Современные смежные дисциплины могут быть охарактеризованы по-разному. Для традиционалистов и тех, кто смотрит на классические будзюцу с точки зрения реального боя, современные дисциплины представляются не чем иным, как ослом в тигриной шкуре. Сторонник духовно ориентированных классических будо, возможно, видит в современных дисциплинах дерзкую, чудовищную подделку с пустым содержимым. И напротив, приверженцы современных дисциплин склонны рассматривать классические будзюцу как жестокие и давно отжившие методы кровопролития, а классические будо как средства, дающие возможность человеку забыться, предаваясь глупым прихотям. И они предлагают, как более достойное приложение человеческим силам, современные дисциплины, представляющиеся им маятниками материального прогресса, указующими пути достижения благих социальных целей.

История современных дисциплин начинается после свержения токугавского бакуфу в 1869 году. В то время, как мы видели, Япония была охвачена модернизацией. Нация вдруг осознала всю непрочность своих оборонительных редутов, трещавших под натиском внешнего мира, увидела, как подорвана ее экономика и сколь запутаны ее социальная и политическая системы. Были поставлены под сомнение сами традиционные институты, так что лидеры правительства Мэйдзи со всей революционной решимостью взялись восстанавливать национальное и культурное единство страны. В борьбе между консерваторами и прогрессистами верх одержали последние, считавшие, что почти все классические будзюцу давно устарели и не способны защищать государство. Вскоре на смену будзюцу, являвшимся национальной формой обучения личного состава вооруженных сил, пришли более передовые западные военные и морские методы и технические средства, которые лучше подходили Японии для проведения ею внешней политики империалистической экспансии.

Хотя правительство и признало непригодность будзюцу как воинских искусств и руководствовалось этим в своей политике, тем не менее эти дисциплины не умерли. От полного исчезновения их спас свойственный им романтический ореол, из-за которого, будучи в меньшинстве, консерваторы и ратовали за сохранение свойственных средневековому рыцарю достоинств в характере современного человека. Классические будо, как духовно ориентированные дисциплины, совершенно не касались сторон ведения реального боя и выступали против набиравшего силу раскрепощения личности в эпохи Мэйдзи и Тайсё, а поэтому и не получили широкого распространения. Прежде всего эти дисциплины, как ни странно, пришлись не ко двору не только нерадикальной группе консерваторов, но и радикалам и прогрессистам; для последних будо были не столь уж общественно-индифферентными, чтобы оказаться полностью аполитичными.

Крайние националисты и милитаристы, как в самом правительстве, так и вне его, исказили исконное предназначение классических будо и будзюцу, воспользовавшись трюизмом, что любому произведению человеческого гения можно найти новое применение, и действительно, тот же молоток можно употребить при покраске дома, если такое нелепое занятие кого-то удовлетворит. Насильственное изменение истинных целей в классических дисциплинах привело к выпадению из их состава некоторых составных элементов и значительным перестановкам у оставшихся элементов.

Внутренняя природа классических будзюцу покоится на трехсторонней связи: 1)бой, 2) дисциплина и 3)нравственность. Насильственное изменение в их целях привело к следующим перестановкам: 1)дисциплина, 2)нравственность. Подобным образом внутренняя природа классических будо такова: 1)нравственность, 2)дисциплина и 3)эстетическая форма. А после навязанных изменений получаем: 1)дисциплина, 2)нравственность. Эти изменения, произведенные приблизительно сто лет назад, люди приветствовали и не видели разницу между будзюцу и будо; им они представлялись совершенно одинаковыми. В этом и кроется причина преобладающего ныне превратного представления о классических дисциплинах, что и объясняет, почему большинство современных японцев не в состоянии провести различие между этими двумя довольно несхожими видами классических дисциплин, а значит, и между современными дисциплинами.

Но за этими существенными изменениями скрывается нечто большее, чем может показаться на первый взгляд. Сами изменения производились для того, чтобы подготовить такого рода рю классических воинских искусств и принципов для новой роли, способной удовлетворять нуждам правительства. Такой новой ролью стало использование их в качестве средства по приучению граждан к дисциплине. Они сформировали новый менталитет и дух среди тех, кого система воспитания втянула в такого рода занятия, на которые они не пошли бы по собственной воле; подобно тому как керосиновую лампу от электрического света отличает не только степень яркости, помыслы людей, занимающихся такими дисциплинами, будут также различными. Поскольку внешний образ жизни определял строй жизни внутренней, то и занятия нацеленными на активное вмешательство в жизнь дисциплинами изменили внутреннюю жизнь японского народа. Японское правительство возлагало все свои надежды на то, что подобные изменения затронут образ мыслей собственных граждан.

Основой внутреннего "я" любого человеческого существа, так называемого «духа», является та внутренняя сущность, которая управляет внешними, эгоистическими интересами человека; нет жизни, которая бы не зависела от духа. Японское правительство пыталось развивать и направлять дух своих сограждан, заставляя их заниматься будзюцу или будо. Сэйсин, иначе «духовная энергия», порождаемая самими занятиями классическими дисциплинами, должна будет совершенствовать такие качества, как смелость и патриотический дух, что особенно важно для солдата или матроса. В действительности же опора при воспитании на навязываемые гражданам дисциплины невольно приводила к выпячиванию роли духа в физических усилиях. Каждый воин приходил к убеждению, что сэйсин позволит ему на поле боя действовать с умом, принимать безошибочные решения в минуту опасности. Подобная концепция сэйсин способствовала созданию мифа о том, что японский воин непобедим.

Наряду с прошедшими изменениями в исконном предназначении классических дисциплин, личные чувства и нравственные принципы современного японского гражданина также оказались отличными от присущих средневековому рыцарю внутренних качеств. «Изменения» означают создание нового образа жизни, как и новых жизненных идеалов и нравственных принципов. Но верно также и то, что и образ жизни во времена средневекового рыцаря, и умственные и духовные склонности, которые поощрялись в то время, в некоторой степени воздействовали на формирование нового склада ума и духа среди японцев. Все изменения диктовались тягой японцев к прошлому, и поэтому столь ощутимо оказалось влияние классической воинской культуры на японский народ, что позволило ему отлить стоические качества рыцарских доблестей в совершенно новую форму, более подходящую для современного поколения японцев. И таким образом появилось впервые то, что сегодня именуют «син будо», иначе «новое будо». «Син будо» является общим понятием, включающим современные смежные дисциплины, т.е. дисциплины, сформировавшиеся после краха японской феодальной системы в 1868 году. Обе формы будзюцу и будо входят в понятие «син будо», и их необходимо различать.

По известным уже причинам современные дисциплины связаны с классическими воинскими искусствами и принципами больше технической стороной, чем духовной. Отчасти это вызвано тем, что современные дисциплины свои усилия сосредоточивают на проблемах скорее индивидуальной, чем групповой самозащиты, а также отвечают желанию человека укреплять свое физическое и духовное здоровье. Зачинателей современных дисциплин на создание новых форм будзюцу и будо толкала сама закрытость многих классических рю; однако членство в рю классических будо было не столь жестко ограниченным, как в рю классических будзюцу. Для многих японцев в эпоху Мэйдзи казалось, что классические рю были наводнены ненаучными представлениями и методами обучения. У многих рю отсутствовала связь с реальной жизнью. Они занимались такого рода деятельностью, которая касалась воспитания исключительно ограниченных качеств, позволяющих учащимся мысленно превозмогать соблазны души, так что о действительном преодолении здесь не могло быть и речи.