— Пожалуйста, не говори, что подкатываешь ко мне.

— Твоя тощая задница меня мало интересует. Я просто люблю твое выражение лица, когда дело касается этих невинных подколов.

Я фыркнул, добравшись наконец до содержимого собственного шкафчика. Куча ярко-пестрящих листовок, зазывающих вступить в клуб, фантики от Сникеркс и валяющиеся кеды, поверх которых покоился потрепанный временем рюкзак. Пальцы зацепились за ткань и резко потянули ту на себя, из-за чего листы чуть было не упали на пол, если бы я вовремя не затолкал их обратно.

Историю о том, как мы встретились возле церкви я решил оставить без огласки. Не из-за себя — многие в школе знали о случившемся. А, скорее, из-за того, что рассказывать было особо и не о чем. Я не придал этой встрече никакого значения и не вспомнил бы о Фиби, если бы она не обратила на меня свое внимание уже будучи в школе. Но утаивать эту информацию от Сида долго не пришлось: он итак знал о произошедшем. Опять же из-за болтливости Фиби, которая не могла утаить что-то важное от своего друга детства.

Мы вышли на улицу, под свежий ветерок, что проворно забрался за шиворот футболки, скользя вдоль позвонков. Створки школьного автобуса, находившегося на парковке, были раскрыты. Мы медленно двинулись в сторону транспорта, наслаждаясь опустившемуся на город теплу и окончанию школьных уроков.

— Ты ей понравился, — оповестил меня Сид, когда мы заняли последний ряд у окна. Благо солнце освещало другую половину салона. Обивка кресел источала своеобразный запах пыли и масла. — Сказала, что с нетерпением ждет, когда ты нарисуешь ей подсолнухи. Боюсь её разочаровывать, но вместо них у тебя выйдут только желтые кляксы.

— И почему ты такой придурок?

— Потому что люблю правду, — Сид улыбнулся. — Хочешь, я дам тебе её номер? Но предупреждаю: Фиби обожает строчить смс-ки. И отправляет по одному слову. Придурковатая привычка, ей-богу.

Я не собирался брать её номер. Меня, ровным счетом, не волновали мысли о ней или о том, чего она от меня хотела. Но, отчего-то, согласился. Наверное, потому что подсолнухи, что я старательно выводил на листах, на кляксы похожи не были. А может, из-за типичного подросткового интереса, который в тот момент захлестнул мое юное сердце. Ведь красавчиком я никогда не был, а из-за моей обособленности девушки редко обращали на меня внимание, стараясь держаться подальше. Но я и не жаловался. Пожалуй, так было проще.

Я написал ей вечером, когда комнату окрасил теплый свет от ночника, а из гостиной доносился шум очередного ток-шоу, под которые бабуля чаще всего засыпала. Это выглядело смешно: с трубкой в руке, накрытая колючим пледом в клетку.

Но Фиби, почему-то, так мне и не ответила.

Сид затормозил на доске возле окон моего дома, подхватив жесткую деку в руки. Я увидел его сразу же и, достав из-под кровати закатившейся скейт, подаренный папой, метнулся вниз по ступеням. Очередная поездка по улочкам города, плывущий сквозь пальцы воздух и пустые разговоры ни о чем — так, пожалуй, я и проводил все свое свободное время, под вечер запираясь в комнате для того, чтобы сесть за компьютер и отдаться шутерам. Будни стали проносится хороводом мелких событий, помогающих забыть о ноющем ощущении пустоты. Поблагодарить за это стоило Сида: он не давал мне прохода, занимая пространство собой буквально подчистую. Призраки прошлого беспокоили меня лишь ночью, протекая под сеточкой вен и выжигая дыры на сетчатке закрытых глаз.

Справляться с кошмарами было бесполезно. И я свыкся с ними, стараясь не захлебываться в боли так сильно, как делал это раньше.

— Опять придешь весь в крови и ссадинах, — недовольно пробурчала бабушка, встретившись со мной внизу. Осторожно пристроила бумажный пакет с покупками на столик в коридоре и, повесив шляпку на вешалку, недовольно прошлась по мне взглядом. Ей мои бесчисленные попытки увечить себя не нравились, но запретить мне кататься она не могла, даже если бы очень захотела. В то время я был слишком своенравным и упертым, не желая слушать нравоучения. — Скоро из-за тебя аптечка опустеет.

— Не волнуйся, ба, — я клюнул её в мягкую щеку, — я буду осторожен.

— Как же ж, — фыркнула она. — Каждый раз мне обещаешь и все равно поступаешь по-своему. Будь дома к девяти, я приготовлю ужин.

— Хорошо, — уже перешагнув порог, крикнул я, захлопнув за собой дверь.

Фигура Сида, по сравнению с маленькой фигуркой Фиби, казалась огромной. Они стояли возле лужайки, переговариваясь о чем-то и попутно с этим смеясь: смех был громким и искренним. Я узнал её сразу, пускай она и стояла ко мне спиной: темно-шоколадные волосы, что она поправляла, прямые светлые джинсы Levi's и безмерная футболка, прикрывающая бедра. В тех же самых конверсах.

— Привет, — стукнув свой кулак об мой, произнес Сид. Улыбка, сияющая у него на лице, была, казалось, от уха до уха. Впрочем, он всегда улыбался, и стереть её удавалось только на играх в футбол. Тогда Сид становился не тем добродушным парнем, которого я знал, а машиной для убийств. — Готов к заезду?

— Ага, — кивнул я, переведя взгляд на Фиби. Щеки той покрылись румянцем, стоило нам только встретиться глазами.

— Привет, Лео, — поздоровалась она. — Надеюсь, я не помешаю?

Я подозревал, что это была идея Сида — позвать её с нами на площадку для скейта. У него была дурная привычка — пытаться свести меня с теми, о ком я просто затевал единожды разговор. Стоявшая рядом девушка не стала исключением и меня, поначалу, сей факт взбесил. Но, как позже выяснилось, Фиби напросилась сама, изъявив желание понаблюдать за нашими трюками и ездой в целом. И злиться на нее за этот шаг было глупо — девочкам всегда интересно то, чем увлекаются мальчики. От природы не убежишь.

Я не был против: она в любом случае не участвовала, а просто сидела на скамейке, с излюбленной книгой Джека Лондона, что еще немного и точно бы развалилась в её руках. Помню, что даже подклеивал ту по просьбе самой же Фиби. Правда, клей заляпал пару страниц, исказив текст, но Фиби это не волновало. Книга была ценной не только из-за содержания, а еще из-за того, что досталась ей от сестры. А старшую сестру Фиби просто обожала.

Я снова согласился. Потому что посчитал, что общество еще одного человека не будет лишним. Она была подругой Сида, а для меня — человеком, с которым я ходил на биологию. И ничего большего. Я знал, что не подпущу её ближе, чем остальных. Негласное правило, что я заучил как мантру, чтобы больше не обжигаться.

Так я тогда думал. Возможно, это и стало моей роковой ошибкой: позволяя Фиби быть с нами везде, где только можно, я и не заметил того, что мы начали потихоньку сближаться. И, наверное, благодаря тому, что она была такой светлой и солнечной, моя боль, что скребла ребра, начала потихоньку стихать.

А я, ослепленный светом её души, начал потихоньку, шаг за шагом, исцеляться.

Приближался август. Термометр застыл на отметке восемьдесят шесть и никак не хотел сдвигаться. Лето в наших краях всегда было по особенному жарким, но оно запомнилось мне не только из-за духоты, что жгла горло и заставляла асфальт плавиться прямо под ногами. Мы проводили его втроем, посещая парк развлечений или ту же самую площадку для скейтеров. Было безумно легко и, вместе с тем, непривычно. Душа грела внутренности, подобно печке, выкрученной до максимума. Я не знал, что такое бывает на самом деле.

Я смахнул со лба пот, нежась в тени возвышающегося надо мной дуба. Листы шуршали под порывом свежего ветра, остужая разгоряченную из-за температуры кожу. Сидевшая рядом Фиби закрыла глаза, оперевшись головой о толстый ствол дерева. На загорелой коже выступила испарина, а тонкая ткань летнего платья облегала по фигуре, прилипнув к округлым бедрам.

Мы были вдвоем: Сид уехал на выходные к тёте, что праздновала юбилей. Сидели возле небольшого озера, примостив велики на мягкой траве. Это была идея Фиби — выбраться к воде. Море находилось в другой стороне от нашего района. И народу там кишело прилично. Пляж был забит подчистую, тем более в такую жаркую погоду.