Никогда в их доме не было столько народу, как в следующие несколько дней. Им сочувствовали все – соседи, бригада скорой, отцовские сослуживцы и милицейский дознаватель, коротко отметивший в рапорте «самоубийство». Окружающие гадали о мотивах и привычно сокрушались – надо же, такой молодой. Жить бы и жить. Семья тихая, приличная. Жена, сын, работа. Квартира своя отдельная. Живи не хочу. И чего только людям не хватает?

Начальник отряда, статный седовласый человек в сером костюме, вкрадчиво убеждал мать – да ведь я ему столько раз предлагал, иди учись. Оплатим. Обучим. Повысим. У него же неполное среднее. А он… Чего, говорит, я на этой учебе не видел? Все и так знаю. Все университеты на Севере с отличием окончил. Вот те, кто пообразованнее, и обходили его. Ну, вы же сами понимаете, какой он человек… был. Да если бы я знал, что так выйдет. Да кто ж знал, кротко отвечала мать.

Когда все закончилось, Олег понял, что их квартира перешла в иное качество. Она стала непривычно просторной и очень, очень тихой. Ему это нравилось. Изменился и взгляд матери. Она по-прежнему смотрела на него с любовью, к которой теперь примешивалось нечто непривычное. И это ему тоже нравилось.

Новое чувство в ее взгляде могло напоминать страх, но было больше банального страха. Мать смотрела на Олега с боязливым любопытством, словно хотела понять его заново, но больше не могла проникнуть ему в душу. Он догадывался, что это было за чувство. О нем то и дело спьяну твердил отец, который так и не смог добиться его от окружающих. Уважение – вот что читалось в глазах матери. И в ее словах тоже.

– Может быть, нам переехать? – спросила она его, – как ты думаешь, сын? Все-таки здесь как-то…

Он обвел взглядом большую комнату. Ничто не выдавало следов произошедшего. Линолеум давно замыли, столик начисто оттерли, обои переклеили. Зачем?

– Зачем? – спросил он. – Большая квартира. Одна комната твоя, вторая моя, в этой будем собираться, а на кухне есть. Если обменивать, нужно долго искать, на что. Тебе менять работу, мне – школу. Зачем? Хорошая квартира.

– И то верно, – согласилась мать. – Будем жить, как ты сказал. И опять посмотрела на него по-новому.

Чем дальше, тем больше людей будет смотреть на него именно таким взглядом. Конечно, пока он не мог этого знать.

***

Это только кажется, что в древних идеях есть тайна. При внимательном рассмотрении выясняется, что за ними стоят те же люди, что и сегодня – с такими же интересами, как сейчас. Чудаки-историки носятся с берестяными грамотами, как будто в них может быть особое знание. Смешно.

Он видел несколько истлевших образцов в музее и ознакомился с содержанием. Команда лингвистов разобрала частокол странных похожих на руны букв, нарезанных без пробелов, и обнародовала переводы. Что же там было? Упреки в невыполнении заказа, требования уступок, просьбы о денежном вспоможении, угрозы наслать «отроков» – тогдашних судебных приставов… Все как сегодня. Все как всегда и везде. И у древних китайцев – то же самое.

В дверь позвонили. Олег никого не ждал. Он планировал дочитать «Искусство Войны» и даже надел привезенное из Шанхая кимоно. Ему хотелось понадежнее впитать древние тезисы, неожиданно оказавшиеся актуальными.

Сейчас он финализировал 27-ю стратагему. Надень личину глупца перед тем как действовать. Вынашивай тайком свои планы и готовься к их воплощению. Согнись, чтобы потом выпрямиться. Сформулировано так, словно Сунь-Цзы трудился в их банке на позиции менеджера среднего звена.

На последнем правлении Михаил Иосифович снова цитировал своих китайцев, а он сидел и кивал, как китайский болванчик. Однажды выйдет так, что они окажутся наедине. Предправления заведет разговор, но сразу к делу не перейдет. Он никогда не начинает по существу – старая школа. Заходит издалека, прощупывает собеседника. Наверняка заведет речь о Востоке, а я не смогу поддержать полноценный диалог. Это недопустимо.

Стратагемы Олег своими словами переписывал в блокнотик. Без подробностей, только суть. Он где-то вычитал, что мелкая моторика улучшает мозговые характеристики. Отдельно под большими печатными буквами ВЫУЧИТЬ фиксировал цитаты.

Он заметил, что цитаты производят хорошее впечатление. Но еще нужно знать, когда их лучше ввернуть. За один разговор с равными по положению в банке он решил произносить от силы две цитаты, а если с руководством – то максимум одну. Высший пилотаж – произнести ее с намеком, что это когда-то сказало само руководство, а ему сейчас к месту вспомнилось. Зато подчиненным можно отгружать эти премудрости хоть по дюжине за совещание. Так сказать, в порядке тренировки на мышах.

За дверью стоял Семенов. Сосед сверху.

– Ну, здравствуй.

Идиотское начало. Ну – баранки гну. Он, кажется, филолог. За солью, что ли, пришел?

– Здравствуй.

– Я… войду?

Не существует идеи, которую нельзя выразить одним предложением. Но этот так не может. Ему нужно украсть время.

– А что у тебя? Я вообще-то работаю.

Олег не двигался с места и дверь перед Семеновым шире не открыл. Так и стоял в кимоно в дверном проеме.

– Каратэ занимаешься? – Семенов кивнул на кимоно.

– Ты это хотел узнать?

– Да я к тебе по делу.

– Что за дело?

Фигура в кимоно не двигалась с места. Семенов уже жалел, что пришел. Ему с самого начала не нравилась идея жены. Но в чем-то она права. Если он собирается заняться бизнесом, то сейчас удачный момент отточить свое переговорное мастерство. Слабо, Семенов, воодушевить Опарыша? Нет? Тогда вперед! Семенов сделал глубокий вдох и пошел в атаку.

– Ну, здесь так здесь. Тогда я сразу к сути. Короче, открываю бизнес. Ты, наверное, в курсе, что я филолог и переводчик. Романо-германская филология. Короче, учреждаю контору по переводам книжек и литературы по бизнесу. Бизнес-план прикинул. Тут, короче, выжимка.

Семенов чувствовал, что надо излагать как можно более сжато и этими «короче» подгонял, подстегивал себя. В итоге получалось длиннее. В его руках появился исписанный листок.

– Короче, здесь – сколько народу нужно на старте, по минималке. Еще бухгалтер и девочка отвечать на звонки. Тут аренда. Мы продумали маркетинг. Маленькие рекламки в газетах, сами все сделаем, а это цены за размещение. Обегу, короче, крупные конторы с презенташкой – попредлагаю услуги фирмачам и нашим. Как побочка – синхрон-переводы на конференциях, семинарах, выставках. Короче, по моим понятиям, должно пойти.

Олег не проронил ни слова. Он слабо разбирался в музыке, не любил поэзию, был равнодушен к живописи, а философов втайне считал хитрыми мудаками, которые морочат людям голову. Он не верил в Бога, хотя уважал религию как изобретенный гениальными жуликами и отполированный веками практики инструмент управления массой. Он презирал женщин, считая, что они постоянно и безуспешно пытались его обмануть. Он плохо переносил алкоголь, но был вынужден изучать свойства и марки вин для эффективного общения с руководством.

У него был другой талант, редкий и несомненный. По исходившим от собеседника тончайшим флюидам он безошибочно определял – сейчас у него будут просить деньги. Порой это понимание приходило к нему до начала разговора. Он видел это по фигуре своего визави. По неуверенным движениям рук, виноватому положению головы, неестественной мимике, блеску глаз. И не существовало для Олега проступка более тяжкого, чем этот.

Он был хоть и начинающим, но ревностным и верным жрецом денег, этой древней священной силы. Деньги, символ его веры, знак его могущества, его крест, его скипетр и державу, его вино и просфору собирался осквернить грубый язычник в своих темных обрядах.

Мать говорила, если человек – ноль, то он все умножит на ноль. Нет для денег более страшной силы, чем ноль. Поставь справа – ты велик. Поставь слева – ты жалок и нищ. Прибавь ноль к деньгам – ничего не случится, а умножь… Семенов умножил себя на ноль. Он исчезал на глазах Олега. Обваливался, как снеговик в оттепель. Осыпался, как штукатурка на его засраной лестничной площадке. Осталось насладиться короткой агонией и с соблюдениями положенных приличий предать труп земле.