– Ещё, Вань-Цзы, – перебила его Лена, – вы знаете Европу, вы видели её армии… Неужели вы думаете, что можете противостоять им со своими солдатами?

Вань-Цзы грустно покачал головой.

– Много жертв будет принесено, много крови прольётся, но в конце концов победа всё-таки останется на стороне Китая. Не забудьте, что население Китая считается в шестьсот миллионов. Сколько бы Европа ни присылала армий, они будут ничтожны в сравнении с массой населения. Вы, может быть, следите, хотя бы по газетам, за событиями. Тогда вам известно, что на юге Африки чуть более года ничтожная горсть народа борется против государства, общая масса населения которого превосходит даже и Китай. И что же? Колосс не в состоянии одолеть пигмея. А что же будет тогда, когда пигмеи нападут на колосса? Ну, будет уничтожен миллион, два, три, десять миллионов моих несчастных соотечественников, а какая масса их останется! Не хватит солдат в Европе для того, чтобы перебить их, и в этом – важнейший залог нашего успеха, нашей победы… Мы победим, и тогда на горе европейцам мы примемся за внутреннее переустройство.

Вы сказали, на горе?

– На горе Европе, если Китай перестроит себя на европейский лад. Тогда он будет предписывать законы миру, и никто, даже в самом отдалённом уголке земли, тогда не осмелится ослушаться его! Но, Елена, я вижу, вы утомились… Вряд ли вы привыкли к таким разговорам…

– Я слушала вас внимательно… Надеюсь, что вы найдёте возможность доставить меня домой?

– Нет, Елена! – покачал головой китаец. – Вы останетесь здесь…

– Вань-Цзы, это – насилие!

– Это – необходимость!.. Я не могу поручиться за вашу безопасность, если даже пойду проводить вас сам. В такое время не разбирают, кто попадается навстречу; ночью не различить, с кем придётся иметь дело. Вы должны остаться у меня. Пока ничто здесь не грозит вам. Мой дом хорошо охраняется. Сейчас я пришлю прислужниц, и они помогут вам устроиться… Забудьте всё; помните, что здесь вы дома…

Вань-Цзы почтительно склонился перед девушкой и бесшумно скрылся за потайной дверью.

Лена осталась одна.

– Я верю ему, он – честный человек, – тихо прошептала она, – но оставаться здесь я не решусь ни за что. Будь что будет! Но как мне выбраться?.. Посмотрим, может быть, что-нибудь и найдём…

Девушка огляделась вокруг. Стены павильона были высоки, и до окон достать было невозможно. Тогда Лена стала обшаривать и обстукивать стены, горя одним только желанием поскорее уйти из-под гостеприимного крова этого человека, который, несмотря на всю его порядочность, казался ей нарушителем её прав.

Лена по своему характеру была очень энергична… Она стала прислушиваться к доносившимся извне звукам. Теперь уже совершенно стих гул голосов, зато слышно было, как по лёгкой крыше павильона барабанил проливной дождь.

Когда в порох попадает ничтожная искра, происходит взрыв. Возбуждённые народные толпы – тот же порох. Самого ничтожного обстоятельства, которое во всякое другое время прошло бы совершенно незамеченным, достаточно, чтобы эти толпы воспламенились и произошла катастрофа.

Партия рабочих, китайцы и маньчжуры, явилась на станцию железной дороги Тянь-Цзинь – Пекин – Чан-Сянь-Вань и взяла билеты на отходивший поезд. Почему-то им не удалось попасть в вагоны, и поезд ушёл без них. На следующий же с билетами, оставшимися на руках, этих пассажиров не пустили и предложили взять новые и за новую плату. Деньги, таким образом, пропадали. Бедняки возмутились. Европейские соображения не были им понятны. Они стали настаивать на возвращении денег. В ответ на это их грубо начали гнать с платформы и из вокзала. Началась драка. Китайских рабочих было больше. Вокзальной прислуге волей-неволей пришлось отступить. Разбушевавшиеся буяны воспользовались этим и принялись разносить вокзал. Вытребована была охранная стража, которая, конечно, совладала с буйствующей толпой. Несколько десятков буянов было перевязано и под охраной часовых оставлено на станции. Сейчас же вокруг арестованных собралась толпа, в которой преобладали боксёры.

– Что с ними сделают? – послышались голоса.

– Всех обезглавят! – ответил неосторожно один из часовых.

Словно искра пролетела по толпе.

– Белые дьяволы убивают китайцев! Их нужно убить самих! – раздались со всех сторон отчаянные вопли.

– Убивайте белых дьяволов, они – колдуны и чародеи! Не жалейте их! Смерть им!

Толпа вопила, кричала на все лады. Появились ножи, колья, ружья. Миг – и арестованные буяны были освобождены. Они слились с толпой. Началась свалка, послышались выстрелы, застонали раненые, пролилась первая кровь.

Без особенного, впрочем, труда толпа была разогнана, но этого ничтожного случая было довольно, чтобы по всем окрестностям Пекина пронеслась ужасная весть: «Белые дьяволы убивают китайцев. Кто не хочет быть убитым ими, убивай их сам!».

Мина была уже подготовлена. Боксёры тысячами сходились в Пекин. Пекинские нищие заключили с ними союз. Ничтожная искра – и костёр вспыхнул. Рассвирепевших людей без кровопролития нельзя было удержать, но правители Китая вовсе не желали пустить на толпы волнующегося народа стянутые к Пекину войска. Всё равно изгнание иностранцев было уже решено. Борьба начиналась несколько раньше, но раз остановить боксёров было невозможно, приходилось только продолжать задуманное и решённое дело.

Однако правители Китая действовали с полнейшей осторожностью. Они не хотели пока открытой борьбы и сдерживали боксёров.

Между тем толпа, разгромившая железнодорожную станцию, не ограничилась одним этим. Она уже чувствовала свою силу. С пением гимнов богу войны боксёры с Чан-Сянь-Ваня направились к станции железной дороги Фьен-Той, которой заканчивается железная дорога на Пекин. Чем дальше шли эти возбуждённые люди, тем всё более увеличивалось их число. К ним примыкало соблазнённое возможностью безнаказанного грабежа население окрестностей Пекина. Вся эта толпа, будто живая лавина, обрушилась на станционные постройки. Часть обезумевших людей кинулась грабить железнодорожные склады, боксёры принялись за разрушение вокзала.

В Пекине увидели, что волнение разгорается не на шутку, и против буянов были высланы войска, но зато в самой столице Поднебесной империи уже начался открытый мятеж.

– Убивайте иностранцев! – кричали боксёры, в исступлении потрясая кривыми ножами. – Убивайте всех: женщин, детей, стариков!.. Пусть никого из них не останется среди нас!

Но невидимая власть твёрдой рукой сдерживала народ.

Далее криков и уличных драк с китайцами-христианами не шло. Но едва наступила ночь, там и сям в китайском городе запылали пожары. Это провокаторы поджигали дома, чтобы потом всю вину в появлении пламени свалить на европейцев.

Однако, по странному ослеплению, те оставались спокойными.

В европейском квартале собирались небольшие кучки французов, немцев, англичан и хладнокровно обсуждали совершавшиеся события.

– Это несерьёзно! – говорил знакомый уже читателям мистер Раулинссон. – В Пекине множество голытьбы и всякого бездомного люда. Они-то и производят беспорядок.

– Может быть, это и так, но я на случай зарядил свой револьвер на все его гнёзда! – отвечал Миллер. – Так как будто спокойней.

– Это, конечно, не мешает… Вообще иметь при себе револьвер здесь никогда не лишнее.

– Посмотрите на французов: они веселятся, не обращая даже внимания на эти безумные крики.

Действительно, тот самый бал, на который так неудачно собралась Елена Васильевна, был в полном разгаре… в момент, когда обезумевшая толпа была уже готова на всякие ужасы.

Весело гремела музыка, в огромном зале неслись в весёлом вальсе одна за другой нарядные пары. Дамы в изящных бальных туалетах звонко смеялись, кавалеры, большей частью посольская молодёжь, острили, ухаживали, любезничали. Никого не пугали ни рёв толпы, ни зарево пожаров. Все были довольны праздником.