Затем идиллии этой пришёл конец. Неотложные государственные дела потребовали присутствия Цезаря в Риме, и он с неохотой вырвался из объятий своей возлюбленной.
В течение следующих шести лет ничего заслуживающего внимания в жизни Клеопатры не происходило.
А мир тем временем менялся. Цезаря убили; его убийцы потерпели поражение, и во главе Римской империи стал триумвират: глупый и ничтожный Лепид; холодный и расчётливый Октавий, приёмный сын Юлия Цезаря, беспощадный в достижении своих целей политикан, лишённый обычных житейских слабостей. Третий — Марк Антоний, правивший восточной частью империи, был человек привлекательный, но слишком легко поддававшийся влиянию всяких проходимцев, неразборчивый в дружбе, водивший знакомство с актрисами и прочими сомнительными людьми и к тому же питавший слабость к вину. Всё это, впрочем, свидетельствовало не столько о порочности его натуры, сколько о легкомыслии, тем более извинительном, что Антоний был отважен, благороден, порывист и необыкновенно искусен в военном деле. Его любили солдаты, и он пользовался успехом у женщин.
Едва получив под свою власть восточную часть империи, Антоний пригласил Клеопатру встретиться с ним на реке Кидн неподалёку от города Тарса (ныне Южная Турция). Увидев эту обольстительницу, противостоять чарам которой было невозможно, Деллий, посланец Антония, понял, что тот непременно влюбится в неё. Клеопатра была тогда в самом расцвете своей красоты, некогда покорившей Цезаря, но теперь к ней прибавились ещё пряная прелесть опытности и экзотический блеск восточной властительницы. Царица колебалась, подозревая Антония в каких-то враждебных замыслах, однако Деллий намекнул, что пленить триумвира она сумеет с той же лёгкостью, что и бесчисленных мужчин до него. Ободрённая этим, Клеопатра отправилась в путь.
Корабль, доставивший её на первую встречу с Антонием, был ещё роскошней, чем тот, на котором она развлекала Цезаря: он весь был отделан золотом и серебром, а паруса сшиты из пурпурного шёлка. Ароматы благовоний и звуки музыки разносились далеко окрест. «Команду» составляли прекрасные юноши и девушки — полуобнажённые и сверкающие драгоценными украшениями. Однако никто из них не мог соперничать красотой со своей госпожой и повелительницей Клеопатрой. Тарс обезлюдел: всё население столпилось на берегу, чтобы поглядеть на царицу, — так что Антоний, поджидавший её в условленном месте, оказался в одиночестве и в глупом положении.
В тот же вечер она устроила в его честь пиршество, равного которому Антоний до тех пор никогда не видел. Яства подавали на блюдах литого золота, пол был устлан лепестками роз, ночь озаряли мириады огней. Но зрелая чувственная красота Клеопатры затмевала собою всё это великолепие. Антоний влюбился без памяти в тот самый миг, когда царица захотела этого.
У триумвира была супруга, были государственные дела и обязанности — страсть заставила его забыть обо всём, что связывало его. Он поддался искушению вернуться с царицей в Александрию и там вместе с ней начал жизнь привольную, праздную, беспечную и полную всяческих роскошных сумасбродств.
При дворе Клеопатры шла бесконечная череда развлечений и удовольствий. Кровосмесительным наслаждениям предавалась не только царствующая фамилия: дворец был заполнен евнухами и извращенцами всех видов; александрийцев не сковывали никакие моральные запреты. Религия их была примитивна; поклонялись они идолам и отправляли варварски жестокие таинства. Пили допьяна. Пировали ночами напролёт. Безудержно сорили деньгами, стараясь перещеголять друг друга изысками и причудами. Их можно было бы счесть «культурными людьми», благо они поощряли искусства и были достаточно умны, чтобы извлекать пользу из своего лукавства, но мысли их никогда не обращались к предметам серьёзным — трезвая рассудительность в делах государственных и политических, понятие семейного долга были им решительно чужды.
Тон всему этому беспутству задавала сама Клеопатра. Суетность её не знала предела — она принимала ванны из ослиного молока, в то время как подданные её голодали. Она испытывала склонность к садизму и для развлечения приказывала пытать при себе рабов и военнопленных. Она была беспечна и целые дни посвящала легкомысленным затеям вроде поездок на рыбную ловлю. Она была богата сверх меры, но деньги буквально утекали у неё меж пальцев. При всей своей чувственности она сохраняла хладнокровие и никогда не теряла голову — Антония она не любила, а пользовалась им, чтобы тешить свою похоть и удовлетворять свои амбиции.
А он, в угаре непрестанных кутежей, во хмелю наслаждений, которые дарила ему на своём ложе Клеопатра, мог считаться погибшим для мира. Царица была столь же сладострастна, сколь изощрённа, разнообразна и изобретательна в ласках, которых и вообразить себе не смели благопристойные римские матроны. Одурманенному и опьянённому Антонию и дела не было до того, что, заслушавшись сладких речей этой сирены, он вот-вот потеряет власть над своей третью империи.
Но вскоре всему этому пришёл конец. Обезумевшая от ревности Фульвия, жена Антония, объявила войну Октавию, рассчитывая, что эта новость заставит мужа вернуться домой. И расчёт её оправдался. Антоний поспешил в Италию, но было уже слишком поздно — сердце оскорблённой Фульвии не выдержало: она умерла вскоре после его приезда. Клеопатре же, чей избалованный и переменчивый нрав не выносил таких горьких разочарований, оставалось лишь срывать досаду на своих изнеженных и женоподобных царедворцах да строить козни против Рима. Заполняя образовавшуюся с отъездом Антония пустоту, она постоянно меняла любовников, но ни один не трогал её сердца. Даруя им восторги сексуальных наслаждений, она проводила с каждым одну ночь любви, а наутро его убивали.
А вдали от Клеопатры Антоний одумался, стал поступать более осмысленно и здраво: он вновь стал прежним — человеком действия и великим полководцем. Он заключил мир с Октавием и женился на сестре своего нового союзника, Октавии. Этот брак сторицей вознаградил его за возвращение «на путь истинный». Октавия, образец супруги, женщина без недостатков, была терпелива, самоотверженна, преданна, отважна, нежна. При этом она была моложе Клеопатры, вела себя со сдержанным достоинством, и, хотя не обладала ослепительным блеском царицы Египта, всякий, в ком сохранился неиспорченный вкус, без колебаний сказал бы, кто из двух красивей.
И всё же очень скоро Антоний, который так и не сумел позабыть Клеопатру, вновь потерял власть над собой. Покинув свою идеальную жену, отринув славу, отказавшись от власти над третью мира, он вернулся в Александрию. Страсть оказалась сильней, чем чувство долга, чем честолюбие военачальника и воина. Он, которому самой судьбой назначено было сражаться с врагами Рима, кутил в пёстрой и распутной толпе чужеземцев.
Октавий, пылая местью за нанесённое сестре оскорбление, а также по иным, более сложным и прозаическим причинам, упоминать которые в этом повествовании было бы неуместно, решился идти войной на Антония и Клеопатру.
Противоборствующие рати сошлись при Акции на полуострове Пелопоннес.
Победа Октавия была предрешена. Его армия и флот были многочисленней и лучше вооружены, а самое главное, «укомплектованы» римлянами, лучшими воинами мира — умелыми, послушными воле своих командиров, дисциплинированными и действующими с эффективностью хорошо отлаженной машины. Тогда как под началом у Антония, бывшего некогда гениальным полководцем, но теперь пожинавшего горькие плоды невоздержанности, находились ненадёжные чужеземные войска.
В довершение бед Клеопатра, представления не имевшая о том, как пристало вести себя женщине, пожелала непременно участвовать в битве рядом со своим возлюбленным. С присущим ей своевольным легкомыслием она настояла, чтобы сражение происходило не на суше, где у Антония были бы все преимущества, а на море, желая продемонстрировать мощь египетского флота. Влюблённый римлянин уступил. Это решение привело к катастрофическим последствиям. Антоний и Клеопатра взошли на борт своих кораблей и подняли паруса. В ту эпоху корабли сходились и маневрировали лишь с помощью гребцов, так что поставленные паруса непреложно свидетельствовали о готовности царицы и её возлюбленного в случае поражения спасаться бегством. Клеопатра, печально знаменитая ещё и своей алчностью (известно, что её страсть к золоту была так сильна, что она грабила древние храмы), велела погрузить на корабль и все свои сокровища.
