Собираясь произвести впечатление, я накануне выверила свой наряд от и до. Профессиональный, не слишком сексуальный. И вдруг жизнь вносит свои коррективы. В моем гардеробе всего две белые блузки, и вторая – не совсем деловая. В ней тоже нет ничего вульгарного, но она слишком облепляет талию, а большой декоративный цветок из рюш визуально увеличивает грудь. Разумеется, приходится избавиться от пиджака, а раз так, то и поменять туфли на ботильоны. Вид становится более привлекательным, но непрофессиональным.
Еще хуже то, что у ворот комплекса я оказываюсь за десять минут до начала рабочего дня, и надежда успеть вовремя разбивается о требование оставить машину за территорией. Огромной территорией, административное здание которой, разумеется, вовсе не у входа.
К указанному в брошюрке корпусу я бегу в юбке-карандаш и на высоченных каблуках, а из прически вылетает минимум две шпильки. И охранник на входе награждает меня откровенно подозрительным взглядом. Наверняка только понимание, что настоящие преступники не бывают такими жалкими, не позволяет ему задержать меня и обвинить в самозванстве.
Офис Рэперхарта – отдельная тема. Чтобы попасть на этаж руководства посредством лифта, нужен доступ, которого у лишь только будущего сотрудника быть по определению не может. Итог: еще три этажа пешком.
В общем, пройдя все круги ада, именуемого отчего-то безопасностью, я готова растянуться прямо перед дверью в приемную… Р. Эперхарта. Мне приходится проморгаться, чтобы осознать: я по адресу, ведь не бывает двух таких похожих замысловатых фамилий. И… где ошибка?
Я поднимаю руку и стучу на одном лишь ослином упрямстве, при этом слыша только шум крови в ушах. Спеша, я и не думаю дожидаться разрешения войти, рывком распахиваю дверь… и с разбегу утыкаюсь взглядом в широкую спину, мощь которой не скрыть под строгим синим костюмом в тонкую полоску. Поймав себя на иррациональном желании провести ладонями по этой ткани, чтобы убедиться, так ли она хороша на ощупь, как кажется, я встряхиваю головой, и выбившаяся во время бега прядь волос позорно прилипает к губам. Но только я поднимаю руку, чтобы ее стряхнуть, как «спина» оборачивается, обнаруживая все остальное.
Абсолютно прямые низкие брови мужчины сведены в одну линию, губы раздраженно поджаты, а при взгляде на меня еще и презрительно кривятся. И мой мозг ломается, пытаясь свести воедино безупречно вежливого мистера Оф. Рэперхарта, с которым я общалась по телефону, и этого разъяренного человека. Но он не может подчиняться главе этого офиса. Кажется, он вообще не знает, что такое «подчинение». Его глаза совершенно бесстыдно проходятся по мне сверху вниз и обратно. Они нигде не задерживаются, но уж точно ничего не пропускают. И откуда-то я наверняка знаю, что он думает, будто все женское, что есть во мне, от юбки-карандаш до растрепавшихся вьющихся волос, неспособно быть пунктуальным.
– Вас разве не предупреждали не опаздывать? – спрашивает он низким голосом, от которого мои внутренности начинают вибрировать в резонанс.
По телефону этот человек звучал совершенно иначе – я бы не перепутала. От того голоса по моему телу не бежали мурашки и не тянуло нервно под ложечкой. Я еще подумала, что звонивший мне человек отнюдь не походит на расчетливого бизнесмена, купившего целый остров под свои нужды. А вот этот озлобленный тип – совершенно точно человек с замысловатой фамилией. И вообще весь из себя замысловатый.
– Валери Хадсон, прошу прощения за опоздание. Не сумела рассчитать время на новом месте.
Обиднее всего, что это не так, но что-то подсказывает, что рассказ про утренние обнимашки и пятно на блузке небезопасен для здоровья.
– Разумеется, так оно и есть. Но еще одна ошибка в расчетах – и вы поедете обратно, выплатив указанную в контракте неустойку. Я позабочусь о том, чтобы этот пункт был внесен незамедлительно.
– Вы готовы расторгнуть со мной контракт из-за опоздания?! – восклицаю, не сдержавшись.
Когда я впервые увидела сумму неустойки, у меня нервно задергался глаз. Но до этого дня условия расторжения казались адекватными!
– Нет, мисс Хадсон. Это вы готовы расторгнуть контракт своим опозданием. А я просто предостерегаю вас от необдуманных действий.
Предостерегает? Я бы скорее назвала это моральной поркой!
– Вот, выпейте воды, – протягивает он мне стакан, который как раз набирал около кулера, когда я вихрем ворвалась в приемную. – Иначе, судя по цвету вашего лица, скоро включится пожарная сигнализация.
Спорю, после такой наглости я краснею еще сильнее. Так виртуозно, как это умеют только рыжие.
– Ну это уже совсем… – холодно отвечаю.
– Нет, «совсем» – то, что вы заставили CEO себя дожидаться, – парирует он, рывком протягивая мне стакан.
У меня появляется смутное подозрение, что еще чуть-чуть – и этот мужчина выльет воду мне на голову, поэтому я осторожно забираю из его пальцев нехитрую ношу и отступаю на шаг назад. Я бы и на пару отошла, если бы это не выглядело бегством.
Разговоры с этим крайне неприятным типом мне хочется оставить на потом, например на следующую жизнь, но я напоминаю себе, что уже выросла, и, вздохнув, начинаю с необходимого знакомства:
– Полагаю, вы мистер Эперхарт? – говорю, следуя за мужчиной в кабинет с папкой в одной руке и стаканом в другой.
– Полагаю, что я – это он, – отвечает мужчина и по-хозяйски плюхается в кресло.
– Но тогда с кем я говорила по телефону и переписывалась столько времени?
Прежде чем пригласить на это место, меня проверили от и до. Ни одного штрафа за неправильную парковку не пропустили. Мне даже тест Люшера пришлось пройти, после которого я три дня боялась смотреться в зеркало. Какие-то цветовые карточки сказали обо мне столько гадостей, сколько ни один недоброжелатель за глаза (уж я знаю – была у меня подружка, охотно доносившая все сплетни). И когда выяснилось, что меня все равно берут на это место, я немного насторожилась: это ж с кем мне работать доведется, если у них такие критерии?
Я все к тому, что, говоря о долгой переписке, вовсе не преувеличиваю.
– Думаете, я самолично занимался вопросами вашего переезда и размещения? – насмешливо уточняет Эперхарт.
– Но в подписи письма стояло ваше имя, и поскольку переговоры вел мужчина…
Да, сейчас мысль о том, что Эперхарт лично занимается подбором кадров, кажется абсурдной. Но бывают же совестливые начальники. Или нет? Мой опыт работы в небольшом агентстве не дает правдоподобного ответа. В бытность студенткой я занималась переводами в компании на десять человек, владелец которой за чашкой чая показывал нам фотографии детей и собак, травил анекдоты и устраивал праздники в честь дней рождения и помолвок сотрудников за счет компании. А еще утешающе обнимал меня за плечи на похоронах мамы, когда Клинт покидал эту вахту.
– Мой первый личный помощник – мужчина, – буднично сообщает Эперхарт. – А что до подписи, там значится «Оф. Р. Эперхарта» – то есть офис Эперхарта, но вы не первая путаетесь: почерк Боуи и правда вводит в заблуждение, – великодушно признает он.
– У буквы «р» тоже есть особое значение? – уточняю я на всякий случай.
Губы Эперхарта растягиваются в издевательской улыбке, которая тем не менее делает лицо мужчины болезненно красивым. И чем сильнее я пытаюсь отбрыкаться от этой мысли, тем быстрее в ней вязну.
– Разумеется. «Р» означает Райан. И если бы вы меня погуглили, это избавило бы нас обоих от подобных неловкостей.
От неожиданности я моргаю, и Эперхарт зеркально повторяет мой жест, словно в насмешку. Ответ странным образом меня оглушает. Ну что за дура? Конечно, это же очевидно. Угу, почти так же очевидно, как то, что Оф – не инициалы, а «офис». Кажется, настолько ярко я не краснела еще никогда в жизни. Я одним глотком осушаю стакан, силясь загасить пожар щек.
– Мисс Хадсон, – на этот раз Эперхарт “выключает” улыбку. – Еще раз хорошенько подумайте, прежде чем подписать контракт. Вам со мной сработаться будет очень сложно.
