Меньше всего на свете я желал сопровождать командующего в этой рискованной поездке. Наклонившись к уху своего коня, я прошептал:

— Если мне удастся выбраться из города, я отдам тебя казахам, чтобы они сделали из тебя конскую колбасу, а сам буду смотреть на это и первым отведаю самый жирный кусочек. Понял, тварь?

В ответ на мою злобную отповедь Смирный лишь дернул пару раз ухом и покосился на меня довольным глазом.

Но теперь уже возразить было нельзя и я подъехал к командующему авангардом. Мы поехали вместе с ним, его адъютантом и переводчиком к воротам города.

— С вами все в порядке, доктор? — спросил Милорадович на ходу и его голубые глаза сочувственно посмотрели на меня. — Что-то у вас бледное лицо.

— Все отлично, просто у меня побаливает плечо, — я выдавил из себя самую радостную улыбку, на которую был способен, желая показать, что поездка на переговоры с жителями Туркестана являлась чуть ли не мечтой моего раннего детства.

— Я слышал от Яковлева, что вы показали себя под Туркестаном истинным храбрецом, — добавил генерал. — Желал бы я иметь такого храброго офицера под своим началом, но Александр Васильевич вряд ли отпустит вас.

— Ох, Андрей Петрович слишком меня захвалил, — пробормотал я, потирая плечо. — На самом деле он и его гусары и есть настоящие герои.

Милорадович уже не ответил, поскольку мы миновали ров и подъехали к воротам. Нас впустили в город одного за другим и за воротами нас встретила целая толпа вооруженных людей. Они держали в руках сабли и копья, и были облачены в кольчуги поверх толстых халатов, а на головах шлемы. Некоторые сидели на конях.

— Да, самая настоящая Азия-с, — тихо заметил адъютант Гриша.

Один из всадников махнул рукой и поехал назад через толпу. Мы поехали следом за ним по главной улице, заполненной народом. Низкие дома сделали в основном из глины, крыши застелили соломой. Из-за дверей осторожно выглядывали женщины и дети. В маленьких двориках росли низкие деревья, в арыке еле слышно журчала вода. От обилия солнца дома и земляная дорога, покрытая глиной, казались белыми.

Мы проехали через весь город к центру и я увидел вдали купол и стены мавзолея Ахмеда Яссауи. Рядом высилась большая мечеть и еще несколько других зданий поменьше. Из курса истории я помнил, что мавзолей построен по приказу Тамерлана над могилой святого, жившего еще в 10–11 веках. Ему и в двадцать первом столетии поклоняются в Центральной Азии. Неужели правитель города тоже облюбовал там себе место?

Но нет, еще доехав до мавзолея, мы свернули в сторону и подъехали к зданию поменьше. Построено оно было из кирпича и высилось над другими домами горожан, а стены украсили орнаментами и надписями на арабском языке.

На небольшой площади перед зданием, размерами с площадку школьного стадиона, выстроились еще воины в кольчугах и с копьями в руках. Они образовали довольно аккуратный прямоугольник, посередине которого оставили дорожку к дверям здания.

Милорадович остановился перед воинами и окликнул нашего провожатого:

— Эй! — а затем наклонился и сказал переводчику: — Скажи ему, чтобы правитель вышел из дома на переговоры. Мы не пойдем внутрь.

Когда толмач перевел его слова, всадник скривил надменное смуглое лицо и покачал головой. Затем сказал что-то резкое.

— Он говорит, что правитель ждет вас внутри и готов устроить пир в честь победителей кокандцев, — сказал переводчик.

— Нам не надо пира, — ответил Милорадович и я заметил пятнышки крови на рукаве его белоснежного мундира. Он ведь поехал в Туркестан сразу после сражения. — Мы хотим переговоров и прямо здесь, на площади. Если он отказывается, мы сейчас же уедем, но тогда это будет равносильно объявлению войны.

Переводчик сказал его слова нашему провожатому и тот еще раз испытующе поглядел на нас. Затем понял, что командующий не шутит, снова сказал что-то резкое, видимо, выругался от души и поскакал через площадь к дому правителя. Воины стояли все также неподвижно на солнце. Я увидел, что у ближайшего стекают струйки пота из-под шлема.

Ожидая ответ от правителя, мы тоже стояли на жаре. Ждать пришлось около десяти минут и Милорадович сначала молча сидел на коне с поджатыми губами, а потом сказал:

— Если сейчас не появятся, тогда уезжаем.

В это мгновение, словно его подслушивали, двери здания распахнулись и выскочила целая толпа слуг. Затем, в сопровождении воинов-телохранителей с обнаженными саблями в руках, появился толстый низкорослый дядька с длинной бородой. Он медленно спустился по ступенькам и направился через площадь к нам.

— Ну наконец-то, — сказал Милорадович и тоже слез с коня. Мы последовали его примеру.

Затем генерал пошел навстречу правителю и мы следовали за ним чуть позади. Мы встретились с владыкой поселения на середине площади и он что-то сказал, раздвинув толстые губы в улыбке. Наш драгоман перевел его слова:

— Повелитель Туркестана Суюнчходжа-султан приветствует славных северных воинов в своем городе. Мы благодарим вас за помощь, оказанную в сражении с проклятыми кокандскими собаками и приглашаем на пир, устроенный в честь белого царя и его победоносных воинов.

Милорадович усмехнулся и ответил:

— Ишь ты, и ни слова о том, что это поселение принадлежит теперь наше. Переведи ему, что с этого дня Туркестан принадлежит хану Средней орды Уали, ставленнику Российской империи на этих землях.

Когда толмач перевел его слова, маленькие глаза султана расширились и вспыхнули от гнева. Его приближенные сзади возмущенно зашумели. Султан закричал что-то, яростно глядя на Милорадовича и понятно было, что это не пожелания долгих лет жизни и крепкого здоровья.

— Город Туркестан сейчас подчиняется Бухарскому эмирату, — перевел толмач. — Султан говорит, что он никогда не признает притязаний северных народов на эту землю. А под Уали ханом трон и так шатается и он скоро слетит с него. Если пришельцам это не нравится, пусть сваливают отсюда на все четыре стороны.

— Хорошо, — просто ответил Милорадович. — Я понял его позицию. Тогда мы уезжаем и пусть за нас говорят наши мечи.

Пожалуй, конец фразы был лишним и его можно было не говорить. Все-таки, военным не стоит заниматься дипломатией, подумал я, когда увидел, что султан покраснел от ярости, услышав переведенный ответ русского генерала. Уж слишком военные прямолинейные.

Султан снова что-то закричал, указывая на нас, а его сановники тоже подняли страшный шум, хуже, чем на базаре. Эге-гей, полегче, ребята, подумал я, когда воины на площади тут же сомкнули ряды и нацелили копья на нас.

— Ого, здесь принято нападать на парламентеров? — закричал Гриша, вытаскивая шпагу.

Я же, каюсь, сокрушался о том, что оставил свои драгоценные штуцеры в седле Дикаря за городом, а собой взял только трофейную саблю с позолоченной рукоятью да незаряженный пистолет. Я поклялся, что теперь буду повсюду ходить с двумя ружьями наготове, даже, пардон, в сортир. Вдали, на краю площади, среди наших коней, я увидел довольную морду Смирного и готов был поклясться, что проклятый рысак радостно ухмыляется, видя, что меня сейчас проткнут, как барашка на вертеле.

Переводчик сжался и отступил назад, но султан его оттолкнул. Я мельком глянул на Милорадовича и удивился, насколько бесшабашно и весело он улыбается.

Копьеносцы наступали и нам пришлось тоже пришлось отступить к султану, но правитель города уже отошел к своей резиденции. Его воины обступили нас со всех сторон.

— Я буду стрелять! — кричал адъютант, грозя им пистолетом, но воины громко кричали и не обращали внимание на оружие.

Я тоже достал свою саблю и приготовился дорого продать свою жизнь. Хоть я не владею холодным оружием на высоком уровне, но парочку противников с собой на тот свет заберу, не сомневайтесь. Помнится, лет эдак тридцать спустя в схожей ситуации в Персии погиб Грибоедов, неужели мы станем его трагическими предшественниками?

Воины продолжали напирать и один успел ткнуть мне копьем в грудь. Тогда Гриша выстрелил в другого и тот со стоном завалился на каменное покрытие площади. Не спасла, значит, кольчуга.