«Нет. Всё не так. Так не должно быть. Егор не такой. Он не мог торговать смертью. Не мог. Нет же», — думала она и понимала, что всё правда. Откровения Жанетты медленно и мучительно убивали то светлое, что бережно хранила память о муже. Он был им всего несколько часов, но привязал к себе навсегда, и поверить в его тёмную сторону, было сродни предательству. Ведь для неё он стал светом, озарившим жизнь.
— Скучаем, подруга? — вмешался в мысли хриплый низкий голос.
Воздух рядом качнулся, донеся резкий запах перегара. Тяжёлое нечто упало рядом на бетонную ограду. Слава не отреагировала и получила тычок в плечо.
— Чего молчим? — донимал голос.
— От-ва-ли, — по слогам произнесла девушка, не поворачивая головы.
— Чего так грубо? Пойдём со мной…
Сильная рука обхватила её за плечи и потянула вбок. Запах перегара забил ноздри. Щеки коснулись влажные прохладные губы, оставляя противный мокрый след.
— Отвали, — рыкнула Слава и вывернулась из захвата, успев пустить в ход локоть. Она вскочила на ноги и поняла, что неприятный собеседник не отстал. Он оказался высок, но худощав, и покачивался, как на ветру. Молодой, лохматый, одетый, как все вокруг.
— А ты мне нравишься, — осклабился он и сплюнул на землю сгусток слюны. Его рука потянулась к девушке и тут же встретила сопротивление.
— А ты мне нет, — холодно ответила она, отмахнувшись. Ей было не до него.
— Какие мы упрямые, — захохотал незнакомец и потянулся к Славе, за что и поплатился, получив кулаком в нос. — Оборзела?
Он зажал нос и рот ладонью. Весёлость исчезла из глаз.
— Уже давно. Дай пройти, — девушка оттолкнула его в сторону и пошла к байку, доставая на ходу ключи. Злость просачивалась наружу и пропитывала воздух, окутывая Славу с головы до ног. Ей было плевать на опешившего от неожиданности ухажёра. — Ненавижу.
Боль терзала так сильно, что разум перестал руководить телом. Вместо того, чтобы достать куртку и шлем, Слава оседлала байк и резко рванула с места, пугая громким рёвом. Встречный ветер вышибал из глаз слёзы, пробивал грудь, но девушка мчалась по пустым улицам ночного города и напоминала ведьму на метле с развивающейся гривой волос. Она не понимала, куда едет и зачем, лишь хотела опередить время и отчаяние, хотела стать ветром, как муж.
Очнулась Слава за границей города на берегу небольшой заводи. Заглушив двигатель, она сползла с мотоцикла на траву, покрытую холодной росой. Тело задрожало в ознобе, но не сдвинулось с места.
«Всё ложь. Почему? Ради чего? Мы все кого-то обманываем, чтобы получить желаемое. Я прикидываюсь другом семьи. Какой я на фиг друг. Я никто. Мне были нужны ответы. Лучше бы я не искала правду. Сдохнуть проще. Егор, почему? Ты так любил жизнь и сеял смерть. Как такое возможно? Ты думал, я не узнаю? Мир слишком тесен. Странно, что до сих пор в городе тебя считают живым, и Виту тоже. А вас нет. Теперь я понимаю, почему родители отреклись от тебя. Они пеклись о своём честном имени, и Жилин печётся. Не хочет, чтобы о дочери слава пошла. О чём я думаю? Совсем рехнулась. Богатым нет дела до бедных. Бедным не интересны проблемы богатых, если только не пикантные сплетни, — думала Слава, и вдруг мороз пробежал по коже. — А если Егор жив? Если всё для того, чтобы он исчез, как Егор Ковалёв? Если заметали следы? Сначала нашли дурочку, которая влюбилась без памяти. Потом свадьба и фамилия жены. Потом смерть понарошку и… свобода. Больше нет Егора Ковалёва, торговца наркотиками».
От испуга она резко села и прижала колени к груди, обхватив их руками. Память лихорадочно выбрасывала картинки прошлого в сознание, которое неожиданно отказалось от реальности. Логика выстраивала события в новую цепь, и от этого становилось страшно. Славе казалось, что муж подстроил аварию вместе со своими родителями, поэтому они не захотели его хоронить. И «скорая» приехала так быстро, словно стояла за углом. Вспоминались малейшие детали: морг, гроб, погребение. Сердце каждый раз пропускало удар, когда сомнения захватывали разум.
«Мне же показалось, что он моргнул. Я помню. Тогда, в морге, мне показалось, что он дышит. Просто слёзы помешали видеть лучше. И возле могилы тоже. Нет-нет, я же помню, что пульса не было. Я щупала… или нет. Боже, я не помню. Я ничего не помню. Сплошной туман. Когда его подменили? Кого я похоронила? — терроризировала сознание Слава, истерично ища выход из замкнутого круга. — Я схожу с ума».
— Егор! — заорала она, распугивая ночь. Эхо разнесло крик по округе. — Вернись!
Ничего и никого больше она не хотела, только его живого рядом. Жалкая надежда забрезжила как полоска уходящего на закат солнца, поражая своей жестокой предсказуемостью. Холод пробирал тело насквозь, дрожь сотрясала, зубы клацали, а в груди свистел ветер. Ощущение пустоты усилилось. Слава тяжело поднялась с земли. Эмоции схлынули. Слёз не осталось. Зато реальность пропитывала каждую клеточку. Ночь, прохлада, тишина, усыпанное звёздами небо, которое отражалось в заводи, и одиночество. Нет никого, кто бы мог подставить плечо и дать выговориться. Все лгали. Почему-то единственной правдой в ушах звучали слова хмельной Жанетты.
— Девочка-рай, — прошептала Слава, глядя в небо. — И мальчик-ад.
В рюкзаке надрывался жужжанием телефон. Он жил своей жизнью. В нём постоянно что-то происходило.
— Умолкни, — устало попросила девушка и открыла багажник, чтобы достать куртку и шлем.
Она затолкала в освободившееся место рюкзак и закуталась в куртку, застегнув её до подбородка. Стало чуть теплее. Бросив прощальный взгляд на заводь, она пригладила волосы и натянула подшлемник, затем просунула голову в шлем. Настала пора возвращаться в мир людей, чтобы окончательно перестать их понимать, потому что погружение в него грозило сумасшествием. Урчащий рокот нарушил тишину. Слава вырулила через поле на дорогу. До города было не меньше двадцати километров. В баке плескался на дне бензин, но переживания по поводу отсутствия заправочной станции на пути не тревожили душу. Это казалось столь несущественным, что не заслуживало внимания. Зелёные огоньки табло-ценника показались вдали, когда байк заглох.
— Нет ничего прекраснее, чем тягать железо, освобождая мозг, — прогудела в шлем Слава и покатила верного друга, перешедшего ей по наследству от мужа. Из них двоих, байка и Егора, сейчас она доверяла мотоциклу, потому что он не обманывал, не рождал иллюзий.
В предрассветные часы заправка дремала. Вдоль обочины растянулись фуры. В окнах здания уютно горел свет. Слава дотолкала мотоцикл до ближайшей заправочной колонки и открыла крышку бензобака. Из здания вышел сонный мужичок в фирменном комбинезоне компании АЗС. Девушка обрадовалась. Заправлять байк самостоятельно она не любила.
— Здравствуйте. Десять литров девяносто второго, пожалуйста, — сказала она, снимая шлем.
— Угу, — пробормотал мужичок и потянулся к пистолету. — Здрасте.
Он широко зевнул и почесал грудь. Слава побрела в здание, грустно думая, что и здесь обман: мужичок надует грамм на сто непременно, а бензин будет не того качества. За кассой сопела девушка, подложив под щёку ладонь. Локтем она упиралась в подлокотник офисного кресла. На коленях лежал раскрытый журнал.
— Тук-тук, — усмехнувшись, сказала Слава.
Девушка встрепенулась, локоть соскользнул с подлокотника, журнал упал на пол.
— М-м-м, — промычала она, пытаясь разлепить крепко сомкнутые веки.
— Вторая колонка, десять литров девяносто второго, — произнесла Слава, приготовив карточку для оплаты.
Девушка ещё какое-то время пыталась проснуться, а потом всё же смогла нажать нужные кнопки на клавиатуре. Слава расплатилась и вышла из сонного царства. Когда она добрела до своей колонки, мужичок уже справился с работой и ждал заслуженные десять рублей чаевых.
«Если бы всё в жизни было так просто», — вздохнула Слава, отдавая монету.
Домой она добралась с первыми лучами рассвета, но мотоцикл решила оставить на платной охраняемой стоянке в соседнем переулке. Странное предчувствие, что своими поисками правды она запустила какой-то неисправный механизм, не отпускало. Маниакальное ощущение чужого присутствия, возникшее ещё до захода в бар, продолжало оказывать магнетическое воздействие, словно кто-то пристально смотрел в спину и заставлял постоянно оглядываться. Её вроде бы и не держали за руки, но и не отпускали. Попахивало мистикой, но Слава в неё не верила, предпочитая находить объяснения всему.
