Поезд отправлялся поздно вечером. По мне, так это было очень удобно: никакой спешки после работы, можно пройтись пешком до вокзала, заодно и накрутить недостающие тысячи шагов. Вдоль по набережной, поглазеть на молодых и все еще влюбленных, улыбнуться навстречу, но не широко, а только губами, чуть раскрыв глаза; забыть, что выглядишь уже давно не игриво, и даже не значительно. Никак не выглядишь, просто никак. Обыкновенный непримечательный мужик, почему-то никуда не спешащий. Впрочем молодым все нипочем, все вокруг находится в бесконечном вращении, как на карусели. Выхватываются отдельные лица, картинки, и улетают прочь немедленно, словно они – в том самом глазу урагана, медленно обращаются вокруг оси соединенных рук. Они всегда улыбаются в ответ, не мне в ответ, а всему, ну и мне, в том числе. И я знаю, что это не мне, но им все равно, если я приму на свой счет, так почему бы и нет. Улыбок в жизни много не бывает, тем более счастливых.

На сборы ушло минут двадцать. С возрастом круг вещей, якобы необходимых в поездке, сокращается геометрически. Дело тут не только в растущем безразличии к сочетанию и разнообразию цвета в одежде, но и просто в реальной оценке того, что в этой поездке может произойти. Выставочным картинам, а уж тем более приземистым барным стаканам совершенно нет дела до последних веяний моды. Все книги и документы уместились на планшете. Бриться, если честно, я не собирался. Четыре дня можно было протянуть в состоянии между легкой небритостью и ранней фазой отращивания чего-то более существенного. Ну а для всяческих непредвиденных катаклизмов, климатических или душевных, всегда есть кредитная карта. В точности и скорости сборов, в правильной форме сумки, которая и стояла, и на плече висела, как бы это объяснить, солидно, была своя гармония, словно эта сумка и меня делала человеком более правильным, ладно и вовремя собранным. Я старался не думать об этом, но от этого только еще больше зациклился на том, как выгляжу для случайного прохожего. Настроение поползло вниз, и я поднял голову к небу. Проверенный трюк – закатные облака превращали обыденный городской ландшафт в полотно художника, пусть средней руки, пусть безыдейного, но отважного по части оттенков красного цвета.

Я просто собирался помотаться по городу молодости, без цели и ожиданий; меня никто не ждал, и я никого не искал. Хотелось покопаться в делах прошедших, пройтись по музею мест и воспоминаний, имеющих значение, наверное, для меня одного. Было бы интересно наткнуться на кого-то из той жизни, попасть в тугой узел случайного совпадения давно независимых траекторий. Выпасть из времени – услышать пару десятилетий за десять минут, словно трейлер сериала, в интересности которого ты еще не уверен. Отделаться парой пустых фраз на свой счет и сослаться на спешку и занятость, сделать комплимент в неловкой паузе и крепко пожать руку. Быть легким, сотканным из тумана молодости с налетом искушенности и интересности. Но конечно, велика вероятность, что мне будет этого недостаточно, или что все пойдет совсем не так. Это я буду не интересен, да будем откровенны, чудовищно косноязычен. И пустота фраз будет казаться не загадочностью, а просто никчемностью. Какое прекрасное слово – никчемность – оно рубит сплеча, мол, даже и не буду придумывать особенное слово для такого, ни к чему не пригодного, объекта. Но при этом точность определения, приговорная финальность оценки, ранит глубоко. И вот уже мой старый знакомый бросает взгляд на телефон, и я становлюсь маленьким и грустным. Ворошение старого – рискованное занятие, и я не расстроюсь, если мне не случится встретить приятелей. Я буду туристом, туристом с привилегиями, как меломан, смакующий давно изученную запись в ожидании любимого пассажа. Буду тихо улыбаться себе под нос, распутывая клубок квеста. А в поезде просто завалюсь спать, как можно быстрее.

– А где тут Строителей, не подскажете?

Одним из главный неудобств созерцания облаков на ходу является невозможность вовремя избежать случайного прохожего с неожиданным вопросом. О, это целое искусство, сродни особенному танцу. Нельзя просто опустить голову и идти напролом – многих это совершенно не смущает. Положим, за пуговицу, как в книге, вас никто не возьмет, да и никогда не брали, но прохожему достаточно будет правильно рассчитать момент и оказаться у вас на пути. А там уже элементарная порядочность заставит вас поднять глаза. Можно, конечно, в ответ на ищущий взгляд демонстративно начать переходить улицу, или резко сменить траекторию, как футболист, вырывающийся на простор пробросом мяча. Но это, согласитесь, чересчур. Нет, проверенный способ – в самый нужный момент, буквально за секунду до того, как прохожий раскроет рот для вопроса, сказаться внезапно сильно занятым – поднять телефон к уху, хлопнуть себя по лбу и свернуть в сторону, словно что-то забыли, начать судорожно ощупывать карманы в поисках мифической пропажи. И продолжать свой ход. Гарантирую, что вопрос так и не покинет уста несчастного, и ваша честь в его глазах не пострадает.

– Так что, вы не знаете? Строителей? В какую сторону?

И вот тут следует признаться, зачем необходимо избегать случайных прохожих. Впрочем, думаю это и так понятно. Самый элементарный вопрос, без подготовки, способен поставить в катастрофический тупик. Особенной коварностью, почему-то, обладают вопросы всего с двумя вариантами ответов. И вот седые академики, продвинутые блоггеры, шустрые коммерсанты, многодетные мамы – открывают рот, и тупят. Хмурят брови. Приставляют палец к губам. Молят прохожего глазами просто уйти, ради бога. Внутренняя система координат, летевшая по своим делам на этой прогулке, попадает в зону турбулентности. В этот момент, проще всего выплюнуть ответ, противоположный тому, что вертится на языке, и поскорее пойти своей дорогой. Тем более, что прохожий, с легким благоговением наблюдавший апокалипсис чувств на вашем лице, готов принять любой ответ, как акушер, принимающий сложные роды. Ему уже понятно, что никакой достоверной информации он от вас не получит, и краем глаза он уже выбирает следующую жертву. И правда, я же где-то проходил эту улицу безвестных строителей.

Я улыбнулся:

– Извините, я не отсюда – турист, вот, видите, сумка? Давайте вместе кого-нибудь спросим?

Главное, не перегнуть палку с любезностью – как ни странно, от улыбки до насмешки один шаг, пара градусов угла наклона взгляда, чуть не так упавшая тень. Он махнул рукой. Зажглись фонари. Мне захотелось остановить его. Я подумал, что никогда в жизни больше его не увижу – вот он был, мой шанс. Боженька послал мне свой перст, а я привычно прыгнул в темноту. С такими мыслями нельзя шутить; я посмотрел ему вслед, мне показалось, что он качает головой, разочаровано. По-крайней мере, я не увидел влачащихся за ним по мостовой крыльев. Нужно было идти на вокзал, я искал предлог, чтобы тронуться с места. Рядом протяжно загудела машина – в этом гудке было больше всемирной тоски, чем агрессивного окрика. Я прикрыл уши и снова улыбнулся. Я был жив, не все в мире было прекрасно, но у меня была причина двигаться дальше.

По роду занятий мне часто приходится отвечать на вопросы с пристрастием. Я заправляю портфельными инестициями в небольшой, но вполне крепкой фирме. Она сложилась вокруг одного из, назовем его легендарным, долгожителей на рынке – он успел и основать одну из первых контор, где все делалось на бумаге, многое под столом и по знакомству, и войти в капитал одного из лидеров индустрии, по нынешним мутным временам, и попасть в опалу, чуть ли не под арест, что еще не худший вариант, снова вознестись уже в другой компании, уйти на верхнем вздохе, стать чиновником на какой-то годик, растеряв одних и приобретя совсем других друзей, и наконец вложить уцелевший капитал и репутацию в тихий угол с видом на парк. Сам он, конечно, отошел от дел давно, появлялся только на больших презентациях. Но всегда поднимал телефон. А звонить приходилось, и по несколько раз на дню. Слушая его совет, я рисовал себе в уме добродушного мафиози, без двух пальцев на руке, с огромным перстнем, почему-то с дурацкой сигарой (он совсем не курил), лысая башка в шрамах, один край рта опущен вниз, ленивое веко, и двойной подбородок. Он никогда никуда больше не торопился. Говорил самые общие фразы, но в них было что-то такое, что роняло семя ответа в моей беспокойной голове. Он всегда говорил мне, что ответ на мой вопрос знаю только я, что его роль – лишь подтолкнуть меня в нужном направлении. Но конечно здесь не все так просто. Обладание правильным ответом не означает его знание. Лишь в процессе формулирования ответов на его простейшие вопросы у меня в голове включалась центрифуга, которая отсеивала все ненужное, мелкие детали, банальности, а также неоправданные риски, те варианты ответов, которые придумывались мной для галочки, для ровного счета, для счастливого числа возможных тропинок. Почему он был мне нужен для этого? Почему я не мог сам поговорить с собой тихим, усталым голосом, который верит в то, что есть правильный ответ, вот этот, да тот самый, что поставлен на второе с конца место? Почему мы вообще постоянно ведем внутренний монолог, как и я сам сейчас, но не можем завести с собой честный разговор? По какой другой причине, кроме подспудного страха перед собственными вопросами и, не приведи господь, ответами. Мириться лучше со знакомым злом…