Она замолчала, заложила за ухо выпавшую прядь и выжидательно уставилась на меня. Я не спеша встал. Не отрывая взгляда от посетительницы, медленно обогнул кресло и приблизился к стеллажу с книгами. Старинный, ручной работы стеллаж уютно располагался в нише у окна. И по вечерам последние отблески солнца играли на тисненных золотом корешках редких букинистических изданий толстых томов. Я любовно провел ладонью по ряду книг, ощутив под пальцами тиснение и приятную шероховатость переплета.
Елена, как зачарованная, следила за моей рукой. Я резко выдернул толстый том и метнул его в женщину. Та очень ловко увернулась, скатившись с дивана на пол. Еще мгновение и вот она уже стоит на ногах и целится в меня из пистолета.
Тут моя супруга приставила ружье к виску гостьи и взвела курок:
– Только без глупостей! – предупредила она посетительницу. Шелковый халат был распахнут, демонстрируя сексуальную кружевную ночнушку, наводящую на легкомыслие. Но выражение лица моей жены не оставляло сомнений – если надо, то выстрелит.
– Спасибо, дорогая! Ты, как обычно, вовремя! – я забрал у Елены пистолет. – Смотри-ка! Глок восемнадцать! Ого! Аж тридцать три патрона. Ты деточка, кто такая будешь? И с какой целью пожаловала?
– Я Елена Ватаци! – вызывающе вскинула голову гостья.
– Это ты кому другому рассказывай. Да, ты похожа на Елену. Но ты – это не она. Сразу предупреждаю, что россказни про сестру – близнеца не прокатят. Так что или говори правду или я вызываю своих архаровцев, и ты сгинешь без вести.
Женщина облегченно вздохнула и, не обращая внимания на направленное на нее ружье, не спеша наклонилась, подняла книгу. Положила ее на журнальный столик. Потом сняла пальто, положила его на край дивана и, наконец, уселась сама. На лице ее не было и тени страха. Только сжатые в упрямую нить губы выдавали волнение, и рука, нервно заправлявшая прядь волос за ухо снова и снова. А я еще раз отметил необычайную худобу нашей гостьи.
– Ну, слава богу! Значит, все, что мне про вас рассказывали – правда. А значит, я действительно могу быть откровенной. Только вот ваша супруга.
– Она останется.
– Хорошо. Пусть, – кивнула гостья. Мы с женой опустились в кресла, стоящие напротив дивана. Ружье моя дражайшая половина положила себе на колени, предварительно запахнув полы домашнего халата и подвязавшись пояском.
Тут я сделаю небольшое отступление – моя супруга, помимо красоты и прочих женских достоинств, тоже обладает некоторыми способностями и иной раз, когда я захожу в тупик, что бывает не часто, но все же бывает, я иду за советом к ней. Да и удобно, когда есть человек, который с тобой на телепатической связи. И в нужную минуту оказывается рядом, оказывая помощь и поддержку.
– Все, что я тут вам рассказала – правда. Только с другого ракурса. Я и вправду Елена Ватаци. – Тут я не утерпел и скептически вздернул бровь. – Я – наследница отцовского миллиардного состояния. А та, другая – самозванка, занявшая мое место. И ребенок – мой. Вы же отличаете правду от лжи. Вот, смотрите – лгу я или нет?
Мы с супругой внимательно наблюдали за Еленой. А ведь и действительно – раньше мы видели женщину, которая называлась Еленой Ватаци и повода сомневаться, до сего момента, у меня, во всяком случае, не было. Я оценил поступившую новую информацию – хм, ребенок и вправду той Елены, которая сидит на моем диване. Ясно просматривается кровная связь.
– Хорошо, допустим, что про ребенка мы верим. – Я взглянул на жену – та подтверждающее кивнула. Ну а как ты докажешь, что Елена Ватаци – это ты, а не та, которую мы знаем уже почти год?
– Выслушайте меня! Умоляю! Никитка в опасности! Если еще он жив, конечно!
– Жив, – утвердительно кивнул я. Уж понять, жив человек или нет, я мог легко. А вот с местом положения – нет. С ребенком это всегда довольно затруднительно. Так как дети еще не умеют ориентироваться на местности. Они транслируют изображение лишь того помещения, где они находятся в данный момент. И понять, где это находится лишь по отрывочным видениям довольно сложно. А вообще, дети «фонят» настолько сильно, что охватывают довольно большую площадь, чем когда «фонят» взрослые. И это тоже затрудняет поиски.
Елена облегченно вздохнула. Но тут же с новой силой ощутила страх и отчаяние. Крупные слезы покатились из глаз. Она стерла их руками и завела рассказ.
– Все, что я рассказала про ЭКО – правда. Никитка родился рано утром. Красивый такой, упитанный, с рыженькими волосиками и небесно-голубыми глазами. Мне его сразу принесли на кормление. Помню, как я обнимала и целовала своего мальчика, пока он сосал грудь. Потом пришла нянька и забрала малыша. Как она сказала на осмотр, ну и чтобы я отдохнула.
Когда я проснулась, был уже поздний вечер. Сначала я даже обрадовалась, что удалось хорошо выспаться и отдохнуть. И что ребеночек крепко спит. Я встала, заглянула в люльку – но Никитки там не оказалось. Я вышла из палаты и отправилась на поиски медсестры. Но больничный коридор был пуст. Я прошла до самого конца, до закрашенного синей краской окна. Почувствовала, что сильно замерзла. Оказывается, я умудрилась выйти босиком и в одной ночной рубашке. Чуть не бегом вернулась в палату. И первое, что удивило меня – халат был не мой. И тапочки – тоже. А еще вместо ночнушки на мне была рванина, усыпанная больничными штампами. Я осмотрелась и поняла, что нахожусь не в отдельной послеродовой люксовой, а в маленькой больничной палате, выкрашенной, почти до потолка, синей краской. Единственная кровать была хорошая, но застелена бельем с такими же, как и на ночной рубашке, больничными штампами. Рядом стояла деревянная тумбочка, словно привет из далекого советского прошлого. В углу виднелась железная раковина для умывания, а за тряпичной ширмой обнаружился унитаз. Под высоким потолком тускло светилась лампочка.
Тут до меня дошло, что Никитки рядом нет. И уже давно. А ведь ребенка пора кормить. Грудь болезненно покалывала от прилива молока.
Сначала я впала в панику. Снова выскочила в коридор и как полоумная бегала туда-сюда с криками и рыданиями. Толкала все двери. Напрасно. Все было заперто. И никто не отзывался.
Я сильно устала и продрогла. Пришлось вернуться в палату. Там, чтобы хоть немного согреться – как-никак декабрь на дворе – я легла на кровать и завернулась в одеяло. Что было потом – плохо помню. Потому что пока я искала сына, простыла. Да еще грудь распухла и дико болела – ведь молоко пришло, а кормить некого. Поднялась температура. Меня так трясло, что казалось, упаду с кровати. Даже галлюцинации начались.
Вижу, как сквозь стену женщина в белой одежде ко мне заходит и у кровати останавливается. Она что-то вроде говорит – но я никак разобрать не могу. Потом оказалось, что и вправду кто-то приходил, ухаживал за мной. Я это поняла, когда очнулась – простыни были чистые, появилось второе одеяло, а на тумбочке стояла пластиковая миска с манной кашей.
Сколько прошло времени с момента родов, я тогда еще не знала. Думала – день или два. Ну, максимум – неделя. Временами мне казалось, что я схожу с ума, потому что не могу отличить сон от яви. Слышала то неразборчивое бормотание, то ужасающие крики, иногда кто-то с ужасным топотом пробегал по коридору мимо моей палаты. И вот однажды я вдруг очнулась от этого тяжелого сна. И оказалось, что на улице вовсю уже цветет весна.
Не буду утомлять вас подробностями, как я выбиралась из того страшного заведения. Это оказалась обычная заштатная психушка на окраине города. Как я добиралась домой – это отдельная история. Только вот место мое оказалось занятым. Слегка пополневшая копия меня прежней гуляла с моим ребенком на детской площадке перед моим домом и обнимала моего мужа.
Я хотела кинуться к ним и все рассказать. Объяснить, что вот она я, настоящая. А эта девица – самозванка. Я даже подошла к ним, сидящим на скамейке. Но не успела вымолвить и слова, как муж вдруг обернулся и увидел меня. Окинув взглядом с ног до головы, он брезгливо сморщил нос. Потом достал бумажник, не глядя, выдернул несколько купюр, сунул мне в руку и вежливо предложил удалиться. Типа, ребенка напугаю.