Подхожу к окну, продолжая с нежностью качать Аишу. Свет луны переливается в ее светлых кудрях, как в серебре. Удивительно, что она так похожа на меня. Кажется, от Зейна у нее только глаза – темные, как пески пустыни после заката, с поблескивающими у зрачка сияющими искорками.

– Она – твоя копия, – шепчет бесшумно вошедший в детскую Зейн и приобнимает меня за плечи. – Ужин готов. Пойдем?

– Конечно, – шепчу я в ответ и уже собираюсь положить Аишу в кроватку, как что-то привлекает мое внимание. Что-то черное. Словно кожа под пижамой испачкалась в саже. Осторожно приподнимаю футболку с изображением радужного единорога и перестаю дышать. Там, где должен быть живот, виднеется жесткое удлиненное брюшко. Не в силах оторвать взгляда от уродливой картины, касаюсь его кончиками пальцев и тут же отдергиваю, поняв, что это не кожа.

Ручки и ножки нашей с Зейном дочери на глазах трансформируются в покрытые щетинками цепкие тараканьи лапки. Несколько мгновений, и вместо детского тела я держу в руках плоское гигантское насекомое с лицом ребенка. Оно извивается и тянется ко мне, а я кричу от страха и отвращения, чувствуя, как голос пропадает и остается только раздирающий горло хрип. Мне хочется бросить таракана, в которого превратилась Аиша, и убежать, но я боюсь причинить дочери боль. Вдруг она по-прежнему там, внутри монстра?

В ужасе поворачиваюсь к Зейну. Он точно знает, что делать.

– Зейн, Зейн! Что с ней?!

Он бережно берет таракана у меня из рук и гладит его, как если бы жуткое создание действительно было нашей дочерью.

– Ну же, родная, чего ты испугалась? – Зейн снимает с насекомого пижаму, продолжая почесывать налитое брюшко. – Наша малышка выросла. Скоро она станет совсем взрослой, похожей на тебя. Неужели ты ее не узнаешь?

Лицо Аиши вытягивается, принимает треугольную форму, темнеет, у носа появляются длинные усики со щетинками. Она быстро перебирает лапками и негромко попискивает: «Па-па, пол, па-па, пол! Ма-ма, дай!»

– Совсем, как ты. – Умиляется Зейн, обнимая таракана. – Только лапками двигать научилась, а уже хочет на пол. Признайся, любимая, ты не подмела хлебные крошки после обеда?

Отшатываюсь от омерзительного зрелища, не отводя взгляда от существа, которое совсем недавно было моей дочерью.

– Она не такая, как я! Я человек!

– Ты уверена? – ухмыльнувшись, спрашивает Зейн.

Перевожу взгляд на ладони. Кожа заметно потемнела. Нос зудит и, прикоснувшись к нему, я чувствую, как он грубеет, а по обе стороны от него возникают парящие в воздухе усики. Ноги перестают держать меня, и я падаю на пол, замечая краем глаза, как Аиша бежит, перебирая лапками, на кухню.

Спину ломит – она покрывается надкрыльями с мелкими жилками. Ощущаю непривычную тяжесть там, где был живот. Перевожу взгляд вниз и вижу тараканье брюшко. Вместо рук и ног возникают такие же лапки, как у Аиши. Хочу посмотреть на Зейна, узнать, что происходит, но у меня больше нет шеи и рта. При попытке заговорить сильные челюсти клацают хитиновыми зубцами, но не издают ни звука. От осознания, что я превратилась в таракана, не могу даже пошевелиться.

Зейн гладит мои надкрылья и наклоняется, ставя напротив морды зеркало.

– Посмотри, Ли, твое тело стало другим. Сильнее. Приспособленнее для выживания.

Я не контролирую до конца тело насекомого, в котором оказалась, и усики беспорядочно шевелятся в воздухе. Липкий страх и шок лишают остатков здравого смысла, и я чувствую, что балансирую на грани безумия.

– Только вот знаешь, в чем проблема? – демонстративно задумавшись, задает вопрос Зейн.

Черные глазки-бусинки вращаются в отражении, лапки подрагивают, готовые против моего желания нести тельце на кухню – туда, где ест хлебные крошки Аиша.

– Люди не любят тараканов. Окажешься среди них – и тебя ждет непоправимое.

Зейн увеличивается в размерах. Стены падают под давлением его плеч, голова с зелеными кудрями проламывает крышу. Штукатурка осыпается на тараканьи усики, как сахарная пудра на печенье. Один-два-три. Над разрушенным домом возвышается человек-гора, великан, злобный Гулливер.

– Кто-нибудь обязательно найдет тебя, крошка-таракашка, и тогда тебе несдобровать, потому что этот «кто-нибудь» раздавит тебя. Вот так.

Гигантский ботинок с тяжелой подошвой медленно поднимается надо мной и резко опускается. Короткая вспышка боли взрывается в голове, когда она расплющивается, а внутренние органы складываются и разрываются под давлением. В пространстве звучат слова Зейна: «Вот так, крошка-таракашка, вот так!» А потом я просыпаюсь.

Знакомая палата. Стерильная чистота. Горшки с цветами на подоконнике. Ремни на запястьях.

– А-а-а-а-а! – Вопль безысходности раздается на всю больницу.

Мне только что приснился самый ужасный сон за всю жизнь. Но пугает не то, что я проснулась раздавленная ботинком Зейна. Все намного хуже. Я не могла контролировать кошмар… Точки входа не было. Я принимала за чистую монету весь бред, который происходил: семейную жизнь с Зейном, нашу с ним общую дочь, трансформацию в мерзкое насекомое. И сейчас этот бред продолжается. Лиер Сикехус… Мне не привиделась заброшенная психиатрическая клиника. Я все еще здесь. В подтверждение этой мысли в палату вбегает Бьянка.

– Лелия, как вы себя чувствуете? – Она смотрит на меня так встревоженно, словно галлюцинации может быть не все равно.

– Плохой сон, – бормочу я, мечтая о том, чтобы она оставила меня в покое и перестала задавать вопросы. После того, что я только что пережила, моей нервной системы не хватит еще и на то, чтобы откровенничать с порождениями собственного разума.

Бьянка понимающе кивает.

– Надеюсь, он не повторится.

«Я тоже очень на это надеюсь», – думаю я, но ничего не говорю вслух.

– У меня хорошая новость, думаю, вы обрадуетесь. – Дружелюбно улыбается Бьянка. – Доктор Йохансен считает, что визиты родственников и близких пойдут вам на пользу. Если вы готовы, то я приглашу к вам одного человека, который как раз пришел навестить вас сегодня.

Насмешливо поднимаю бровь. Судя по всему, Асаф подготовил что-то новенькое.

– И кто же этот незваный гость? Мама, которую я придумала, как и остальных? Отец, который никуда не пропадал? Давай, старшая медсестра, удиви меня.

И она делает это, с улыбкой расстегивая ремни на моих запястьях.

– Это ваш жених.

Есть ли границы у безумия или оно способно постепенно заполнить все, что ты видишь, все, во что веришь? До сегодняшнего дня я была уверена: сумасшествие – абстрактная категория, абсурдная метафора, сюрреалистичная аллегория. Нет. Сумасшествие проникает в сознание и распространяется по нему, как рак – медленно и неизбежно. Оно встряхивает рассудок, забирается в самые сокровенные уголки души, куда, ты думал, нет доступа никому, кроме тебя. Иллюзия контроля.

Сажусь на кровати и потираю запястья. «Жених». Феерический бред, потрясающая чушь. Я думала, запереть меня в несуществующей психушке – кульминация придуманной Асафом фантасмагории, но ублюдок пошел дальше. Теперь я – лишившаяся рассудка невеста. Неужели он всерьез рассчитывает, что я поверю в это? И кто в набирающем обороты кошмаре собирается изображать моего будущего мужа? Неужели Зейн, который только что привиделся мне сначала в роли прекрасного мужа и заботливого отца, а затем в амплуа грозы тараканов? Не могу сдержать нервный смешок. «Гроза тараканов». Звучит похлеще Человека-паука, настоящий Зейн бы оценил.

При мысли о нем вдруг становится одновременно страшно и грустно. Страшно от того, что могло случиться с джинном после того, как он вытолкнул меня из сна Асафа, а грустно без его дурацких шуток, смеющихся глаз, чувственных губ. В глубине души мне по-прежнему хочется верить, что у нас есть будущее – одно на двоих. Возможно, поэтому в рамках неконтролируемого сна мое воображение нарисовало картинку идеальной семьи, которой я лишилась еще ребенком, и о которой бессознательно мечтала всю жизнь. Почему-то в том, что дальнейшие метаморфозы с превращением в насекомых родились не в моей голове, я не сомневаюсь. Надо быть ненормальным, чтобы придумать такое. «А ты нормальная? – язвительно спрашивает внутренний голос. – Из вас двоих в психушке лежишь ты, а не он». Вздрагиваю, отказываясь думать об этом. Асафу не удастся внушить мне, что я сошла с ума. Никогда.