Именно тогда у неё впервые сдадут нервы, когда очередная мочалка-старшеклассница повиснет на его шее и едва не буквально затолкает Рику в горло свой змеиный язык. И нет чтобы сразу скинуть её с себя, вежливо послать на все четыре стороны, он ещё демонстративно обхватит эту шлюшку за её тощий зад под всеобщее ликование пьяных гостей и дружков, и приподнимет над землей, позволяя этой стерве обвить себя ногами.

О, если бы она только могла!

А что она вообще могла? Сбежать со двора? Забиться между стыками домов, спрятаться за широким стволом акации, растущей прямо у торцевых фасадов обеих зданий? Прореветь около часа, а потом поднять голову над мокрым от слез и соплей подолом юбки и наконец-то понять, что никто её страданий не видит? Что никто за ней не придёт и не пожалеет, а дружный хохот, грохочущая музыка и вопли с вечеринки будут и дальше резать слух с нервами, как минимум до трёх часов ночи?

И почему она никак не могла его возненавидеть? Почему во всех смертных грехах Рика обвиняла только шныряющих по его пятам шлюшек-старшеклассниц? Ещё бы, как же не бегать за таким красавчиком, тем более если знаешь, как правильно использовать свои врожденные таланты озабоченных потаскух! Вот бы Джо хотя бы десятую часть их наглости и уверенности в себе. Да она скорей с перепугу обмочится, чем просто рискнет взять его за руку и произнести вслух, как сильно он ей нравится.

Но в том-то и дело! Он не просто ей нравился, и она… О, боже! Она уверена в этом как никто другой. За восемь лет можно было бы окончательно определиться в собственных чувствах на все сто! А теперь он уезжает из Каслфорта и далеко не на пару месяцев летних каникул, да ещё и в такой огромный город. И ни куда-нибудь, а именно в южную столицу Эспенрига! Там же таких доступных шалав, да ещё и в университете без родительского надзора, пруд пруди. А вдруг он в кого-нибудь там влюбится сам?..

Она могла тогда сбежать со двора и улицы, рвануть прямиком за город, на пляж, и никто бы этого не заметил. Или прибежать к себе домой, упасть на кровать, накрыть голову подушками и прореветь остаток вечера до самой ночи, а то и до утра. Но дома родители и старшая сестра, обязательно начнут приставать и выяснять, кто её обидел. А кто её обидел? В том-то и дело, что никто!

Тогда что?

И почему она решила сделать то, что сделала? Просто, ни с того, ни с сего? Вернуться на вечеринку? Угу, почти. Её возвращения никто из празднующих даже в упор не заметил. Она же не 17-летняя чирлидерша в коротенькой гофрированной юбчонке вызывающего красного цвета. И она не прыгает и не визжит от восторга под долбящие ритмы с басами новомодных хитов середины девяностых, не боясь светиться на публике своим нижним бельем. Джоанн Слоун – невидимая, безликая тень, и она здесь только потому, что живет по соседству. А ещё когда-то имела наивную неосторожность дружить в детстве с одним из главных виновников торжества.

Никто даже не заметил, как она прошмыгнула в открытые двери квартиры родителей Рика. Как без труда пробралась на кухню, заставленную коробками с пивом, пакетами из супермаркета с закусками (о которых за все это время почти никто так и не вспомнил) и выставленными в ряд на столешнице бутылками с напитками покрепче для пуншей и алкогольных коктейлей. Водка, виски, ликеры, джин, коньяк, портвейн, белое/красное вино. Настоящая барная стойка, ещё и без бдительного присмотра взрослых.

Вначале она думала о пиве, именно о том сорте, который любил Рик. Но как только взгляд зацепился за более объёмные бутылки с названиями, обещающими более быстрое и куда надежное опьянение всего от пары глотков, Джо и раздумывать дальше не стала. Руки словно сами потянулись и схватили первое, что стояло к ней ближе всего, прямо рядом с углом дверного проема, буквально напрашиваясь в соучастники по предстоящему безумию. И этого так никто и не заметил! Как 14-летняя девочка с литровой бутылкой крепленого вина выскочила из кухни, всего через пару шагов юркнув в ближайшую комнату и закрывшись там, пока никто не увидел.

Да кто сейчас вообще захочет сидеть взаперти в своих душных квартирах, когда на улице в полном разгаре начало лета, а во дворах празднуют окончание очередного школьного года? И кому придет в голову искать страдалицу девчонку, тихо напивающуюся в комнате парня, по которому та сохла с шестилетнего возраста?

Бутылка оказалась кем-то до этого открытой и даже заметно початой. Но в ней оставалось ещё не меньше половины весьма крепкого алкоголя. Вполне достаточно, чтобы прижечь или отравить пустой желудок несовершеннолетней Джоанн Слоун. И не смотря на то, что пить эту гадость оказалось не так-то уж легко и далеко неприятно (куда хуже, чем отвратительные лекарственные порошки от простуды), девочка самоотверженно, раз за разом, делала эти чёртовы глотки прямо из горла, время от времени едва не захлебываясь, срываясь в задыхающийся кашель и заливаясь приступами смешанных слёз. Ревела, пила и рассматривала комнату с вещами Рика, словно прощалась с ним навсегда, пока тот знать не знал, что же она у него тут вытворяла.

А что такого она вытворяла? Просто пила… Ну, села на его диван-кровать у письменного стола перед окном. У него слишком маленькая комнатка, особо не разгуляешься. Зато обклеена под самый потолок выгоревшими плакатами крутых мотоциклов и каких-то незнакомых ей гонщиков в ярких чуть ли не кислотного цвета комбинезонах. И не удивительно. С его-то одержимостью с нездоровым увлечением к мотогонкам. Почти все поголовно в Каслфорде были уверены, что Рик станет профессиональным мотогонщиком, как минимум. Да он и сам об этом мечтал всю свою сознательную жизнь и никогда не делал из этого большого секрета. Он им и станет совсем очень скоро, как только уедет отсюда. Этого не хотела одна только Джо. Очень и очень не хотела! Как и того, чтобы он уезжал. Никогда!

Она не запомнила, сколько тогда выпила, но точно не меньше половины из того, что оставалось в той бутылке изначально. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы сотворить из её мозгов и до недавнего времени здравого рассудка убойную смесь из совершенно неконтролируемого состояния. И кто знает, что бы случилось, продолжай она и дальше тянуть из горла эту отраву, тупея с каждой пройденной минутой всё сильнее, и не явись тогда сам хозяин комнаты на пару со своей новой хихикающей подружкой-потаскушкой, что вешалась на него во дворе за пару часов до этого.

Несколько минут Джо молча наблюдала с края дивана с раскрытым на коленях фотоальбомом Рика (который она до этого обнаружила на одной из полок книжного стеллажа), как тот целуется с постанывающей рыжей мочалкой, зажимая чужое бесполое тело между креслом и дверью и пытаясь не совсем изящными движениями стащить с себя и со своей временной партнёрши верхнюю часть одежды. И что самое странное, Джоанн не испытала никакого страха. Абсолютно никакого страха. Более того…

Через несколько секунд девочка не удержалась, зажала ладошкой рот и… хрюкнула. Да-да! Именно хрюкнула, сквозь пальчики и не самым приятным для слуха звуком, практически грубым и достаточно громким, чтобы привлечь к себе внимание обоих. И конечно, она его привлекла. А когда новоявленная подружка Рика тоже её увидела, испуганно взвизгнув и чуть не подпрыгнув на месте, тут же бросившись за спину парня с более объемной и прокаченной чем у неё грудью, у Джо началась просто нереально дикая истерика.

Смеялась она очень долго и, наверное, не менее безумно, чем Матильда в исполнении Натали Портман в "Леоне-киллере". Правда, она не поняла, когда и как смех перешёл снова в плач, и каким чудом Рику удалось выставить за дверь свою несостоявшуюся на этот вечер любовницу, решив променять быстрый перепихон на ближайший час психотерапии для пьяной вдрызг малолетней соседки.

Казалось, он понял всё сразу и без лишних вопросов, и даже не стал расспрашивать, как и ругать Джоанн за раскиданные ею по комнате его же вещи (и когда она успела это сделать?). Просто присел напротив, осторожно отобрал бутылку, в которую она до этого так крепко-крепко вцепилась своими дрожащими пальчиками, будто теперь от этой бездушной тары зависела вся её ближайшая жизнь и будущее. А потом…