Для Давида Гопника орел улетел с ярко-голубого неба в нежный свет синагоги. Он слышал пение кантора и хора, видел, как раввин держит в рукахСвиток Закона проходит мимо. Он занял свое место рядом со стариками в их молитвенных шалях, читал из своего молитвенника, смотрел на Ковчег. Спустя годы он продолжил кампанию за свое освобождение; может быть сотня заявлений, пока он не станет ровесником осенних прихожан. Его кампания представляла собой слово из стиха главы книги страданий; просто ему не было предписано жить в эпоху, когда страдание и терпение наконец восторжествовали. Его переполняла меланхолия, которая была близка к покою. Давид Гопник знал, что синагога - это его Иерусалим.

  Жена Виктора Павлова наблюдала за орлом, и именно ее сын будет жить в Сибири, и ему никогда не скажут, что в его жилах течет еврейская кровь.

  Полковник Юрий Разин прикрыл глаза, наблюдая, как орел ныряет и выравнивается над мостом. Хищная птица, усвоившая законы выживания. Он яростно ухмыльнулся.

  Для Либби Чендлер орел летел на восток, через океан в Японию, через все новые океаны и континенты, все дальше и дальше, пока она не нашла Гарри Бриджеса, ждущего ее.

  Виктор Павлов заметил орла, который нырнул за добычей. Он проследил за его спуском, пока он не исчез за соснами.

  ГЛАВА 9

  Шел десятый день с тех пор, как Транссибирская магистраль покинула Московский вокзал. Первое радиосообщение пришло в 23.15. Физик-ядерщик Михаил Альтман благополучно прибыл в Вену из Москвы на самолете Ту 134, рейс SU 081, в 17.00.

  Плантатор передал эту новость Павлову, который сидел за столом и смотрел в ночь. На улице было очень тихо, а небо было полно звезд. Павлов почти не отреагировал; «он выглядел очень странно», - подумал Плантатор, глядя на какой-то далекий невидимый объект, на виске пульсировала вена.

  Плантатор отметила имя Альтмана в списке, разложенном на столе перед Павловым. «Осталось всего девять», - сказал он. «Завтра к полудню вся операция должна быть закончена». Он взглянул на свои наручные часы. «Чуть больше двенадцати часов».

  Павлов посмотрел на него налитыми кровью глазами. «Ты хочешь умереть?» он спросил.

  Плантатор задрожал. "Нет. Но я готов - ради дела.

  «Я готов умереть».

  «Никто из нас никогда в этом не сомневался».

  «Значит, ты думаешь, что все это того стоит?»

  Он ищет утешения, с удивлением понял Плантатор. «Конечно», - сказал он, пытаясь сдержать одышку в голосе. «Иначе нас бы здесь не было. Мы приносим себя в жертву… »

  «Это то, что я предлагаю сделать. Когда мы получим последнее подтверждение по радио, вы и остальные трое можете уходить. Я продержу Ермакова до 14.00 часов по договоренности. У вас будет два часа. Шанс, не более того.

  "Очень хорошо. Я воспользуюсь этим шансом ». Голос Плантатора дрогнул. «Я не такой уж герой, как думал».

  Налив себе бренди, Павлов сказал: «По крайней мере, вы не сошли с ума. Сумасшедший полукровка. Если бы я был полностью евреем. Но тогда, - задумчиво сказал Павлов, - ни вас, ни меня здесь не могло быть.

  «Я вас не понимаю», - сказал Плантатор. Он задавался вопросом, должен ли Шиллер взять на себя управление. «Ты не имеешь смысла».

  «Возможно, гопник был прав. Возможно, я предаю евреев России ».

  Плантатор отчаянно покачал головой. «Не говори так, Виктор. Не сейчас. Если не получится ... если у нас есть ... »

  «Гопники сказали, что отменит все выездные визы…»

  Плантатор вздохнул с облегчением. «Они никогда этого не сделают. Америка не будет сотрудничать, если они это сделают. Им нужна американская помощь ».

  «Предположим, - продолжил Павлов, - у израильтян уже есть атомная бомба. Ходили слухи ... »

  «Также ходили слухи, что у них есть лекарство от рака. Вы не верите в это, не так ли? "

  «Я не знаю, во что верю, - сказал Павлов.

  Он напомнил Плантатору неизлечимо больного человека, который сомневался в жизни позади него. Плантатор тихо сказал: «Если ты так говоришь, значит, ты предаешь нас».

  «Все предательство», - сказал Павлов. «Мы все так или иначе предаем друг друга».