– Мы – простые маленькие люди, которые чувствуют большую ответственность за всё, что происходит вокруг. И не можем жить, не пытаясь сделать мир лучше – подчёркнуто скромно, не сводя взгляд с пепельницы, прокомментировал Марк.

– Ну, это громко сказано, просто мы пытаемся быть достойными представителями своего поколения – театрально ответил Тимур. Одно из главных достоинств его деятельности как раз в том, что он может позволить себе спокойно засыпать, считая себя действительно благонадёжным человеком. А ещё в этом есть некая романтика. И всё же, ответив, он с укором осмотрел своего друга сверху донизу – ему очень не нравилось, когда кто-то примазывался к его заслугам.

– Звучит, как тост! За достойных представителей нашего поколения! – подняла бокал Виктория, всё пытающаяся добавить вечеру веселья. Все чокнулись. Виктория осушила бокал и стукнула кулачком по столу. – А знаете что, пойдём танцевать!

– Я за! – с рвением согласился Тимур.

– А я, честно говоря, не очень люблю танцевать. – честно признался Марк. Это действительно было его ахиллесовой пятой.

– Ну тогда сидите здесь, зануда! Мы с Тимуром пойдём.

И она встала из-за стола. Тимур с радостью откликнулся на предложение красивой девушки и тоже пошёл – пусть Марк считает это наказанием за очередную ложь. Адвокат уже почувствовал, что сдаёт позиции, и теперь ему придётся в одиночку сидеть за этим старым дряхлым столом, как какому-то старику, ибо отказаться от своей позиции и сделать что-то только потому, что так делают все, уже поздно. Когда молодые люди встали, он со злостью стукнул портсигаром по столу, достал папироску и закурил. Но тут он заметил, что Вера тоже не идет танцевать.

– Вы тоже не танцуете?

– Честно говоря, у меня нет настроения.

– Почему?

– Да всё нормально, из меня просто плохой танцор.

– Я вам не верю, такая красивая девушка не может не уметь танцевать!

– Очень мило, но это клише.

– Вам виднее.

На минуту воцарилась мёртвая тишина. Вера поправила чудесные прямые волосы и принялась рассматривать свои аккуратные бирюзовые ноготки на тоненьких пальчиках. Вдруг пальцы левой руки охватил слабый тремор, который Вера быстро остановила, накрыв второй рукой.

– У вас очень красивые руки. Будто играете на фортепиано. Вы музыкант?

Вера на миг закатила глаза и снова уставилась в стол:

– Нет Марк, я не музыкант.

Снова тишина. Оглушающий американский рок будто смеётся над Марком. Он пожал плечами и просто продолжил курить, грустно уставившись на ручки своей собеседницы, ибо рядом не оказалось чего-то более красивого, на чём можно было бы остановить усталый взгляд.

Вера подняла глаза и подметила исчезновение приветливого выражения с лица Марка, исчезновение желания разговаривать и как-то… жить, что ли. Девушке показалось, что адвокат обиделся, и ей стало неловко.

– Простите… честно говоря, я просто очень не хотела сюда приходить.

– Почему всё же пришли?

– у Вики день рождения всё-таки.

– Да ладно!

– Я наврала, нет у Вики никакого дня рождения. Просто ей приспичило, и это очень глупо и жестоко с её стороны.

Марк недоумевающе уставился на собеседницу. Та, видимо, решила, что разговор ушёл не в ту сторону, и сделала глубокий вдох.

– А может, не наврала, просто Вика ненавидит дни рождения. Проехали.

– Честно говоря, я тоже не хотел приходить. Давно не был на… вечеринках.

Вера немножко оживилась, хотя и убежденная, что Марк её понять не в состоянии. И всё же приятно осознавать, что в этом баре есть ещё один человек, который считает, что всё это «пир во время чумы». Даже если не понимает, какой именно чумы.

– Я искусствовед. Иногда веду экскурсии в городском музее, оцениваю работы перед аукционами. И прошу, постарайтесь не курить в мою сторону.

Марк затушил сигарету.

– Интересно… как вы выбрали такую профессию?

– Просто люблю искусство. Понимаете, я верю, что искусство создано для того, чтобы открыто ставить перед людьми вопросы, которые они боятся задавать вслух. Искусство прячет эти вопросы, придаёт им удобоваримую форму, в которой вопрос, фигурально выражаясь, может быть выставлен публично в какой-нибудь галерее. Я люблю искать эти вопросы. И ответы на них.

– То есть по сути искусство – это завуалированная борьба с цензурой?

Вера расслабленно развалилась на диванчике и, обняв себя, уставилась в потолок, размышляя в слух:

– Скорее её обман. Ведь чем завуалированнее подана острая тема – тем гениальнее произведение.

– В наше время многие художники бояться прятать скрытый смысл в картины. Да и у нас нет времени, чтобы его искать.

– Эти поиски того стоят. Настоящие гении не тычат в лицо кровоточащими ранами, а подают их на блюде под клошем.

– А вы когда-нибудь рисовали?

– Это было давно и неправда. А вы?

– Никогда не думал об этом, честно говоря.

Снова воцарилось молчание. Вскоре к столику подошли Виктория и Тимур.

– А Тима хорош!

– Куда мне до тебя!

Все выпили. Подошла официантка, заказали по новой.

– Вера, не отойдёшь со мной? – предложила Виктория.

Девушки встали и направились к уборной, у которой уже собралась небольшая женская очередь.

– Ну, как они тебе? Не жалеешь, что пришёл? – шепотом спросил у друга Марк.

– Они прекрасны, особенно Вика. Она такая живая! Ты знал, что она в студенчестве подрабатывала танцовщицей?

– Я вижу, вы с ней уже перешли на «ты». И ты неплохо её узнал.

– Ну она сама не особо скромная. А ты против? Просто, если…

– Ничего, всё хорошо. А Вера – искусствовед. Удивительно, она выглядит, как напыщенная куколка, а такая вдумчивая профессия.

– Не вижу противоречия.

– Да я не критикую, просто не такое занятие я представлял для блондинки-куколки.

И тут Марк краем уха поймал отголоски разговора девушек в очереди перед уборной.

– Вера, ты мне всё-таки скажи, какие новости в Следственном управлении?

– Да всё нормально… ничего не изменилось.

– Ну ты не волнуйся, всё будет хорошо.

Марк удивился, что у искусствоведа могут быть какие-то дела в Следственном управлении. Её в чём-то подозревают? Может, она похитила какую-нибудь картину? Мошенничество со страховкой? А не такая она и простая – эта ваша Вера! Или она имеет другой статус? Зная наше следствие, потерпевший может стать обвиняемым в момент, если следователь или его начальник не в духе.

Вскоре девушки вернулись.

– Скажите, Вера, что вы думаете о декрете о закрепощении? – Решил снова вернуть разговор в знакомое ему русло Тимур.

– По большому счёту, мне плевать. Мы все итак закрепощены.

– Нет, ну всё-таки, – наклонился к центру стола Тимур, заняв таким образом большую часть пространства.

Но Вера не почувствовала себя обязанной как-то определённо отреагировать. Она решила показать, что Тимур, может, и захватил пространство, но время не в его власти.

Девушка закатила глаза и сделала глубокий вдох, приоткрыв рот и слегка обнажив клык под верхней губой, у левого уголка рта. Потом неспешно отпила шампанского, и, медленно проглотив, начала излагать своё мнение, намеренно вытягивая слова:

– Правда, по большому счету, мне плевать. Но уж если выбирать между «за» и «против»… Я, конечно, мало понимаю в экономике… но мне, очевидно, не хочется быть привязанной к одному городу без права изменения места жительства. И мне не нравится, что мне не разрешают переехать в какой-нибудь Псков без веской причины, пусть даже лично я и не хочу туда переезжать. Это нам ещё повезло, что мы – петербуржцы.

– Я считаю, что они просто хотят убить миграцию. Следующим шагом будет тотальный контроль передвижения. А ты что думаешь, Вика?

– А мне это не грозит, моя работа не связана с путешествиями. Да и по стране разъезжать не особо-то хочется. Может, в столице бы ещё побывала. А так – Питер – почти конец света.

– Но объективно-то ты поддерживаешь или нет?

– В целом без этого закона всем проще.