На третьем этаже начало холодать. Плюс Маркусу разонравилась его комната – он начал отчаянно мычать и упираться, стоило маме пытаться отводить его туда ко сну. Поэтому теперь он спит пока с родителями.

Короче, сплошные бюджетные дыры, заполнить которые у нас нет никаких средств. Думаю, предки уже тоже поняли, как ложанулись с преждевременной покупкой, но пока отчаянно этого не признают. Только празднуют десять дней.

Утром мама даже раздала нам задания для этого псевдо-праздника.

– Каждый к вечеру должен придумать десять пунктов, которые он приобрел в новом городе и нашем новом доме, которых раньше не было.

Я с готовностью сложила руки на груди и ухмыльнулась. Мама заметила это и добавила, смотря в упор на меня.

– Хороших пунктов. Чего-то доброго и милого. Например, мой первый пункт будет – что у нас дом стал гораздо больше, просторнее и шикарнее.

– Ага, а мой первый пункт будет, что у нас на кухне воняет, как в общественном сральнике.

– Выбирай слова! – одернул меня отец – и следи за речью. Неудивительно, что ты не обзавелась друзьями.

Я показала ему средний палец и ушла в комнату. Через минуту отец поднялся и молча забрал у меня ноутбук. В спину я еще раз показала ему теперь уже два средних пальца.

Теперь я осталась с самоудовлетворенностью и без ноутбука.

К ужину мы спустились раньше, и, словно в долбанном спектакле уселись кругом за столом. Мама назвала свои десять пунктов – какая-та дребедень, не имеющая ничего общего с реальностью. Все пункты отца были связаны с уменьшением затрат, хотя все было с точностью да наоборот. За Маркуса написала мама и мы битых десять минут лицезрели этот кошмар, когда он пыталась от него добиться повторения слов за ней.

Интересно, все настолько ужасны, или у каких-то больных с синдромом Дауна есть улучшения погуще? Может, они болтают.

Когда дошла очередь до меня, мать с отцом напряглись.

– А я не буду лицемерничать – заявила я – у меня нет списка. Я назову те пункты, которые вижу. Пункт раз – я выставила палец – у нас негодный замок на калитке. Пункт два – у нас воняет на первом этаже, как в помойной яме. Пункт три – у нас везде сквозняки. Пункт четыре – вы какого-то фига перетаскиваете вещи без меня и я напарываюсь на них среди ночи..

–О чем ты? – нахмурился отец.

– О гребанном стеклянном столике с гостиной. Зачем вы перетащили его к дверному проему? Я чуть ноги не отдавила, пока ночью таскала его обратно. И что врать – чуть не обделалась, когда увидела его в темноте.

– Столик? – скривился отец вновь – на кой черт нам таскать этот столик? Я его с переезда не трогал. Где стоял там и стоял. Венди?

– Зачем он мне – дернула плечами мама – пока есть дела поважнее.

– Ну конечно – кивнула я – все не при делах, как всегда. Семья святых. Давайте зачитаем молитву, успокоим бога до следующего утра, и я пойду напишу сочинением о том, какая у меня идеальная семья.

Однако, уже возле лестницы, я резко обернулась к ним вновь.

– И проверьте Барри. С ним явно нелады.

– А с ним что не так? –недовольно уточнила мама.

– Он не реагирует на посторонних. Раньше лаял на любой шум.

– Разве у нас есть посторонние?

Я вспомнила, как долбала калитка пару дней назад, но за те пару мгновений, что я встала с кровати, она вновь оказалась запертой.

– Не всегда, но думаю, бывает. И не удивлюсь, если это мои новые друзья, которых я нажила в школе благодаря вам.

– Что за новые друзья?

Но я уже взбежала вверх в комнату.

Ночью я проснулась от собачьего лая. Подошла к окну и обнаружила, что калитка не долбает. Она просто открыта настежь. Шерсть Барри вздыбилась. Он лаял, что есть мочи. Только смотрел не по ту сторону, а по эту.

Словно видел кого-то внутри нашего двора.

Я не видела никого. Открыла окно и попросила пса заткнуться.

Конец записи.

У меня новости!

Наконец-то, прогнозы отца больше неверны. У меня появились друзья. Ну, сложно назвать их друзьями и вообще знакомство получилось странным, но лучше что-то, чем ничего, ведь так?

Я сидела за ланчем, как всегда одна, когда ко мне подсел какой-то парень. Он был худощавый, а на голове роились спутанные черные кудри.

– Можно? – но спросил он, уже когда сел.

Я равнодушно пожала плечами.

– Ты ведь Эбигайл Хиггинс? – спросил он.

– Ага – буркнула я – уже знаешь про брата?

– Чего? А, ты про того дауна – отмахнулся он, но тут же сконфузился –прости, я типо не то хотел сказать.

– Все норм – усмехнулась я – наоборот, все верно. Он даун. Бесит меня обхождение этого слова. То же самое, что не называть афроамериканца «черным». Он же черный, в чем трабл?

– А ты мне нравишься – усмехнулся он.

– Ты меня не знаешь.

– Мне хватает того, что ты не топишь за негров, не выносишь мозг за брата и живешь в доме на Гарисон-Роуд 143.

Я нахмурилась и покосилась на него.

– Ты что, долбанный извращенец?

– Что? Нет.

– А какого черта ты знаешь, где я живу? Ты следил за мной?

– Ты в своем уме? – рассмеялся он – да это же все знают.

– С чего бы?

Но не успел он ответить, как с нам с двух сторон подсели еще два парня, примерно такие же хлюпики-хипстеры, у одного я заметила брекеты, у второго очки на носу. Из всех мой собеседник был пока симпатичнее всего. Хотя не отличался красотой.

– Что, Бобс, уже нашел себе подружку? – рассмеялся тот, что в очках – а она ничего, секси.

– Вы типо стая сбившихся в кучу задротов? – усмехнулась я – местные отщепенцы?

– Говорит девчонка, которая красит губы черным и чей братец обкапал весь холл слюной – оскорбился чувак в брекетах.

– Придурок, это тон темный шоколад – фыркнула я.

Я не часто мажу губы темной помадой. Честно признаться, только в Лимертвилле и начала. В Беркли я красила их ярко-алым и вообще там все считали меня секси. Включая чирлидершу Сидни Альпон. Если бы не Маркус и мои предки, мне пророчили титул королевы школы.

Ага, теперь я и близко с ней стоять не смогу.

– Да хорош вам – перебил нас тот, кого назвали Бобом.

– Погоди, а ты не из той семейки, что поселились на Гарисон-Роуд? – возбужденно закусил губу парень в очках.

– Ну да, а что здесь такого?

Однако, тот что в брекетах ткнул своего друга в бог и внушительно сыграл бровями.

– Серьезно? – фыркнула я – думаешь, я не заметила?

Но прозвенел звонок и нам пришлось подняться. Те двое сразу же унеслись вперед, вновь оставив нас с Бобом самих.

– Не обращай внимание на этих придурков – усмехнулся он – они классом младше. Просто порой общаюсь с ними.

– Судя по всему не порой. Значит, ты Боб?

– Так точно. А тебя можно звать Эбиги?

Я рассмеялась.

– Что?

– Все сокращенно зовут меня Эби. Но для тебя я все еще Эбигайл.

– Как скажешь, Эби.

Он хотел пошутить, но я все-таки сощурилась.

– Так что они имели против моего дома?

– Понятия не имею.

– Но ты ведь тоже знал, где я живу. И сказал, что это все знают.

– Ну да. Ты же с нашей школы – продолжал он, бегая глазами.

– В чем дело? Из-за того, что тот задрот в брекетах не захотел говорить?

– Он не при чем, просто нам пора по кабинетам – улыбнулся он – давай, еще пересечемся, Эби-Эбигайл.

Но мы так и не пересеклись, а после урока я уже забыла допросить его. Только сейчас пишу и поняла – что так и не узнала, что такого особенного в нашем доме. Надо будет разузнать после выходных. Судя по Бобу и его дружкам – достаточно расстегнуть одну пуговицу блузки и они уже растрепят все тайны мира.

Наверное, все в курсе, что он уцененник?

Когда я пришла домой, мама сообщила, что на все выходные мы едем к тетушке Полли в Огайо.

– Боже, нет – закатила я глаза.

– Да, и это не обсуждается. Тетя Полли хочет увидеть Маркуса.

– Пусть и видит Маркуса – развела я руками – я уже вполне взрослая и могу остаться сама на выходных.