- Павлик, - обрадовалась Надежда Константиновна, - хорошо, что пришел. Сейчас я тебе прочитаю свой доклад, а ты мне пока ручки помассируй – у тебя хорошо получается.

Роман прикрыл глаза и терпеливо взял в ладони морщинистую лапку Крупской.

- ...Тут уже очень много говорили относительно антирелигиозной пропаганды. Красноармеец из Азербайджана пишет: «Обратите, пожалуйста, внимание на работу среди тюрчанок, на муллистов, на работу мулл. А то я женился на тюрчанке, я ей говорю про Ленина, про Сталина, а она мне — про муллу». Но здесь вопрос не просто в том, чтобы крепче обругать муллу. Они — муллы, попы, сейчас стали чрезвычайно хитры, знают, как подойти. Начинают с ребят, все наши недостатки работы они подхватывают. Вот, например, вопрос о дисциплине в школе, о том, что в школе дисциплина плоха. У нас бывает так, что в Ленинграде учитель в зубы дает ученику, и это проходит мимо внимания органов просвещения. Иногда приходится и по этому поводу очень длинные разговоры вести. Так вот, вопрос о дисциплине. Поп приходит на родительское собрание и говорит: «Не кажется ли вам, что те ребята, которые ходят в церковь, они гораздо дисциплинированнее, организованнее? Вы вот выгоняете,— говорит,— ребят из класса, из школы, разные воздействия на ребят применяете, а те ребята, которые ходят в церковь, они ведь иначе себя держат». И эта агитация клюет, потому что она опирается на наши промашки, недочеты. Все это я говорю к тому, что, по-моему, надо сейчас же начать укреплять работу политпросветов, тесно связать их работу с политикой. И затем надо бы сейчас же начать улучшать работу секций, что поможет шире вести подготовительную работу к выборам[1], - закончила чтение жена Ленина. Ну как, нормально?

- Очень хорошо, - сказал Шереметьев. – С фактами, с примерами из народа. Я пойду уже, Надежда Константиновна, к Сталину еще зайти надо. А у вас выпить немного не найдется, что-то я простыл наверное.

- Возьми там, в буфете, - не удивилась женщина невинной просьбе мальчика.

А Шереметьев, найдя в буфете несколько графинов с наливками, раскопал все же и армянский коньяк, налил и жахнул полный стакан, а потом со вторым стаканом пошел уже и к хозяйке, где выцедил его, не пьянея.

Опьянел он уже в коридоре.

- Ну пожалуйста, - попросил он Сталина, облокотившись на стол и отталкивая от себя руки Власика…

А на другой день с чугунной головой открыл дверь курьеру и получил официальное предписание от нового начальника ГУГБ НКВД СССР комиссара ГБ 1 ранга Л.П.Берия вступить в должность заместителя начальника УНКВД Иркутской области.

И Роман, достав из балконного холодильника пиво, начал готовиться к отъезду. Он знал, что в прошлом начало массовых репрессий здесь (как и на большей части территории СССР) было связано с решениями печально знаменитого февральско-мартовского 1937 г. пленума ЦК ВКП(б), свой доклад на котором так наивно читала ему вчера Крупская. На этом пленуме И.В. Сталин, как известно, объявит о том, что все бывшие оппозиционеры «превратились в беспринципную и безыдейную банду профессиональных вредителей, диверсантов, шпионов и убийц», что в стране существует разветвленная сеть шпионско-террористическо-фашистско-троцкистских организаций и призовет к беспощадной борьбе с ними. На этом же пленуме Сталину получится сломить последние робкие попытки ряда членов ЦК не допустить массовых репрессий, в результате чего его личная власть в стране станет по существу абсолютной и бесконтрольной.

Известно, что в обычной реальности массовые аресты в Иркутске и других населенных пунктах области начались в соответствии с планом в ночь на 15 августа 1937 г.

Первоначально всех арестованных, обреченных на скорый неправый суд и расправу, свозили во внутреннюю тюрьму УНКВД, находившуюся в подвалах здания управления на ул. Литвинова. Днем и ночью поблизости от нее, в Пионерском переулке толпилась очередь из родственников, пытавшихся хоть что-нибудь узнать о своих близких. В конце 1937 г. всех арестантов перевели в общую тюрьму, которую к этому времени удалось разгрузить от уголовников. Туда же переместилась и скорбная очередь.

Но на этом трагедия восточно-сибирского люда не закончилась. ЦК ВКП(б) одобрил предложение Н.И. Ежова о дополнительном репрессировании кулаков и других антисоветских элементов по ряду регионов СССР. В Иркутской области планировалось (планировалось!) 3000 человек осудить по первой категории и 500 человек по второй. На проведение этой операции ЦК отпустил НКВД три месяца, однако фактически она затянулась, поскольку НКВД не справлялся с объемами своей «работы».

В Иркутской области репрессиями руководили начальник областного Управления НКВД Г.А. Лупекин, награжденный в конце 1937 г. за свою «деятельность» орденом Ленина, и сменивший его в начале 1938 г. Б.А. Малышев, а также их ближайшие. В частности, секретарь партийной организации Управления НКВД Ю.С. Степин в июне 1938 г. прямо с трибуны областной партийной конференции ВКП(б) обвинил секретаря обкома партии Попок в пособничестве врагам народа и предложил освободить его от занимаемой должности (что и было немедленно осуществлено).

Вспоминая нюансы, происходившего в Иркутске еще до его рождения, Роман думал о том, что возможно встретиться с отцом, так удачно спасенным им из рук чекистов. О том что для этого пришлось стрелять в своих коллег, он не вспоминал. А встреча с молодым, еще не родившем его самого, приятно щекотало огрубевшие за последнее время чувства попаданца.

[1]Из речи т. Крупской. 27 февраля 1937 года

Глава 16

Говорят, Байкал седой!

Ты не верь.

Он такой же молодой

И теперь.

Это ты, мой милый друг,

Стал седеть.

И тебе уж недосуг

Песни петь.

Острова лазурной мглы

Далеки.

Стали весла тяжелы

Для руки.

В бурю парус озорной

Не поднять.

Серых чаек над волной

не гонять.

Постарели мы с тобой

Навсегда,

Но шумит, поет прибой,

Бьет вода.

Молодой вскипает шквал

В устьях рек.

Дышит вечностью Байкал

Сотый век.

Анатолий Ольхон, Иркутск, 1938 год.

Никогда Роман Шереметьев – профессиональный ликвидатор по кличке Скунс в прошлой жизни, не писал стихов. Хотя поэзию любил, особенно Серебряного века, и знал многое наизусть. Но симбиоз его старческого сознания и молодого тела ушедшего за грань Павлика Морозова дали взрывчатую смесь на клеточном и субклеточном уровне.

Проснувшись утром в благоустроенном купе скорого поезда он узнал, что

ночью поезд переехал женщину, отчего стояли. Узнал утром, спросив проводника, почему мы опаздываем на восемь часов?

- Ночью женщину переехали, стояли долго, буксы от торможения полетели, - объяснила она.

И у меня появилось желание, с которым не стал бороться. Не умывшись, не приведя себя в порядок, достал блокнот и записал чернильным карандашом вот эти строки:

И это кладбище,

однажды...

Но в третий раз, в четвертый раз;

и каждый

похоронен дважды,

хотя и не в последний раз.

Какой-то странный перекресток:

На красный цвет дороги нет.

Столетний разумом подросток