«Я бы сказал так», - отрезал Сервино с сильным итальянским акцентом. «И не смотри на меня, как на Йозефа Геббельса. Мы с Хаимом на десять лет моложе вас с Максом, но разделяем вашу историюв большой степени. Я не оправдываю и не оправдываю ужасов, от которых пострадали наши семьи, или нашего собственного лишения. Но я могу взглянуть на Гиммлера, Муссолини или даже Гитлера и сказать, что они вели себя так-то и так из-за слабостей, подчеркнутых в них историей, их родителями, их культурой. С таким же успехом можно сказать, что в этом виноваты французы, французы, потому что они нуждаются в… в… раппресалье… что я пытаюсь сказать, Виктория?
«Возмездие», - предположил я.
«Вот видишь, Лотти, теперь я тоже злюсь: я забываю свой английский…. Но если бы они и англичане не растянули Германию репарациями, ситуация могла бы быть иной. Итак, как вы можете взять на себя ответственность - за одного человека или за одну нацию? Вы просто должны делать все, что в ваших силах, с тем, что происходит вокруг вас ».
Лицо Лотти застыло. «Да, Пол. Я знаю, что вы говорите. Да, французы создали ситуацию. И англичане пожелали угодить Гитлеру. И американцы не приняли евреев. Все это правда. Но тем не менее немцы сделали выбор. Они могли поступить иначе. Я не сниму их с крючка только потому, что другие люди должны были действовать иначе ».
Я взял ее руку и сжал. «Рискуя оказаться Невиллом Чемберленом в этом деле, могу ли я предложить какое-нибудь умиротворение? Хаим принес свой кларнети Макс его скрипка. Пол, если ты будешь играть на пианино, мы с Пенелопой будем петь.
Хаим улыбнулся, смягчая печаль на своем худом лице. Он любил заниматься музыкой, будь то с друзьями или профессионалами. «С радостью, Вик. Но всего несколько песен. Уже поздно, и завтра мы едем в Калифорнию в двухнедельный тур ».
Атмосфера улучшилась. Мы прошли в гостиную, где Хаим пролистал мою музыку, вытащив Wolf's Spanisches Liederbuch. В конце концов, он и Макс остались с Лотти, играли и разговаривали до трех часов ночи, спустя много времени после отъезда Сервино и Пенелопы.
II
В январе детектив не так увлекателен, как в другое время года. Следующие два дня я провел на своем маленьком «Шевроле» по не вспаханным улочкам, пытаясь найти пропавшего свидетеля, который был ключом к делу о мошенничестве на восемнадцать миллионов долларов. Наконец-то я добился успеха во вторник вечером незадолго до пяти. К тому времени, когда я убедил напуганную женщину, которая пряталась с племянницей на Шестьдесят седьмой улице и Оноре, что никто не выстрелит в нее, если она даст показания, доставит ее к прокурору штата и снова проведет ее благополучно дома, это было около десяти часов.
Я возился с внешними замками в многоквартирном доме, сосредоточившись на горячей ванне, виски и поджаренный бутерброд с сыром. Когда дверь первого этажа открылась и навстречу мне выскочил мистер Контрерас, я стиснул зубы. Он машинист на пенсии, более энергичный, чем Навратилова. У меня не хватило выносливости, чтобы справиться с ним сегодня вечером.
Я пробормотал приветствие и направился к лестнице.
«Вот ты где, кукла». В его голосе было заметно облегчение. Я устало остановился. Какой-то кризис с собакой. Что-то, связанное с перетаскиванием шестидесятифунтового ретривера к ветеринару по заснеженным улицам.
- Знаешь, я подумал, что должен впустить ее. Я сказал ей, что нельзя сказать, что когда ты будешь дома, иногда ты целую ночь занимаешься делом, - деликатный намек на мою личную жизнь, - но она была готова, ей пришлось подождать, и она все это время сидел на лестнице. Она не скажет, в чем проблема, но вам, наверное, лучше поговорить с ней. Ты хочешь зайти сюда, или я должен послать ее через несколько минут? »
Значит, не собака. "А, кто это?"
«Разве я не пытаюсь тебе сказать? Эта красивая девушка. Знаешь, племянница доктора.
"Пенелопа?" - глупо повторил я.
В этот момент она вышла в холл, ныряя под жестикулирующие руки старика. «Вик! Слава богу, ты вернулся. Я должен с тобой поговорить. Прежде чем полиция сделает что-нибудь глупое.
Она была закутана в серебристый мех до щиколотки. Обычно элегантная, с изысканным макияжем, украшениями и самой современной прической, она не особопохожи на ее тетю. Но шок лишил ее изысканности, сделав темные глаза центром ее лица; она была так похожа на Лотти, что я инстинктивно подошел к ней.
«Пойдемте со мной и скажите, что случилось». Я обнял ее.
Мистер Контрерас разочарованно закрыл дверь, когда мы исчезли вверх по лестнице. Пенелопа подождала, пока мы вошли в мою квартиру, прежде чем что-то сказать. Я повесила куртку и пуховик на крючки в коридоре и пошла в гостиную, чтобы расстегнуть тяжелые ботинки для ходьбы.
Пенелопа обматывала ее мехом. Ее детские сапоги на высоком каблуке не предназначались для уличной одежды: они были покрыты солевыми пятнами. Несмотря на пальто, она слегка вздрогнула.
