Ее окружали знакомые лица — половину она видела на бабушкиных приемах, и, к своему удивлению, не могла вспомнить ни одного имени; все мужчины были на одно лицо — степенные, с налетом аристократического лоска, а женщины были похожи друг на друга в роскошных платьях от «Диор» и черных мундштуках. Джон медленно подвел машину ровно в середину толп и галантно помог Мадаленне выйти. Ее синее платье было слишком скромным и закрытым по сравнению с остальными, однако в нем она чувствовала куда уверенней, чем в наряде с открытыми плечами. Джон почти сразу куда-то исчез, оставив ее в гуще духов и газовых шарфов, и она ему кивнула на прощание — среди толпы ей страшно не было. Ее почти никто не узнавал, и она этому радовалась — так она могла спокойно рассматривать всех и каждого и незаметно описывать причудливые образы в своем кожаном блокноте. Однако когда мужчина с громкоговорителем, объявляющий фамилии новоприбывших, вдруг натолкнулся на нее, спокойному положению Мадаленны пришел конец, и ее фамилия прогремела на весь стадион.

— Мисс Мадаленна Стоунбрук, внучка Хильды Стоунбрук, в сопровождении мистера Джона Гэлбрейта!

Она выпрямилась под цепкими взглядами, пытавшимися оценить ее наряд и шляпу и постаралась присмотреться — нет ли где рядом Джона; она и сама бы выдержала всю эту атаку тяжелых взглядов и слишком радушных приветствий, однако находиться одной, без спутника было достаточно забавно, и то, что могло бы стать анекдотом для не и мамы, непременно превратилось бы в удар судьбы для Бабушки. Она неспеша оглядывалась по сторонам и пожимала кому-то руки, отвечая на расспросы о здоровье Бабушки, однако Джона нигде не было, и неприятное предчувствие снова поселилось в ней. Она не боялась толпы, но знала, что спокойно может потерять сознание, если ей перестанет хватать воздуха.

— Как же так можно! — раздался около нее мужской голос; она медленно повернулась и едва не натолкнулась на какого-то брюнета в синем костюме. — Позор вашему спутнику, мисс Стоунбрук! Как можно было бросить такую красивую девушку одну?

Брюнет явно полагал, что они были знакомы, а Мадаленна была готова поспорить на десять фунтов, что видела его впервые. Однако незнакомцу все казалось удивительной игрой, и в какой-то момент ее рука оказалась в опасной близости от его губ. Мадаленна шагнула назад и натолкнулась на клумбу. Где носило Джона, один леший знал, и она пообещала себе, что как только его встретит, предельно вежливо объяснит, что нельзя бросать даму одну.

— Прошу прощения, сэр, однако я не помню, что бы с вами когда-то встречались.

— О, горе мне! Неужели вы не помните бедного Джеймса Бофорта, с которым вы танцевали на Зимнем балу?

Юноша явно был настроен решительно, однако патетика его голоса и излишнее размахивание руками только смешили Мадаленну, и она состроила самую сердитую гримасу и отвернулась к ипподрому.

— Вы меня с кем-то путаете, мистер Бофорт. Я не была на прошлом Зимнем балу.

Она хотела добавить, что не была вообще ни на одном мероприятии, однако замешательство молодого человека было так сильно, и его покрасневшие щеки так шли к его галстуку, что Мадаленна сжалилась над ним, и хмуро поинтересовалась, не знает ли он, как ей найти мистера Гэлбрейта. Тот с готовностью сорвался с места, и через какое-то время она снова осталась одна среди незнакомых людей. Она уже хотела опять вытащить свой блокнот, когда вдруг ее кто-то окликнул, и голос показался ей слишком знакомым. Джон утверждал, что здесь будет кто-то из Гринвичского университета, но Мадаленна и представить не могла, что встретит мистера Лойтона — преподавателя Древней истории — прямо тут. Грозный профессор, державший в страхе все группы университета, выглядел совсем по-другому в черном костюме и плюшевом галстуке, и она заметила, что он даже ей улыбался. Она поспешила ему на встречу.

— Мистер Лойтон, не ожидала вас здесь встретить. Очень рада.

— Взаимно, — профессор энергично пожал ей руку и огляделся. — Вы здесь одна или с кем-то?

— Этот мужчина, — она указала на человека с громкоговорителем.

— Утверждает, что я с мистером Гэлбрейтом, однако сам мистер Гэлбрйет куда-то пропал, и я понятию не имею, куда именно.

— Может, стоит прокричать его имя в микрофон? — улыбнулся мистер Лойтон, но Мадаленна качнула головой. — Или думаете, что это не поможет?

— Полагаю, что он занят чем-то очень важным, однако надеюсь, что он все же отыщется. А как вы оказались здесь, мистер Лойтон? Я знаю, что вы не особо любите подобные мероприятия.

— От Гринвичского университета нужно было трое добровольцев, поэтому подрядили меня, мистера Разерфорда и еще одного нового профессора. Кстати, я могу тебя с ним познакомить.

Мистер Лойтон подозвал разносчика лимонада и протянул один стакан Мадаленне. Лимонад был вкусным, немного имбирным и цитрусовым; пузырьки сразу ударили немного в нос, и она удержалась, чтобы не расчихаться. Профессор хотел что-то еще сказать, однако за ее спиной раздался голос Джона, и они повернулись к нему — запыхавшемуся и немного растрепанному.

— Мадаленна, ради Бога, прости меня, нужно было устранить пару проблем… Здравствуйте! — он кивнул мистеру Лойтону, и тот, в ответ, снял котелок.

— Познакомьтесь, мистер Лойтон, это мой товарищ — Джон Гэлбрейт. — Джон мельком взглянул на Мадаленну, однако та не придала никакого значения взгляду. — Джон это профессор Гринвичского университета — мистер Дэниэл Лойтон.

Они снова друг другу кивнули, но вдруг прозвучал гонг, и все устремились к своим местам. Их скамейки распологались в небольшой ложе — она нависала над передними рядами, и оттуда были прекрасно видны все лошади и наездники. Мадаленне понравилась одна милая лошадь; белая с редкими бежевыми пятнами на спине, она ближе всех находилась к воротам, и она в бинокль смогла разглядеть ее глаза. У лошадей всегда был мягкий и добрый взгляд, а эта смотрела так невозмутимо, и выглядела такой здоровой, что Мадаленна окончательно успокоилась — здесь зверей любили и не издевались.

— Джон, ты знаешь Джеймса Бофорта? — она обратилась к своему спутнику, пока тот оправлял галстук.

— Бофорта? — нахмурился Джон. — Такой черноволосый?

— Да.

— А, этот, — протянул он без особого энтузиазма. — Да, он с факультета философии. Педант и сноб, у нас мало кто его любит. А что?

— Он решил, что мы встречались на Зимнем балу.

Джон нахмуренно взглянул на другую ложу — там как раз обитал несчастный Джеймс — и решительно затянул галстук на шее. Действие не осталось незамеченным, и из соседней ложи раздался настороженный смех. Мадаленна положила руку на рукав пиджака Джона, и только тогда он уселся на свое место. Однако ненадолго; только она решила рассмотреть поближе публику и только наметила себе интересный объект для наблюдения, как ее снова окликнули. Она была слегка раздосадована; весь первый ряд был занят интересной компанией — мужчины там были не в смокингах, а в обычных пиджаках, а платья женщин были не такими пышными, и не бросались в глаза; все в них говорило об их естественности и расположенности к остальным. Один из джентльменов, видимо, что-то рассказывал, и даже в их с Джоном ложе был слышен заливистый смех, а когда шум немного поулегся, Мадаленна расслышала нечто знакомое, в том, как этот джентльмен растягивал гласные. Однако Мадаленну все же отвлекли, и сияющий Джон с гордостью представил ее неким Майклу и Саре как «мою драгоценную подругу». Его знакомые были милыми ребятами, и она с удовольствием им улыбнулась, стараясь не обращать внимания, на то, что Джон назвал ее «подругой»,

— На кого вы поставили, Мадаленна? — обратился к ней Майкл.

— Ни на кого, я не азартна, и ничего не понимаю в ставках. — она улыбнулась и посмотрела на Джона. — Однако мистер Гэлбрейт разбирается в этом куда лучше меня.

— О, да, — с жаром подтвердил Джон и указал как раз на белую лошадь. — Вот мои сто фунтов! «Малышка Салли» должна принести мне победу.

— Думаешь? — Майкл озабоченно поправил шляпу и посмотрел на надежду Джона. — На нее слишком многие ставят, я бы не стал рисковать.