Большого труда стоило Сергею унять Марию. Прошло не менее часа, пока она немного успокоилась и слезы перестали душить ее. Сергей и сам был на пределе и лишь огромным усилием воли сдерживал себя. Глаза первого командира спокойно и сурово смотрели на него с портрета.

Лишь поздно ночью Сергей подошел к двери своей квартиры. Ключ повернулся в замке со скрежетом, больше полгода жилище простояло без хозяина. Войдя, он щелкнул выключателем, тусклый свет запыленной люстры нехотя разлился по тесной комнатке. Было мрачно и неуютно, на всём лежала печать запустения.

С Раисой Павловной Коробовой Сергей был знаком давно. Первый раз встретились на Женькином дне рождении: Сергей припомнил – это было около трех лет назад. И что-то весёлое, комичное предшествовало той встрече… Ах, да! В тот раз они с Женькой, недавним выпускником Бугурусланского летного училища, летели откуда-то с востока области. На маршруте был приличный сложня'к, земля лишь изредка промелькивала в разрывах плотной облачности. Из-за большого удаления от базового аэродрома, радиокомпаса брали слабо, пеленг тоже был неустойчивой, сильный боковой ветер сносил самолётик с линии заданного пути, и Сергей находился в весьма напряженном состоянии. А Женька, наоборот, вёл себя беззаботно, отпускал какие-то шуточки относительно погоды по трассе и всепогодности такого «лайнера», как Ан-2. Поначалу это мало действовало на Сергея, но когда просветы в облаках стали попадаться все реже и реже, он вдруг рассвирепел:

– А ну-ка, возьми планшет и не выпускай его из рук! И чтобы каждые три минуты докладывал мне место!

Командирский приказ возымел свое действие. Женька прилип конопатым носом к вынесенной за габариты кабины боковой форточке, в уши Сергею полетели его доклады-скороговорки:

– Командир, вижу изгиб речки Бугари'хта… Командир, мы над гольцом Турга'н… Командир, наблюдаю площадной ориентир – озеро Карповское…

Половину своих наблюдений Женька очень уверенным голосом врал. Сергей за секунду, только чуть коснувшись взглядом земли, определял точное место самолета. Тут же вносил поправку в курс, уточнял угол сноса, прикидывал в уме, без помощи навигационной линейки, путевую скорость, время пролета очередного ориентира, контролировал расход топлива, не забывал следить за параметрами работы двигателя, прослушивал эфир.

Долетели и приземлились они тогда благополучно. И уже на земле, не выходя из кабины, Сергей устроил такой разбор полета, какого, пожалуй, не устраивал ни разу за все годы своего командирства. Если быть точным – это был не разбор, а разнос. Со всеми падежами, склонениями и с применением энергичных словесных оборотов. Итог послеполетного разбора Сергей подытожил словами:

– …И запомни, мальчик! Если еще хоть раз я спрошу тебя о месте самолета, и ты мне не назовешь его с точностью до градуса и до версты или хуже того, сбрешешь, я заставлю тебя нарисовать весь район полетов сто раз! Со всеми превышениями, ограничительными пеленгами на госгранице, речками и ручьями… – и уже совсем заведясь, и разозлившись, закончил. – А также, отдельными деревьями и пнями! Ровно сто раз, понял?!

На это, красный, как вареный рак, Женька ответил, стыдливо потупясь:

– Командир, я все уяснил! Обещаю впредь, и всё такое прочее… Вызубрю назубок, честное слово! А, кстати, вы заметили одну особенность?

– Это ещё какую? – постепенно остывая, Сергей сбросил привязные ремни и стал выбираться из кресла.

– Когда вы злитесь, Сергей Александрович, то начинаете ругаться рифмами, а иногда даже стихами.

– Как это? – озадаченно уставился на него Сергей.

–Речками и ручьями – деревьями и пнями! – артистически продекламировал Женька. И вместо того, чтобы продолжить взбучку, Сергей вдруг громко расхохотался. Ну как можно было уж очень злиться на этого конопатого курносого мальчишку с задорно вылупленными ярко-синими глазами? Когда командир окончательно успокоился, Женька уже серьезно обнадёжил:

– Всё! С этого дня планшет будет постоянно находиться у меня на коленях. Деревни, речки, озёра, хребты и всякие урочища от зубов отскакивать станут, если спросите их названия. А не по теме вопрос можно?

– Валяй.

– Вы не припомните из истории, какой завтра день?

Сергей поднатужил память:

– Что-то не могу сориентироваться…

– Значит, с этим предметом у вас в школе был напряг, командир! А завтра, между прочим, день рождения вашего второго пилота. И на скрижалях истории государства Российского этот день…

– Короче, болтун, к тебе в Северный на чем удобнее добираться? – перебил его Сергей.

– На «колу'», Сергей Александрович. Троллик номер один к нам единственный ходит. Вы ещё и тут, оказывается, плаваете!

Поросёнок розовый! Получается, не командир его, а он командира в итоге «обул»… Ну, погоди, это тебе ещё припомнится!

Но к теме ориентирования в полёте Сергею больше не пришлось возвращаться. Район действий летного отряда Женька выучил, как «Отче наш».

Да, да… Именно в тот раз Сергей впервые встретился с матерью Евгения Коробова. Раиса Павловна работала преподавателем математики в одной из средних школ города. Сына вырастила одна, муж оставил семью давно, когда Женьке было всего шесть лет. Невысокая ростом, приятная лицом, строгая, она сразу понравилась Сергею. Со школьной скамьи он испытывал благоговейно-уважительное, чуть приправленное страхом чувство к учителям. И как позавчера перед Марией Кедровой, он сидел сейчас за столом напротив матери своего, теперь уже по-настоящему бывшего, второго пилота. И если Мария за несколько месяцев со временем гибели мужа сдала так, что её было трудно узнать, то Раиса Павловна внешне изменилась, пожалуй, не очень сильно. Только седины прибавилось, да две горестные складки в уголках поблекшего, но всё ещё красивого рта, прорезались глубже. Она сказала:

– Много раз слышала, что самое страшное для матери – хоронить собственного ребёнка. А сейчас прошла через это сама.

– Раиса Павловна, из милиции ничего нового не сообщали? – негромко и предупредительно спросил Сергей.

– Нет, Сергей Александрович, – медленно проговорила она. – Думаю, и не сообщат.

– А кто конкретно это дело ведёт, не знаете?

– Как же, знаю. Капитан уголовного розыска Хомяков Пётр Алексеевич. Весьма энергичный молодой человек. Только мне показалось, что несколько развязный. Впрочем, это, скорее всего субъективное восприятие.

– Что, никаких следов, никаких зацепок?

– Говорят, никаких, «рядовое убийство с целью ограбления». Вы только вслушайтесь, Сергей: р я д о в о е! Вы понимаете что-нибудь? Отнятие жизни у человека – рядовое дело. Кто или что мы такое? Я где-то читала, что на исходе каждого столетия человеческая жизнь утрачивала свою уникальную ценность, точнее – бесценность. Приближается конец двадцатого века и мы, люди, наверное, вступаем в эту страшную фазу бытия, когда можно безнаказанно убить, ограбить, искалечить, изуродовать как плоть, так и душу… – она резко оборвала свой монолог, скорбно наклонила голову. Затянувшуюся паузу нарушила сама:

– А я уже надеждами себя тешить начала. И мысли пошли этакого бабушкиного плана: сын взрослый, определяться начал в жизни, а там, глядишь: внуки, пелёнки, распашонки. И я при деле, как бы…

– Это вы, о чем, Раиса Павловна? – удивлённо поинтересовался Сергей.

– Да всё о том же, без чего жизнь немыслима: о непреходящем и вечном, – тяжело и прерывисто вздохнула она.

– А я не знал, что у Жени была невеста, он, вроде, всегда со мной делился.

– Да и не могли знать, ведь уехали уже на Украину. Помните, вы отправили Женю и Кедрова в полёт вместо себя?

– Конечно, помню.

Женщина вдруг потеплела глазами:

– Возвращается сын из того полёта, светится прямо весь и немедленно принимается за проявление фотоплёнки. Спрашиваю: что за снимки? А он одно: потом, мама, потом! Чуть плёнка подсохла, сел печатать фотографии. Утром отглянцевал и мне показывает. На одном из снимков, гляжу, рядом с девушкой стоит. Славная, ничего не скажешь. Если судить по фото, то ничем природа не обидела: ни лицом, ни статью. И улыбается Жене, да так весело, приветливо.