История не имеет сослагательного наклонения, однако биография дяди в семейной хронике Яроцкого показывает, как могла сложиться его судьба при благоприятных обстоятельствах. Но жизнь А.С. Яроцкого пришлась на эпоху революций, Гражданской войны и массовых репрессий 1930-х гг. Алексей запомнил похороны жертв февральской революции на Марсовом поле в Петрограде, тогда он впервые услышал о Ленине от старшего брата.
А. С. Яроцкий унаследовал от дяди интерес к своей родословной. Бывая в Ленинграде, Александр Иванович разыскивал семейные реликвии. Главной его находкой была «царская грамота …за собственноручной подписью императрицы Елизаветы Петровны», где говорилось, что «…казак Миргородского полка Самойла Яроцкий» приглашен в Санкт-Петербург в императорскую певческую капеллу. А. С. Яроцкий гордился тем, что его фамилия «…фигурирует в истории реестрового казачества с XVII века» (ЛП. С. 12).
В ХIХ в. Яроцкие прижились в Северной столице, принадлежали к среднему чиновничеству, а в начале ХХ в. стали интеллигентами.
В мае 1917 г. Елена Карловна Яроцкая увезла сыновей на Украину, где в Лохвицком уезде Полтавской губернии жила ее сестра Эльза. Поездка отличалась от удобных путешествий дореволюционной поры: на вокзале толпились солдаты, вагоны были набиты битком, люди ехали на крышах.
Муж Эльзы Сергей Тихонович Никитин арендовал хутор Романиха, где создал фермерское хозяйство – «…процветающее капиталистическое предприятие, оборудованное по последнему слову тогдашней техники» (ЛП. С. 53). После прихода к власти большевиков хозяйство было разорено, а сам С. Т. Никитин скрылся. Он вернулся, когда Украину оккупировали немцы, отобрал свой скот и машины у тех, кто их присвоил, надеялся продать имущество и уехать в Австралию, но был убит.
В годы Гражданской войны продолжать учебу А. С. Яроцкому и его братьям удавалось урывками. Зимой 1917/1918 г. они учились в коммерческом училище, в 1919 г. семья сняла квартиру в городке Лохвицы, где была гимназия, но занятия там вскоре прекратились. Пришли белые, объявили о формировании добровольческой роты, и туда записался добровольцем Иван Яроцкий – старший брат Алексея. Несколько лет спустя семье сообщили, что Иван был ранен на Перекопе, эвакуирован в Варну, а потом оказался на шахтах Югославии. Больше сведений о нем не было, но Елена Карловна всегда помнила, что была матерью белогвардейца.
Став взрослым, Яроцкий пытался понять, почему офицеры, юнкера и студенты шли в добровольческую армию: интеллигенция надеялась после свержения самодержавия создать демократическую республику, летом 1917 г. состоялись свободные демократические выборы, но неожиданно большевики разогнали учредительное собрание и объявили диктатуру пролетариата.
В годы Гражданской войны мать Алексея и ее сестра с помощью своих пяти сыновей сумели создать на земле хозяйство, позволившее им не голодать. Помогло то, что С. Т. Никитин купил для семьи скромный дом с садом в городке Лубны. Землю для ведения сельского хозяйства разрешалось брать без ограничений, при условии обработки ее собственными силами. Здесь Алексей с 12 лет узнал, что такое каторжный крестьянский труд. Держали корову, которую он пас. Позже работал пастухом в совхозе, куда мать устроились поденщицей.
Осенью 1923 г. Яроцкие вернулись в полупустой после голода и эпидемии Петроград, Невский проспект поразил запустением: «…изредка проезжали обшарпанные извозчики, большинство витрин было заколочено, прохожих было мало…» (ЛП. С. 172).
Но возвращение в отчий дом было счастьем: сохранилась не только их квартира, но и мебель. Оглядываясь на прошлое, Яроцкий понял, что за годы Гражданской войны стал: «…одичавшим мальчишкой», растерял ростки культуры и знаний, полученных в годы учебы в реальном училище Кузьминой (ЛП. С. 174).
При отъезде на Украину мать сдала ценные вещи в ломбард, а вернувшись, узнала, что все было конфисковано. Ей с трудом удалось устроиться чернорабочей на бумагопрядильную фабрику имени Самойловой, до революции принадлежавшую ее дяде. Эта работа спасла семью от голодной смерти.
Алексей поступил в советскую трудовую школу № 192 на Петроградской стороне. Мать определила его в класс, созданный для детей из интеллигентных семей, сохранивших благополучие. Пятнадцатилетний Яроцкий не вписывался в этот коллектив, он «… имел довольно живописный для такого общества вид. На ногах чеботы, брюки заправлены в голенища, вышитая украинская рубашка…» (ЛП. С. 180). К тому же выяснилось, что Алексей испытывал классовую ненависть к благополучным сверстникам: годы тяжелого труда превратили его в пролетария. Однако слезы матери заставили подростка остаться в классе, он успешно закончил школу, несмотря на то что приходилось постоянно подрабатывать: пилить дрова учителям, носить их за 3 рубля в месяц по квартирам. Впервые смог купить себе френч за 10 рублей, когда получил 25 рублей за расчистку парка после наводнения 1924 г.
Алексей помнил составленный отцом список книг для обязательного чтения, где перечислялись Чернышевский, Писарев, Добролюбов. Но в школе ему встретился удивительный учитель литературы Иван Михайлович Андриевский – «классический тип дореволюционного русского интеллигента»: «…бледное лицо аскета, горящие глаза проповедника, длинный черный сюртук с университетским ромбом и полная отрешенность от мира сего» (ЛП. С. 184). Учителю было около 30 лет, он окончил в Сорбонне медицинский и философский факультеты, после 1917 г. в Петрограде получил звание профессора российской словесности. И. М. Андриевский привил ученикам вкус к творчеству Пушкина, Достоевского, Л. Андреева, символистов, Бунина, Гумилева, Есенина. Как теперь понятно, увлечение А. С. Яроцкого русской классикой объяснялось его литературной одаренностью.
Но при выборе профессии занятия литературой он не рассматривал: колебался, не поступить ли в Лесной институт. Предпочел экономический (хотел «изучить марксизм»), а в конце жизни сожалел, что не стал лесничим: мог бы оставить после себя посаженный лес.
Поскольку в школе Яроцкому лучше давалась гуманитарные предметы, ему пришлось заниматься математикой с репетитором, чтобы в 1926 г. поступить на экономический факультет Ленинградского политехнического института.
Алексей стал единственным из братьев, кто получил высшее образование. Материально ему помог выучиться брат Александр, который хорошо зарабатывал, так как работал литейщиком-формовщиком в литейных мастерских Мореходного техникума на Васильевском острове.
Сыграло роль упорство Алексея. Прожив год в общежитии (институт был далеко от дома), он понял, что там невозможно серьезно заниматься, и снял частную квартиру. Чтобы ее оплачивать, приходилось в каникулы, и зимой, и летом, подрабатывать на разных заводах. В 1927 г. – грузчиком в Ленинградском порту и чернорабочим на заводе имени Карла Маркса на Выборгской стороне.
Весной 1930 г. Яроцкий закончил институт. Его старший друг Николай Ефимович Бреус – выпускник того же факультета, был хорошо знаком с А. М. Арнольдовым[6], который возглавлял управление Мурманской железной дороги, где использовал принудительный труд заключенных Соловецкого лагеря.
Арнольдов был назначен управляющим Московской Белорусско-Балтийской железной дороги и пригласил Бреуса на должность начальника отдела статистики, Яроцкому предложили должность начальника сводно-аналитической группы этого отдела.
Перед отъездом из Ленинграда в Москву в 1930 г. А. С. Яроцкий зашел на Смоленское кладбище, где стояли огороженные железной решеткой мраморные памятники Яроцких. Только могила бабушки, умершей от голода в Петрограде в 1919 г., была с простым деревянным крестом. В 1968 г. он снова побывал на Смоленском кладбище, но к тому времени от могил остались только фундаменты. Его мать умерла от голода в блокадном Ленинграде, вместе с ней на Серафимовском кладбище был похоронен брат Дмитрий, а умерший от ран брат Александр (1905–1943), который воевал, защищая город, похоронен на Чесменском кладбище.
