- Полчаса должно хватить, - сказала старуxа из-за стола.

Я плакала. Я не могу оставаться в таком положении полчаса. Я не могу. Неровные доски пола впиваются в мою и без того ноющую спину, болезненная пульсация от того места, где он то и дело ударял меня об стол и...

Сперма внутри меня.

- Пожалуйста, отпустите меня, - умоляла я его. На этот раз слова определённо сформировались. - Пожалуйста...

- Заткнись!

Мысли пронеслись сквозь мой затуманенный разум, начиная от мыслей о моей дочери и муже - в более счастливые времена - до неприятного осознания того, что я никогда их больше не увижу. Старая пара не может меня освободить. Меня не отпустят. Они будут держать меня здесь, чтобы убедиться, что я беременна, а затем - если я не беременна - они заставят меня терпеть всё это снова, пока я не забеременею. А что, если наступит момент, когда я никогда не забеременею? Что произойдёт потом? Будут ли они продолжать использовать меня, пытаясь добиться этого, или они меня убьют?

Снова слёзы.

Тяжёлый стук по доскам пола. Я повернула голову и увидела Эндрю - полностью одетого - идущего ко мне. Я вздрогнула, когда он приблизился ко мне; волновалась, что он собирается попытаться дотронуться до меня ещё раз, учитывая, что у меня было всё голое и напоказ. Он сел рядом со мной и не говорил ни слова; просто странное сопение из-за маски. Знал ли он, что поступил неправильно? Он ненавидел то, что произошло, так же сильно, как и я? Неужели он тоже пленник - и в этом богом забытом месте, и в своём собственном сознании?

- Вы двое жалкие, - прошипел старик.

Он подошёл к столу и столкнул один из трупов со стула, прежде чем забрать его себе. Он не сводил с меня глаз. В частности, он не сводил глаз с моей обнажённой плоти. Он облизывал губы. Одна рука гладила его ногу. Он чувствовал разочарование от того, что не был частью того, что произошло. Ему хотелось оказаться на месте сына.

- Иди сюда, - сказал он жене. Она молча подошла к нему. - Сюда! - он указал перед собой. - Встань на колени.

Она сделала, как ей сказали. Я не могла оторвать глаз от них, когда он вытащил свой мягкий член из брюк. Он был сморщенным, выглядел нелепо, но, похоже, его это не беспокоило.

- Положи его в рот.

Старушка убрала седые волосы с лица и открыла рот. Старик остановил её, когда она приблизилась к его всё ещё мягкому члену. Он залез ей в рот, по-видимому, сжимая её зубы с обеих сторон. Раздался щёлкающий звук. Он вытащил руку, и вместе с ней появились её зубы. Я старалась не открывать рот, когда он положил их на стол рядом с тем местом, где сидел.

- А теперь можно, - позволил он жене продолжить.

Она засунула его член в рот и начала сосать. Старик вздохнул, снова глядя на меня. Я не двигалась. Я не осмелилась. По его лицу я могла сказать, что ему не нравилось то, что делала его жена, несмотря на старательные хлюпающие звуки, исходящие из её рта. Быстро, как вспышка, он оттолкнул её.

- Отвали! - крикнул он на неё.

Она упала, когда он встал во весь рост, показывая, что в его члене не было никаких признаков жизни. Он убрал его в штаны и бросился через комнату туда, где я была; его кулак сжался. Я закричала, когда он замахнулся, и закрыла глаза, готовая принять удар.

ХЛОП!

Эндрю закричал от боли. Я нервно открыла глаза. Старик стоял рядом со мной, обрушивая удар за ударом на своего сына. Его сын съёжился, несмотря на то, что мог с лёгкостью сбить старика с ног.

- Уйди от него! - закричала старуxа, вскакивая на ноги.

Я попыталась двинуться, открыть дорогу, но застряла на месте.

Проклятые наручники!

Я закрыла глаза и попыталась отвлечься от всего этого.

Отправляйся в счастливое место.

Тишина.

Это сработало? Я в лучшем месте? Я нервно открыла глаза. Старик стоял передо мной и смотрел на своего сына с чистой ненавистью в глазах. Рядом со мной был его сын. Он тоже поднял глаза - сбитый с толку, почему удары прекратились. Я заметила, когда он поднял глаза, что его маска соскользнула. На его лице было несколько порезов, все сшиты с большой точностью. Его губы были приподняты вверх, его зубы искривлены... Он протянул руку своему отцу.

Его отец сказал низким голосом:

- Я виню тебя во всём! - его глаза всё ещё были прикованы к растерянному сыну.

Его жена стояла позади него. Он медленно повернулся к ней лицом. Впервые я заметила, что нож, которым раньше разрезали торт, торчал из его спины.

Это сделала его жена?

- Я говорила тебе не бить его! - сказала она.

В её голосе звучал намёк на раскаяние. За что? За то, что она так долго позволяла ему причинять им боль, за то, что она со мной сделала, или за то, что она зарезала своего мужа? Он опустился на колени, прежде чем упасть лицом на пол. Я видела, что он всё ещё дышал. Не двигается, но определённо дышит.

Она посмотрела на меня:

- Это ничего не меняет, - сказала старуxа. Она подошла к сыну и утешительно обняла его. - Всё в порядке, - заверила она своего сына, который уткнулся носом в её тело, - всё в порядке... Он больше не причинит тебе вреда.

А что я?

- Пожалуйста, вы можете меня освободить? - спросила я, изо всех сил стараясь казаться спокойной.

Пожилая женщина покачала головой:

- Ещё не прошло получаса...

- У меня болит спина. Пожалуйста.

- Заткнись! Разве ты не видишь, что мы скорбим?!

Старушка подошла к тому месту, где лежал её муж, больше не дыша, и полезла в его карман. Она вытащила тряпку, которую он спрятал ранее, вместе с тем, что осталось от коричневой бутылки. Она вылила содержимое на тряпку и подошла ко мне.

- Тебе нужно научиться понимать, когда говорить, а когда не говорить! - прошипела она, поднося ко рту влажную вонючую тряпку.

Пары пошли работать мгновенно. Я сильно моргнула, пытаясь сопротивляться, но...

ВСПЫШКИ

В комнате не было ни лампочки, ни часов. День мог быть ночью. Ночь могла быть днём. Кристина понятия не имела, как она туда попала. Она понятия не имела, на каком они этаже. Крепкие верёвки привязывали её к кровати обнажённой. Её одежда грудой валялась на полу. В углу комнаты напротив стоял стул. Коричневая бутылка и коробка с тряпками сверху. Несъеденная еда лежала на полу у одной из ножек стула; личинки ползали по ней на том месте, где она начала портиться. Как долго? Сколько дней прошло? Один и тот же распорядок изо дня в день - трудно сказать. Входит старуxа с сыном. Она снимает с него одежду - то чистое бельё, то грязное. Она говорит ему, чтобы он взобрался на Кристину, и толкает его внутрь - иногда нужно сначала сильно его погладить, а иногда она просто сидит и ждёт, когда он, наконец, осознает, что нужно сделать. Каждый раз Кристина плачет - её глаза постоянно красные, мокрые и бездушные, разбитые - и он тоже плачет; делает всё, что нужно, чтобы доставить удовольствие своей враждебной матери.

Кристина иногда кричала. Когда в комнате могла быть одна, она кричала изо всех сил, молясь, чтобы кто-нибудь где-нибудь был достаточно близко, чтобы услышать её зов. Он кричал из другой комнаты. Никто бы никогда не пришёл, кроме матери. Суровый взгляд на её морщинистом лице, когда она тянулась за коричневой бутылкой и другой тряпкой. Пора Кристине лечь спать, пока она снова не понадобится; она всегда просыпалась, когда Эндрю проникал в неё. Она просыпалась от его зловонного дыхания, бившего по её ноздрям, от деформированного лица, которое больше не было скрыто за гниющей плотью, и смотрело на неё. Он эякулировал и вытаскивал свой член, а Кристина просто лежала - не то чтобы у неё был большой выбор - с мёртвыми глазами, устремлёнными к потолку. Но глаза были не невидящие. Куда бы она ни посмотрела, он был там. Мужчина, которого она убила. Смотрел на неё с улыбкой на лице; удовлетворён, что она получает по заслугам.

# # #