Обе горевшие, словно факелы шхуны, к тому времени пошли ко дну. Один из кораблей сопровождения, получив прямое попадание в пороховой погреб, медленно заваливался на бок. Команда последнего, оставшегося на плаву судна, видя, что конец боя очевиден, старалась как можно дороже продать свои жизни. И пируэты, выделываемые диском Мишеля, моряки восприняли как подарок судьбы.

Несколько зениток сосредоточили огонь на потерявшем управление гравилёте, что, тут же, привело к желанному результату. Обшивка оказалась пробитой сразу в нескольких местах, и на палубе обречённого катера зазвучало неуверенное "ура".

Иссеченный осколками и потерявший сознание, скорее от потрясения, чем действительно от ран, Мишель, не почувствовал глухого удара о воду. Диколёт неспешно погружался, и сквозь пробоины в кабину медленно просачивалась вода. Тело, получившее множественные повреждения, быстро регенерировало, но мозг, не подготовленный к подобному повороту событий, и испытавший настоящий шок, не спешил возвращаться в сознание.

Увы, это была единственная победа подвергшейся нападению мирной флотилии. Девятнадцать оставшихся гравилётов, выстроившись вокруг буквально разнесённого в щепки корабля, в упор расстреливали эсминец, посмевший уничтожить их товарища. Ища спасения, люди в панике прыгали в воду, спеша как можно дальше удалиться от тонущего судна. Над волнами тут и там виднелись какие-то доски, двери кают, деревянная мебель, за которую держались уцелевшие.

Поняв, что сопротивление сошло на нет, немецкие пилоты прекратили огонь и спокойно выжидали, пока последний корабль скроется в пучине. После чего вернулся один из транспортников и, опустившись на воду, приглашающе распахнул створки комовых люков. Никто не вышел навстречу, не было произнесено ни одного слова. Проигравшим предоставлялось право выбора, и победители нисколько не сомневались, в чью пользу он будет сделан.

Над волнами зазвучали проклятия. Все прекрасно понимали, для чего гостям с севера нужны пленные. Но до берега было около двадцати километров и, даже цепляясь за спасительные обломки, вероятность того, что удастся достигнуть суши, была весьма и весьма низка.

Дрожа от страха и ярости, и отчаянно завидуя сгинувшим в бездне друзьям, несчастные медленно гребли в сторону огромного диска. Альтернатива представлялась ужасной, но из двух смертей: скорой и неминуемой и чудовищной, но отложенной на неопределённый, пусть и короткий срок, жертвы воздушных разбойников выбрали второе.

Гуннар довольно улыбался. Ещё бы! Идиоты, самонадеянно открывшие пальбу по ловчей эскадре, подвернулись как нельзя кстати. От мальчишки, превратившегося в обузу, лишь только стартовали с Сицилии, удалось избавиться, не навлекая на себя подозрений. К тому же, трюмы пополнились доброй сотней голов свежего мяса. Ну, а небольшой конфликт, произошедший в нейтральных водах, вряд ли вызовет много нареканий со стороны руководства. И даже если гибнущие лоханки успели передать в эфир мольбу о помощи, кто осмелится бросить вызов самому могущественному государству в мире? Уж никак не задрипанный Алжир, которому принадлежали и траулеры и списанные, и потому купленные по дешёвке, штатовские эсминцы.

Гуннар ещё немного поторжествовал и выбросил из головы судьбу сбитого недоноска. Участь же консервов, находящихся в грузовых отсеках, была известна задолго до дня их появления на свет. Собственно, как и всех ублюдков, не принадлежащих к высшей расе.

Мысли ягдфигельфюрера обратились к предстоящему лову. В этот раз он решил устроить гон в саваннах Южной Африки. После чего, если добыча окажется недостаточной, "обработать" две-три деревни в Конго.

Методы в обоих случаях отличались кардинально, что не мешало ему и членам команды каждый раз получать бездну удовольствия. Представив мятущихся черножопых обезьян, он презрительно скривил губы. Из всех млекопитающих, только негры за прошедшие столетия не научились делать выводов. Любая другая раса за сотни лет, что процветала работорговля, сумела бы, если не выработать методы борьбы, то хотя бы, научилась избегать опасности. Эти же…

Как и сто, и двести, и триста лет назад, только и делали, что приносили нищее, гибнущее от голода потомство и… служили предметом купли-продажи. Что говорить, если за два столетия, с семнадцатого по девятнадцатый век те же поганые американцы, что теперь так кичатся хвалёной демократией, вывезли за океан более десяти миллионов невольников. А те расплодились так, что в Латинской Америке, до сих пор составляют большинство населения.

Гаупштурмфюрер зевнул. Природа всё устроила мудро. Наверху пирамиды стоят высшие существа. Недочеловеки, чьи отдельные представители, после тщательного антропологического обследования, иногда пополняют ряды гемоглобинозависимых, в силу врождённой убогости, находятся на положении домашнего скота, о котором не устаёт заботится рачительный хозяин. Ну, а все остальные, ведут жизнь диких зверей, не наделённых провидением разумом.

Путь через весь материк занимал довольно много времени, так что, включив автопилот, Гуннар вытянулся в кресле и блаженно закрыл глаза. Несмотря на сверхъестественные способности, вампирам тоже нужен отдых. Разумеется, при необходимости, такие как он, могут бодрствовать сутки напролёт, пополняя запасы энергии за счёт доноров. Но покажите того, кто бы пренебрёг такой желанной, дневной спячкой. Атавизм, доставшийся в наследство от неактивированных предков, был самым прекрасным ощущением, после еды и секса.

Солнце клонилось к западу, когда эскадра достигла бескрайних просторов, населённых четвероногими и двуногими млекопитающими. Здешние племена тысячелетиями занимались охотой и скотоводством. Гуннар же полюбил эти края за то, что на открытой местности почти невозможно было спрятаться.

К великому сожалению, учёным Рейха так и не удалось до конца выяснить природу генерируемых вампирами волн. Мудрые мужи измерили частоту, и даже предположительно выяснили, какие органы задействуются, когда звучит подавляющая волю песня. Но вот воспроизвести чарующую мелодию искусственно до сих пор не сумели. Так же, как и создать качественный прибор, многократно усиливающий мотив, повергающий дичь в состояние прострации. Что, впрочем, не мешало загонщикам действовать весьма эффективно.

Обнаружив стойбище где, по предварительным прикидкам, обитало не менее трехсот особей, Гуннар отдал команду выстроиться полукругом и включить установки, издающие инфразвук. И с пренебрежением взглянул на суетящийся внизу корм. Ну кто, кроме животных, в сотый раз может попасться в одну и ту же ловушку? Любая популяция, чьи представители, обладали хотя бы зачатками интеллекта, давно бы догадалась о ненатуральной природе внезапно возникшего и совершенно немотивированного страха. И, вместо того, чтобы сбиваться в кучу, подобно испуганным травоядным, бросилась бы врассыпную. Что, без сомнения, не спасло бы от неминуемой участи но, по крайней мере, дало минимальные шансы хотя бы одному из десяти.

Эти же, повинуясь стадному инстинкту, жались друг к другу и покорно, хотя и безысходно воя, двинулись в сторону приземлившихся транспортников.

В люки, в отличие от тонущих, само собой, добровольно никто не полез. Но от годящихся лишь в пищу тварей никто и не ожидал большой сообразительности. Когда прайд оказался на открытом месте, пилоты просто задействовали лёгкое автоматическое оружие, стрелявшее маленькими стрелами, с наконечниками, смазанными нервно-паралитическим ядом. Сильнодействующим, но, не смертельным.

Когда первая партия распласталась на траве, гаупштурмфюрер распорядился приземлиться, и члены команды приступили к самой рутинной процедуре. А именно, банальному перетаскиванию обмякших туш в грузовые трюмы. Гуннар даже слегка пожалел, что сто с лишним моряков, так же, как и негры валялась в беспамятстве, усыпленные газом. Совсем неплохо было бы, если бы пища собирала сама себя.

Эсэсовец поднял тщедушное большеголовое тельце и, немного поколебавшись, впился клыками в тощую шею. Хотя власти, заботясь о поголовье, официально и запрещали истребление особей, не достигших веса минимум в сорок килограмм, иногда можно позволить себе расслабится.