Какое-то время борьба шла с переменным успехом, и исход её был неясен. Но внезапно флагманский корабль Клеопатры с пурпурными парусами вырвался из боевых порядков египетского флота. Женщине, пусть даже и вмешавшейся в мужские дела, всё же изменила выдержка, не хватило отваги и стойкости выдерживать натиск противника. Цинично бросив свой флот, своих воинов и своего возлюбленного, пошедшего ради неё на такие жертвы, царица, пользуясь попутным ветром, на всех парусах помчалась назад, в Александрию, рассчитывая, что её сокровища помогут ей прийти к соглашению с Октавием.
Антонию, видевшему это бегство, оставалось лишь последовать за нею — ни на что другое у него уже не было воли. Вот тогда и выяснилось окончательно, как низко он пал, до каких глубин подлости довела его связь с Клеопатрой. Великий полководец совершил тягчайшее из предательств — в разгар битвы он бежал, уподобясь слабодушной женщине, бросив мужественно дравшиеся под его знамёнами войска, и те, хоть поначалу и пришли в замешательство при виде такого невероятного деяния, всё же отказывались верить, что их героический вождь способен на подобное, и сражались ещё неделю. Антоний навсегда покрыл себя бесчестьем и тяжко страдал от угрызений совести.
Чета благополучно прибыла в Александрию, где попыталась собрать новые силы, но и боги, и люди были против них. Былые союзники покинули их. Дурные предзнаменования неуклонно сопутствовали им. Клеопатра, до конца сохраняя беспечность, убедила Антония оставить уныние: их оргии стали ещё более разнузданными. Царица между тем готовилась к самому худшему и пробовала различные виды ядов на пленных, бестрепетно наблюдая за тем, как они умирают в муках. В это же время она приказала возвести усыпальницу, куда сложила все свои сокровища.
Октавий вторгся в Египет и осадил Александрию. Клеопатра тайно предложила выдать ему Антония, если ей сохранят жизнь. Антонию стало известно это предательство, но даже после него царице удалось вывернуться и вновь снискать его расположение, ибо в искусстве лгать и притворяться ей поистине не было равных.
Антоний, решившись на последнее усилие, атаковал войска Октавия, одержал блистательную победу и вернулся в Александрию триумфатором. Однако и он, и Клеопатра знали, что это временный успех. В тот вечер он устроил пышный пир для своих военачальников, и те плакали — потому что любили его и потому что знали, какая судьба ему уготована. Около полуночи стража у городских ворот услышала какую-то странную музыку и поняла, что боги лишили жителей Александрии своего покровительства.
На следующее утро египетский флот вышел из гавани, собираясь якобы напасть на корабли римлян. Однако моряки, двуличием не уступавшие своей царице, сдались в плен. Увидев это, дрогнули и обратились в бегство и сухопутные войска Антония. Клеопатра же с двумя своими служанками — Ирадой и Хармион — затворилась в усыпальнице, послав Антонию ложную весть о своём самоубийстве. Он поверил и, устыдясь того, что она превзошла его твёрдостью духа, закололся, однако умер не сразу. Другой гонец сообщил ему: на самом деле Клеопатра жива. Антоний велел отнести себя в её усыпальницу. Клеопатра, как всегда думая лишь о себе, не открыла ему, но спустила верёвки и с помощью служанок подтянула его к высокому окну. Попав наконец внутрь, Антоний скончался у неё на руках.
Октавий слал к Клеопатре новых и новых гонцов, а потом и сам явился вести с нею переговоры, причём стоял перед нею, потупясь и не поднимая глаз, чтобы её губительная красота не искушала его. Он принял решение отвезти её в Рим и, закованную в цепи, провести в своём триумфальном шествии по улицам, а потому опасался, как бы она не помешала исполнить этот замысел, покончив с собой «взаправду».
Но Клеопатра при всех своих пороках была наделена и гордостью. Ей удалось покорить сердце Долабеллы, одного из римских военачальников, благо и в столь бедственном положении она не потеряла своей обольстительности, и тот рассказал царице о намерениях Октавия. Перенести подобное унижение Клеопатра не могла. Она устроила так, что стража позволила некоему старику крестьянину пронести в усыпальницу корзину с инжиром, не подозревая, что там спрятан аспид — змея, чей укус, как известно было царице благодаря её зловещим экспериментам, вызывает быструю и безболезненную смерть.
Ни в чём не проявился так ярко характер Клеопатры, как в этих последних предсмертных минутах. Она отослала записку Октавию, прося, чтобы её погребли рядом с Антонием.
Приказала служанкам облачить себя в самый великолепный наряд и возложить на голову царский венец. Сев на золотой трон, она спокойно поднесла змею к груди, а потом к руке. Ирада и Хармион, до конца храня ей верность, последовали её примеру. Октавий, получив послание царицы, поспешил к склепу. Но было уже слишком поздно. Клеопатра была мертва, Ирада испускала последний вздох, а у Хармион хватило сил лишь на то, чтобы ответить Октавию, с осуждением воскликнувшему: «Прекрасно, Хармион!» — «Да, поистине прекрасно и достойно преемницы стольких царей!»
Всё вышеизложенное и представляет собой легенду о Клеопатре. И всё это — ложь едва ли не с первого (Клеопатра была не египтянкой, а гречанкой) до последнего слова (загадочные обстоятельства её самоубийства наводят на подозрения, что Октавий не воспрепятствовал ему, радуясь, что может избавиться от такого харизматического врага).
Эту историю рассказывали и пересказывали на протяжении двух тысячелетий, но в данном случае разрыв между подтверждённым фактом и легендой лишь отчасти объясняется временной аберрацией зрения. Легенды о Клеопатре возникли ещё при жизни — и не одна. Её сторонники и противники изображают царицу совершенно по-разному, но эти кричаще контрастные изображения одинаково недостоверны. Римляне видели в ней беспутную и распутную варварку и демоническую женщину, сбивающую с пути истинного полководцев. Её египетские подданные — богиню и великую мать. Для населения Восточного Средиземноморья, находившегося в лоне эллинистической цивилизации, Клеопатра была воплощением их чаяний о Мессии, была освободительницей, которая призвана избавить его от политического угнетения и установить на земле Золотой век. Каждый из этих образов умело создавался. Октавий и его присные искусно манипулировали общественным мнением, а сама Клеопатра была одарённой актрисой и обладала совершенным чутьём на то, как «подать» те или иные моменты собственной биографии, чтобы спектакль, выйдя и убедительным, и захватывающим одновременно, превратился в символическое действо. Даже из своей смерти она устроила увлекательное зрелище.
В течение последующих столетий её легенда подверглась многочисленным трансформациям, но перед тем, как проследить конструкцию этих бесчисленных образов древней и современной Клеопатры, полезно было бы взглянуть на общеизвестные факты, касающиеся реальной исторической личности, вокруг которой легенды эти создавались. Я пользовалась работами Майкла Гранта, Дж. М. Картера, Джека Линдсея, М. Ростовцева, Рональда Сайма, В. В. Тарна и Ганса Фолькманна, а они, в свою очередь, опирались на творения древних поэтов и историков (их версии я ещё не раз буду подробно разбирать в этой книге), равно как и на сведения, полученные благодаря найденным папирусным рукописям, а также надписям, выбитым на монетах и надгробьях, и другим археологическим памятникам. Используя эти не всегда достоверные свидетельства и разрозненные фрагменты материальной культуры, учёные описали Клеопатру и историю её жизни так, что в ими же установленных границах это более или менее соответствует истине. При этом, однако, они столкнулись с серьёзной проблемой эпистемологического[2] свойства — высшими авторитетами для них являются писатели, чьи свидетельства они же сами часто признают недостоверными. У этой головоломной задачи нет решения. Оперируя в таких отдалённых от нас по времени эпохах, историки должны признать релятивность любой истины и удовлетвориться отсеиванием фактов возможных от маловероятных. С учётом этих ограничений ниже предлагается «резюме Клеопатры». Вот какими фактическими данными о ней располагает современная наука.
