Образ роскошной восточной царицы, сидящей на троне в золочёной ладье, сумел захватить воображение массы зрителей. И он продолжает волновать зрительские массы на протяжении уже двух тысячелетий. Однако смысл того сюжета, сыгранного на вражеских подмостках, был утерян. Действо, разыгранное Клеопатрой, далеко выходило за рамки сексуальной демонстрации, равно как и демонстрации богатства. Это был тщательно спланированный сюжет, наполненный одновременно символическим и религиозным смыслом и дающий, благодаря своей многозначности, ряд возможностей, которые Клеопатра впоследствии могла использовать для возвеличивания себя. Поскольку она не хотела быть страдающей стороной, неким объектом, который может быть призван или выброшен по усмотрению римлян, она срежиссировала собственное блестящее представление, ход которого обещал Антонию славное будущее. Она предстала Афродитой, а он, если захочет, мог вместе с ней печься о будущем счастье Азии. Другими словами, он мог вместе с ней управлять восточными странами в роли земного представителя божественного Диониса — небесного владыки Востока.

Восточные земли были готовы принять другого владыку. Они с большим неудовольствием терпели римлян и жаждали освобождения. Появление Озириса и Изиды, богов им близких и понятных, могло иметь успех. Тит Ливий рассказывает историю о расследовании по поводу дионисийского культа, который во II веке до н. э. «распространился по Риму как эпидемия». Он был завезён в Рим греческими эмигрантами. Этот праздник, называемый Вакханалия, был смесью, как говорит Ливий, «всех видов пороков», где «мужчины совокуплялись с женщинами под покровом темноты и где не оставалось ничего такого запретного, чего бы они ни попробовали». Однако, судя по решению консула, чью речь приводит Тит Ливий, у того были более серьёзные причины для обвинения последователей культа Диониса. Им вменялось в вину то, что их «целью является захватить власть в государстве». В результате семь тысяч сторонников культа Диониса были обвинены в «конспирационной деятельности» и убиты. Объясняя согражданам, которые могли выступить против таких драконовских мер, консул говорит: «Ваши предки не желали, чтобы вы сходились случайно по всякому поводу». Поклонники таких богов, что затуманивают разум «пороком и чужими обычаями», конечно, должны считаться подрывающими устои государства.

В Риме почитателями культа Диониса были в основном женщины. Вначале, по свидетельству Тита Ливия, мужчинам вообще запрещалось участвовать в ритуалах. Те же, кто позже был допущен к обрядам, были выходцами либо из азиатских или греческих провинций, либо из самых низких социальных слоёв — рабов или вольноотпущенников (хотя Ливий в то же время утверждает, что среди них встречались «особы высокого ранга»). Почитание восточных богов в Риме всегда носило оппозиционный характер, было каналом для выхода недовольства тех, кто считался гражданами второго сорта.

Полноправное римское гражданство было доступно лишь урождённым римлянам мужского пола. В Восточном Средиземноморье культ Диониса носил тоже подрывной, но более позитивный политический смысл: религиозное вдохновение переплеталось с революционным рвением, негодованием против римлян и надеждами на освобождение.

Движения недовольных римским владычеством были подпольными и имели свою «андерграундную» культуру. Конечно, до нас мало что дошло, разве только некоторые литературные фрагменты, главным образом в виде пророчеств. В этих писаниях содержатся как вполне утопические пожелания, так и сбывшиеся прогнозы реального будущего. Известное пророчество Безумного Претора, относящееся примерно к 100 году до н. э., предсказывает, что Рим будет побеждён армией, пришедшей со стороны, где восходит солнце. Чуть более позднее сходное пророчество приписывалось (возможно, неверно) персидскому мудрецу Гистаспу, за чтение его в Риме полагалась смертная казнь. Самым обширным собранием пророчеств были Книги Сивиллы. В Сирии и других ближневосточных провинциях предсказания сводились в антологии и затем распространялись по всей империи. В Риме (в частности, при Октавии) они проходили тщательную цензуру, и из них убрали неугодные тексты.

Антологии представляли собой анонимные, весьма приблизительно датируемые и набранные из разных источников, фрагментарные и дразнящие отрывки фантазий о лучшем устройстве мира представителей угнетённых слоёв населения, чьи интересы последовательно замалчивались. Гневное недовольство римской политикой ясно слышится в этих свидетельствах:

В некоторых из них предсказывалось, что некая женщина поведёт Азию и принесёт ей освобождение: «О золотая римская дева, пившая на свадьбе со столькими женихами... но Госпожа снова и снова срывает твои запоры, она добьётся справедливости и сбросит тебя с небес на землю!» Такого рода пассажи могут намекать и на Клеопатру. Например, что «пришедшая из страны на берегах Нила... станет царицей». В иных фрагментах это звучит достаточно отчётливо:

Данный стихотворный отрывок уже принадлежит к апокалиптической традиции, которая во множестве фрагментов представлена в Ветхом и Новом Завете. В эпоху римского владычества евреи ожидали пришествия Мессии, который не только стал бы во главе нации, не только был бы царём над евреями, но являлся бы также сыном Бога.

Таким образом, в пророчествах Сивиллы есть предсказания относительно будущего великого лидера и освободителя Азии. Среди многих общих для таких произведений образов описания чужеземного гнёта и выражения стремления к свободе встречаются интересные конкретные исторические детали, касающиеся реальных ситуаций, например связанных с римским триумвиратом или с жизнью египетской царицы. Такие пророчества могли быть написаны при жизни Клеопатры с целью отождествить её с мистической Царицей, которой предназначено спасти мир и установить царствование Золотого века.

К моменту встречи на Кидне Клеопатра была вдовой — оба её брата-мужа были мертвы, — и не выходила вновь замуж, хотя возможность такая была. Она являлась обещанной Вдовой — надеждой Азии на грядущее освобождение. Её появление в Тарсе означало некую загадку, не имеющую ничего общего с игривым переодеванием. Это был торжественный и ответственный момент — она намекала, что, поскольку является той самой Вдовой, могущественной царицей, Антоний может принять на себя роль бессмертного владыки или Всевышнего Господа и поделить с нею власть над миром.

Итак, Антоний был Новым Дионисом, Клеопатра — его супругой Изидой-Афродитой. Октавий между тем идентифицировал себя с Аполлоном. Согласно слухам, которые, вероятно, распускались его роднёй с тем, чтобы заинтересовать Цезаря, он был под покровительством Аполлона с момента своего зачатия. Светоний пересказывает легенду о том, как мать Октавия «Атия однажды в полночь пришла для торжественного богослужения в храм Аполлона и осталась там спать в своих носилках, между тем как остальные матроны разошлись по домам; и тут к ней внезапно скользнул змей, побыл с нею и скоро уполз, а она, проснувшись, совершила очищение, как после соития с мужем. С этих пор на теле у неё появилось пятно в виде змеи... а девять месяцев спустя родился Август и был по этой причине признан сыном Аполлона... а её мужу Октавию приснилось, будто из чрева Атии исходит сияние солнца». С подачи родственников Октавий уже во взрослом возрасте утверждается в роли Аполлона и строит ему храм на Палатинском холме в Риме. Похоже, что, как и Антоний, он также стремится показываться на публике в одеяниях выбранного им божества. По свидетельству Светония, «тайное пиршество, которое в народе называли «пиром двенадцати богов», также было у всех на устах: его участники возлежали за столом, одетые богами и богинями, а сам он [Октавий] изображал Аполлона».