Играть ей не приходилось. Перед глазами стояла растекающаяся по светлому постельному белью кровь, и в сотрясающей тело дрожи не было ни капли притворства. То, что нужно, чтобы ввести в заблуждение любого мракоборца, будь он хоть мужчиной, хоть женщиной. Профессиональная деформация немедленно призывала их защитить и успокоить любой ценой.

— А, — сказала Алиса, поднимая на нее глаза. — Ты уже знаешь?

— Да все знают, — пробормотала Джанет, не сомневаясь, что так оно и есть. И осторожно присела рядом. — Как он?

Играть не приходилось еще и потому, что… Фрэнк этого не заслуживал. Половина Пожирателей рассмеялась бы ей в лицо и назвала жалостливой дурой, но… Эта половина сама вполне заслуживала того, чтобы истечь кровью после удара ножом в шею.

— Пока не знаю, — ответила Алиса, вновь опуская голову и подпирая ее руками. — Гидеон разговаривает с целителями, а то я… двух слов сейчас связать не могу. Фабиан тоже здесь. На другом этаже. Ты… ты же не сказала Джульет?

— Да она того гляди родит. Не хочу, чтобы это было на моей совести. И потом… я знаю, что Джульс…

— Это неважно, Джанет, — совсем тихо сказала Алиса, опустив голову еще ниже. — Важно, что мы обе его любим. И если с одной из нас что-то случится, то вторая о нем позаботится.

— Я бы так не смогла, — честно ответила Джанет. Скорее уж выцарапала бы сопернице глаза. Хотя самым сложным для нее, пожалуй, было не глумиться над этой соперницей, когда она поняла, что победила. Она провела несколько лет, постоянно доказывая, что она лучше, что она любит сильнее, что она… нужнее, а когда наконец доказала, то искренне пожалела, что не может рассмеяться сопернице в лицо. В тот миг ей меньше всего хотелось изображать благовоспитанную леди. — Принести тебе кофе?

— Нет, — едва заметно качнула головой Алиса. — Я не хочу.

— Я посижу с тобой…

— Не надо. Спасибо, но… правда, не нужно. Иди домой, только осторожно.

Джанет помедлила, а затем осторожно положила руку на плечо в плотной серой рубашке с мужского плеча.

— Сообщи мне, если что-то изменится, хорошо?

— Ладно, — слабо кивнула Алиса. И повторила, попытавшись улыбнуться. — Спасибо.

Джанет надеялась, что теперь сможет спокойно уйти, но на лестнице, как назло, столкнулась с еще одним членом Ордена Феникса. Тот поднял на нее испуганные глаза и пролепетал:

— Мисс Ричардсон? Что вы здесь… Вам лучше уйти.

— Неужели? — сухо спросила Джанет. — И почему же, мистер Петтигрю?

— Здесь… мои друзья, мисс Ричардсон. Они очень… очень злы. Это из-за Лили, она… она беременна, понимаете? — лепетал паренек, глядя на нее снизу вверх. — И она, и Алиса, и поэтому…

— Я вас поняла, мистер Петтигрю, — по-прежнему сухо ответила Джанет. И чуть наклонилась вперед, понизив голос. — Хотите совет? Просто так, по… дружбе. Не болтайте об этом всем подряд.

Бестолковый мальчишка, кажется, был куда больше занят тем, что принюхивался к ее духам, чем слушал, что ему говорят, но послушно кивнул, как марионетка, и постороннился, давая ей пройти. Джанет спустилась на первый этаж, прошла к дверям, даже не обернувшись на негромкое «Всего доброго, мисс», и бросила, выйдя на улицу, следовавшему за ней Майлзу:

— Я домой.

Хлопок трансгрессии показался ей оглушительным в резко наступившей тишине засыпанных снегом гор. Джанет подняла глаза, прогнав мгновение нахлынувшей дурноты, и увидела среди белых хлопьев и черных в темноте стен горящий свет в кухонном окне.

Этого только не хватало.

Она поднялась на крыльцо, вошла в дом, но успела лишь сбросить мантию прежде, чем падающий из кухни свет заслонил высокий широкоплечий силуэт. Голос дрогнул и сорвался, как у нашкодившего ребенка, при одном только взгляде в темно-синие глаза.

— А ты чего не спишь?

— С тобой уснешь, — сухо парировал Антон, складывая руки на груди. Правую — заметно медленнее левой. — Сижу вот, жду, вдруг мне пришлют Патронуса с криками, что всё пропало и нужно вытаскивать тебя из Азкабана. Ну что, мэм, операция прошла успешно? Стерли память?

— Нет, — ответила Джанет, часто моргая, села на табурет возле вешалки и попыталась расстегнуть молнию на левом сапоге.

— Нет, потому что не получилось или…

— Нет, потому что пришлось его убить.

Проклятая молния не поддавалась, в горле стоял ком, и Джанет зажмурилась на несколько секунд, пытаясь дышать ровно и размеренно. Шагов — босыми ногами по полу, без привычного стука каблуков на его ботинках — она не услышала.

— Да уж, как я мог забыть, — меланхолично сказал Антон, опускаясь на одно колено и расстегивая левый сапог. — Слизерин — факультет хитрых и расчетливых. Вот объясни мне, дураку, зачем ты это делаешь? Да, и нож вернуть не забудь, он мне еще пригодится.

— А что мне оставалось делать? — с трудом выдавила Джанет, неловко сбрасывая сапог.

— Да в том-то и дело, что тебе — ничего. Или ты ждешь, что Беллатрикс тебе спасибо за это скажешь? Не скажет, и не надейся. Ей на тебя наплевать.

Молния на втором сапоге расстегнулась с тем же негромким вжикающим звуком, что и первая.

— Да ничего я… — слова давались с трудом, и перед глазами всё плыло, превращаясь в размытые цветные пятна. — Ничего я не жду.

Она сама не поняла, как стряхнула второй сапог, подалась вперед, сползая на пол и чувствуя под пальцами холодную гладкую ткань светлой рубашки, и уткнулась лбом ему в плечо в неловкой попытке спрятать лицо. Теплые сильные пальцы зарылись в волосы на затылке, перебирая завитые пряди, и виска коснулось горячее дыхание.

— Не надо, — даже голос звучал почти ласково, словно он говорил с бестолковым ребенком, — так делать. Это не твоя забота. Лестренджи должны были разобраться с этим самостоятельно, а не перекладывать ответственность за свои ошибки на тебя.

— Ты меня любишь? — спросила Джанет невпопад, поднимая глаза и безуспешно пытаясь унять дрожь. Обхватила обеими руками за шею, прижимаясь вплотную, и повторила: — Любишь?