На семейные ужины Анри не приглашали, и только от знакомых он узнал, что Андре уехал учиться в Америку, и останется там, пока не придёт время наследовать дело отца.

Парень мог бы и отказаться от финансовой поддержки, и полностью начать жизнь с нуля. Но тогда бы он не смог заниматься музыкой, а именно в ней и сосредоточилась вся жизнь. Дорогие услуги врачей привязывали его к деньгам семьи. Лишиться движения, это было бы последней каплей. В будущем он представлял себя руководителем оркестра. И первым шагом к мечте стали конкурсы и фестивали, победы в которых давали силы идти дальше. Но этот Ксавье – заноза в заднице, везде был первым. Вырвать победу из его рук, было конечно почётно, но уважать такого засранца, пусть и талантливого, удовольствия мало.

- Можно, я буду звать тебя «Ровер»? – спросил Жан, глядя в глаза своему новому другу, - тебе очень подходит это имя. Оно означает «бродяга».

Ровер звонко мяукнул, подтверждая, что имя хорошее. Жан проснулся от того, что это мягкий тёплый комочек облизывал ему лицо. Теперь лёжа на его груди, он урчал, принимая ласки. А парень кончиком пальца гладил его миленький носик, и улыбался, понимая, что теперь он не один. Пусть и маленькая, но всё же душа признала в нём своего родного человека.

- Пошли дегустировать твоё меню? – парень поставил котёнка на пол, и натянул штаны. Он взял первую попавшуюся банку с консервами, и выложил половину в пластиковую миску, которую принёс вчера. Ровер обнюхал её с разных сторон, и облизнувшись приступил к трапезе.

- Отлично! Значит эту берём, - Жан переписал название с банки на стикер, и приклеил его к стене, рядом с обнажённой грудью Мишель.

Когда довольный кот улёгся в кресло, парень стал собираться.

- Я бы с удовольствием с тобой ещё повалялся, но мороженое само себя не продаст. Я не могу опаздывать, - он присел перед креслом, и чмокнул Ровера в нос.

- Оставлю окно открытым. Если завернёшь на лево, там прямо на крыше Полетт разбила садик. Когда ветер дует с его стороны, оттуда совсем не дурно пахнет. Думаю, если ты решишь удобрить почву, она не обидится. Ты такой красавчик, что обязательно покоришь её сердце.

Жан инструктировал кота на все случаи жизни.

- Ну, а в общем, ты свободный парень, - сказал он немного с грустью, - возвращаться ко мне или нет, это полностью твой выбор. Просто знай, что это теперь и твой дом тоже. И … я всегда жду тебя.

Последние слова, он произнёс, не глядя на Ровера. Почему-то ему казалось, что вероятность стать ему другом очень мала. Парень захлопнул дверь, и бегом спустился по ступенькам.

Сегодняшнее утро навеяло на парня ностальгию. Жан вспомнил то чувство, когда он был любимым сыном, лучшим другом, и просто мальчишкой, ворующим яблоки с веток соседского дерева, тянущихся прямо в его сад.

Парижское метро быстро выветрило все мысли из его головы. Толпы туристов, не совсем понимающих куда идти, или как открыть дверь на станции, сновали туда-сюда, затрудняя движение. «Нужно было поехать на автобусе» - подумал он, и вышел раньше. Через каменный мост «Мари» парень бежал уже бегом.

Местом его службы было самое старое в городе кафе-мороженое «Бертильон». Оно находилось в самом центре Парижа, на острове Сан Луи. Тут подавали мороженое и шербеты, казалось бы, абсолютно невозможных вкусов. Изготовленное исключительно из натуральных продуктов. Жан стоял за прилавком, и отвешивал горы мороженого на вес, и наполнял вафельные рожки. Иногда на правах искушённого знатока, он советовал туристам с какого сочетания лучше начать незабываемое путешествие в волшебный мир вкуса.

Распахнув дверь заднего входа, он извинился, что топчется по свежевымытым полам, и нырнул в раздевалку. Из неё он вышел в белом кителе и бордовых штанах. А на его голове красовался белоснежный картуз. Такова была униформа заведения.

На улице уже толпилась очередь, впрочем, как и всегда. В тот миг, когда кафе распахнуло свои двери, Жан надел свою лучшую улыбку, и встречал клиентов крайне любезно.

Весь день, между шариками ванильного и килограммом орехового, парень напоминал себе: «не забыть купить кошачий туалет и опилки». Надежда застать вечером Ровера спящим в кресле, всё-таки не покидала его. А ещё он переживал, что мог подставить друга, посоветовав удобрить сад Полетт. Она конечно, добрая девушка, но как относится к котам, неизвестно.

- Мсье Дюпон, может мне самому зайти за мороженым? – с беспокойством спросил Фернан, личный водитель Анри. Крепкий мужчина пятидесяти лет, бывший военный. Его отец приставил к сыну не только в роли водителя, но и поручил выполнять разные мелкие поручения парня. Считая, что протез не является стопроцентным решением всех проблем.

- Нет. Я уже в рабочем состоянии, - ответил спокойно парень. Утром ему заменили вышедшие из строя детали, и он ходил просто, чтобы успокоится, и снова почувствовать, что может держать всё под контролем. Парень вышел из машины, намереваясь встать в конец очереди. Фернан всё время беспокойно посматривал в его сторону, переживая, что тот так долго стоит на одном месте. И наконец, Анри вошёл внутрь.

Он растерялся от огромного выбора, который открылся перед ним. Дюпон бывал в филиалах «Бертильон», и там всё казалось несколько иным. Он замешкался, когда подошла его очередь. От карусели красок и названий, парня отвлёк приятный мужской голос. Анри поднял глаза, и увидел очень милого высокого юношу, улыбке которого могла позавидовать сама Мона Лиза. Из-за ушей торчали слегка длинные каштановые волосы, аккуратно убранные под кепку. Поняв, что просто стоит и пялится, Дюпон перевёл взгляд выше, и заглянул в большие карие глаза, с длинными ресницами. Слова предательски застряли, и выйти из ступора помог чей-то локоть, пнувший его в бок. Тут он вспомнил, где провёл утро, и поспешил одёрнуть свою фантазию: «таких, как ты не любят».

- Простите, я могу помочь вам с выбором? – услужливо спросил парень.

- Да, …, пожалуй, да, - неуверенно проговорил Анри.

- Тогда позвольте предложить вам вкус базилика и имбирной карамели. Но если вы желаете сладкого, - тогда, вам непременно понравится дикая земляника с коньяком.

- Давайте все. По коробке каждого, - и Дюпон указал на размер контейнера, что лежал перед ним.

- Отличный выбор, - парень быстро отвесил, и рассчитал стоимость.

Анри расплатился, и ушёл так же, как и пришёл – в полной растерянности.

- С вами всё в порядке? – уточнил Фернан.

- Да. Жарко очень, - ответил парень, снимая пиджак.

- Вам бы не мешало отдохнуть, - посоветовал мужчина.

- Конечно, - рассеянно, отозвался Анри, и закрыл глаза. Он и правда, вымотался за этот месяц с подготовкой к конкурсу. Но расслабляться рано, впереди фестиваль. Образ Ксавье снова встал перед глазами, и парень почувствовал прилив сил.

- Отвези меня сразу в зал, хочу начать репетицию пораньше, - уверенно заявил он.

- Как скажете.

Наедине с собой, Люк любил играть в темноте. Он плотно задёргивал шторы, и для верности, закрывал глаза. Тогда восприятие становилось полным, и парень просто растворялся в музыке, улавливая малейшие перемены её настроения.

Ему необходимо было выбрать произведение для фестиваля. Это очень тонкое дело, и Ксавье заказал зал, чтобы полностью изолироваться от реальности. Сегодня он будет играть Шопена. Его мелодии мягкие и лирические, но в тоже время полны беспокойства.

Однажды Шопена спросили: каким словом он бог бы описать главное настроение своих произведений? Он ответил, что в его родном польском языке есть слово – «жаль» (zal). В нём скрыта целая гамма чувств «от жалобы и жалости к ненависти» от «скорби» до «накипающей в глубине сердца неумолимой угрозы». И всё это Люк чувствовал нутром. Из-под его пальцев выходили неподдельные эмоции, а самое, что ни на есть, натуральное изящество форм и глубина звучания.

Он не заметил, как скорбь Шопена плавно перетекла в его собственную. Пальцы скользили по клавишам, создавая совсем иные гармонии.