Попробуем поставить себя на место Муравьева. Он получил лучшее в Европе военное образование, блестяще сдал специальный экзамен, прошел серьезную морскую практику, свободно говорил на трех иностранных языках. И все это чтобы выслушивать надменные и невежественные назидания от почти ровесника, поставленного над ним и другими русскими офицерами только за то, что он итальянский граф, от военачальника, не выполняющего свои прямые обязанности и даже не понимающего языка людей, которыми взялся командовать. Знать все это, знать и то, что надменный иноземец щедро награжден, а ты едва избежал наказания… Нет, с этим не мирятся разум и чувство справедливости. И дело здесь не в личных качествах того или иного иностранца, а в системе, оскорбительной для русских в России. Позже Николай Николаевич донесет это чувство уязвленной национальной гордости до своих сыновей. И многое в дальнейшей истории семьи Муравьевых будет замешано на этом чувстве.
Но это будет еще не скоро. Пока же, вернувшись из плена, Муравьев получил под свою команду другой корабль и часто бывал в не особенно продолжительных плаваниях. В промежутках жил в Петербурге, ездил с визитами. В числе посещаемых им домов была и семья покойного Михаила Ивановича Мордвинова – отцова однокашника, сподвижника и преемника как в канцелярии строительства государственных дорог, так и в уложенной комиссии. Старшая дочь Михаила Ивановича Варвара уже была замужем – за дальним родственником Николая Александром Федоровичем Муравьевым, будущим петербургским полицмейстером. Вдова Екатерина Александровна жила с двумя незамужними дочерями. Старшая из них – Александра была на год моложе 22-летнего Николая. Она была красавицей (сохранился портрет), с хорошим домашним образованием, очень набожная. Он – морской офицер, раненный в битве, по-европейски образованный, из хорошей семьи, связанной с Мордвиновыми бесчисленными нитями… 11 мая 1791 года они обвенчались в церкви Андрея Первозванного на Васильевском острове.
Первенец Николая и Александры Муравьевых появился на свет в октябре 1792 года и был наречен по матери – Александром. Второй сын родился в июле 1794-го и получил имя отца – Николай. В октябре 1796 года Александра Михайловна разрешилась третьим сыном – Михаилом.
Михаил (тогда Михаилы большей частью не только звались, но и писались «Михайлами»; в производном от имени отчестве мы и сегодня говорим не «Михаилович», а «Михайлович») родился в Петербурге 1 октября 1796 года и был крещен в Благовещенской церкви на Васильевском острове. Воспреемниками были его бабушка Екатерина Александровна Мордвинова и ее брат – Александр Александрович Саблуков. Мать и отчим Николая Николаевича жили в Москве и на крещение внуков не ездили.
В том же году, после воцарения Павла I, Н. Н. Муравьев совершенно неожиданно был переведен в кавалерию с переименованием из капитана второго ранга в подполковники. Неожиданные решения такого рода были вполне в духе нового императора, но от этого было не легче тому, кто всю жизнь служил на флоте и вдруг должен был заниматься лошадями и выездкой. Николай Николаевич подал в отставку и поселился с семьей в родовом имении Сырец в пятнадцати верстах от Луги Петербургской губернии. Здесь он стал заниматься хозяйством. Местные дворяне избрали его уездным предводителем, из чего видно, что сильно богатых и чиновных помещиков в уезде не было.
Что представлял собой Сырец в тот период, мы точно не знаем. Известно, однако, что пятнадцатью годами позже Сырец был небольшой деревней с пятью десятками душ (мужского пола), то есть всего около двух десятков крестьянских дворов, расположенных неподалеку от небольшого господского дома. На рисунке, сделанном в 1812 году, мы видим домик с крыльцом и двумя окнами по фасаду.
(В 2016 году сырецкие старожилы показывали мне развалины колхозной школы и рассказывали, что построена она была на фундаменте барского дома. Старинный ледник, выложенный камнем бассейн маленького садового фонтана и вековые, совсем не лесные деревья, обнаруженные нами вблизи развалин, подтверждают этот рассказ.)
В известной книге Н. А. Задонского «Жизнь Муравьева» Сырец описывается как низкое, болотистое и нездоровое место. Д. А. Кропотов, напротив, утверждает, что место было благоприятным для детей Николая Николаевича и Александры Михайловны, и именно благодаря тому, что они росли и развивались на свободе, среди сельской природы, они обладали в зрелые годы отменным здоровьем и дожили до преклонных лет[71]. Описание Задонского вряд ли верно. Барский дом и крестьянские дворы стояли на довольно высокой для лужского ландшафта горе, круто спускающейся к озеру. Сегодня оно заболочено и зарастает осотом, но в давние годы украшало ландшафт.
Пожить деревенской жизнью маленькому Михайле пришлось недолго. Так что если сырецкий воздух и был ему полезен, то надышаться им на всю жизнь он вряд ли успел. Старшим братьям повезло несколько больше. Через много лет, в 1812 году, по дороге в действующую армию они втроем заезжали в Сырец и здесь выяснили, что детские воспоминания об отчем доме хранили только старшие – Александр и Николай, а в памяти Михайлы мало что сохранилось[72]. Это и понятно: Михайле не было и пяти лет, когда Муравьевы покинули Сырец и переехали в Москву.
Этот переезд стал результатом нескольких обстоятельств. Во-первых, сыновья подрастали. Старшему шел десятый год. Пора было всерьез заниматься их образованием. Родители делали что могли: обучали детей грамоте, французскому, основам математики. Но о солидном домашнем образовании в сырецкой глуши да при скудности доходов от небольшой и небогатой деревеньки нечего было и думать. В Москве жили мать и отчим Николая Николаевича. Они были богаты, но вечно заняты ссорами с родней и друг с другом. Да еще своей общей дочерью Соней. В 1800 году она вышла за соседа Урусовых по московской усадьбе барона Александра Сергеевича Строганова. (Этого Строганова не следует путать с его полным тезкой бароном Александром Сергеевичем Строгановым, 1733 года рождения, графом Св. Римской империи, меценатом и хозяином Строгановского дворца в Петербурге, тем, который в юности брал уроки математики у Н. Е. Муравьева.) Муж Софьи Урусовой был, конечно, не так богат, как его тезка, но тоже не беден. Молодые ждали первенца. 26 апреля 1801 года, через шесть дней после рождения дочери Соня Строганова умерла от родильной горячки. Малютка пережила ее всего на 10 дней.
Для Александра Васильевича и Анны Андреевны это был страшный удар. Соня была поздним ребенком, поскребышем. Когда она родилась, матери было под сорок, отцу далеко за пятьдесят. Таких детей особенно любят и берегут. И вот дочери не стало. Осиротевшие родители старались удалить от себя все, что напоминало об утрате. Продали предназначавшееся для дочери имение Люблино: оно соседствовало с усадьбой Кузьминки, а Кузьминки в ту пору принадлежали кому-то из Строгановых и тем напоминали о потере. Но горе не уходило. Его выразительно передает неуклюжая по форме и потому особо трогательная надпись на памятнике, воздвигнутом Урусовыми на могиле дочери и внучки: «Се счастье наших дней сокрыто в гробе сем. / При старости лишенны нашей нежной дщери. / Предвечный Бог! Отри токи горьких слез / Тебе себя и их на веки мы вручаем».
Выраженное в этих явно самодельных строках чувство одиночества перед лицом надвигающейся старости, видимо, и побудило князя Урусова обратиться к пасынку с предложением переехать с семьей в Москву и взять на себя управление обширными княжескими имениями. Со своей стороны князь обещал Николаю Николаевичу приличное содержание, достаточное для образования сыновей, и большую часть своего состояния по завещанию.
Предложение отчима стало вторым обстоятельством, побудившим семью Муравьевых к переезду. Оно было не слишком привлекательным: выпускнику Страсбургского университета, морскому офицеру роль управляющего, даже у собственного отчима, вряд ли казалась блестящей перспективой. Но ничего другого не просматривалось. «Родители мои не имели достаточно средств, чтобы дать нам должное воспитание, почему и согласились принять предлагаемую им обузу и поступить в истинную кабалу к князю Урусову», – сообщает в своих «Записках» Николай Муравьев-младший[73].
