Из-за извращенности он нарушил Правило № 1 и завел роман с русской девушкой. Он фаталистически ждалскомпрометирован, но ничего не произошло. Ни фотографий, ни обвинений в несовершеннолетнем, ни милиции, ворвавшейся в спальню. Фактически, они с девушкой провели восхитительное лето на речных пляжах Москвы и в его постели.

  Из-за извращенности он выехал за пределы ограничений, ожидая рев мотоциклов позади своего зеленого линкольна. Но, насколько он мог видеть, он мог поехать в Архангельск, и его не остановили.

  Его присутствие было запрошено в американском посольстве, где в маленькой комнате с радио, играющим «чтобы утопить жуков», он был предупрежден агентом ЦРУ, тонко замаскированным под первого секретаря: «Они настраивают вас на что-то».

  «Молодцы», - сказал Бриджес.

  Разве это не называлось заигрыванием с коммунизмом ? Ночью в своей квартире, попивая виски по цене 1,50 доллара за бутылку, слушая джаз на своем Hi-Fi, импортированном из Нью-Йорка, Гарри Бриджес размышлял о своих мотивах. Самая извращенность казалась фаворитом. Но в то же время он вспомнил своего отца, который умер из-за фанатизма к социализму, и в своем сознании он связал это с человеком по имени Ральстон, вышибающим себе мозги на террасе прекрасного дома в испанском стиле.

  «Подождите, - решил Бриджес. Пора увидеть обе стороны медали.

  Затем он продлил себе время и так и не понял, на каком этапе он осознал, что оказался в ловушке - то есть хотел ли он сбежать.

  Он много путешествовал и видел все «Героические подвиги». Он восхищался ими и был возмущен насмешками Запада, рожденными страхом; в равной степени он был возмущен настойчивой советской критикой западного прогресса. В призрачной форме, которому помогает несколько кусочков скотча, Бриджес иногда видел себя инструментом для улучшения связи между Востоком и Западом; этакий глобальный PRO

  И все время он довольствовался своей газетой постоянным потоком эксклюзивов. Ему нравилось видеть его подписку; ему понравилосьгосподствовать над другими корреспондентами; ему нравились суровые зимы и мягкая жизнь.

  В Москве ему многое не нравилось, в особенности компанию перебежчиков, одиноких беглецов, живущих в подвешенном состоянии; они были его устойчивым влиянием, его предупреждающим светом; хотя он убедил себя, что они пришли сюда из-за недостатков характера, тогда как он просто остался, чтобы получить сбалансированное мнение. Остаться и остаться.

  Он, конечно, был подавлен отсутствием свободы, властью тайной полиции, обращением с евреями, слепым послушанием народа. «Но, - писал он друзьям в Штатах, - вы должны сопоставить все это с их достижениями, их основным счастьем, их неукротимым духом». И он любил указывать в своих письмах, что можно по-прежнему ходить по улицам Москвы, не опасаясь ограблений, и что он никогда не сталкивался с проблемой наркотиков.

  Вернувшись в Америку, его друзья спросили: «Что, черт возьми, с Гарри Бриджесом? Он перешел на другую сторону? »

  Бриджес не был уверен. Он также не был уверен, что он за журналист. Он решил позволить себе еще одно задание, прежде чем принять окончательное решение. Этим заданием было турне Ермакова по Транссибу. Он достаточно долго видел обе стороны медали. Где-то в поезде ему придется подбросить монету и посмотреть, с какой стороны она упала.

  ГЛАВА 5

  Они достигли Новосибирска, Сибирского Чикаго, в 10.31 утра третьего дня. Они были на пороге зимы, и первые клочья снега неуверенно падали.

  Как всегда, первой вышла милиция, за ней последовал Ермаков, веселый и грозный в громоздком черном пальто, шарфе и шапке из тюленьей кожи. Его глаза под густыми бровями казались мешковатыми, а кожа выглядела усталой. Он пожал руки местным партийным чиновникам и начальнику станции, нервно сияя, и принял от маленькой девочки букет красных орхидей, выращенных в городских оранжереях. Затем, под звуки военного оркестра, он осмотрел солдат в длинных куртках, выстроившихся у вокзала.

  Только когда его увезли, махнув толпе на черной Чайке, остальным пассажирам разрешили сойти. Среди оставшихся на ночь был водитель Борис Демурин, ехавший на спецвареале до Владивостока; Гарри Бриджес и его попутчики; Виктор Павлов и его попутчики.

  Все, кроме Демурина и его команды, поехали на такси в Гранд-отель.

  * * *

  Павлов пробыл в своей комнате два часа. Комната была функциональной с розовым атласом над кроватью, подушками с полотенцами, розовыми занавесками и полосами белой бумаги, закрывающими окна от холода, который должен был наступить. Он методично проверил его и через пятьдесят минут обнаружил крошечный черный микрофон, спрятанный в изголовье медной кровати. «Не очень оригинально, - подумал он: традиционное убежище для необлагаемой налогом добычи».

  Он не думал, что ошибка была установлена ​​для него; вероятно, это была одна из комнат, зарезервированных для западных посетителей. Но нельзя было рисковать. Он оставил микрофон нетронутым и включил магнитофон, который ему оставили на стойке регистрации. Затем он постучал в свою дверь, открыл ее и сказал: «Эй, Владимир, входи. Нам есть о чем поговорить». Он закрыл дверь, включил пленку и некоторое время прислушивался, разговаривая с человеком по имени Владимир о компьютерах. Машину адаптировали, и кассета будет играть два часа.