Я вернул разговор к Мартине. «Вы помните что-нибудь, что-нибудь из своего детства, подслушанный аргумент, который мог бы показать, что Мартина сердится или обижается на награду своего профессора?»
«О, Виктория, мне было восемь или девять, когда я видел ее в последний раз. Я помню, что она была влюблена в науку, потому что она брала нас с Кете в свою лабораторию. Дома ей было неловко, но в институте глаза ожили. Была ли она столь же одарена, сколь и полна энтузиазма, как я могу узнать? Какое внимание вы уделяли взрослым разговорам в этом возрасте? »
Пришлось признать, что она права: дети отсеивают то, что им не важно.
«Должно быть, это профессор Дзорнен отправил деньги для Кете, чтобы она присоединилась к нам с Хьюго в Kindertransport в Лондон», - сказала Лотти. «Решение ей уйти было принято в самую последнюю минуту. Мой дед не послал бы Кете за счет моих двоюродных братьев: у него были деньги только на моего брата и меня, и вдруг Кете оказалась частью путешествия. Если профессор Дзорнен был ее отцом, он, по крайней мере, спас ее. Может быть, именно так он прекратил ее приставания, когда она приехала в Чикаго восемнадцать лет спустя: он сказал ей, что спас ей жизнь, и это все, что она получила от него ».
Мы обсуждали это несколько бесплодных минут, но в конце концов согласились, что лозунг Metargon применим к нам. У нас не было данных, мы не могли подтвердить ни одно из своих предположений.
«Мне пора спать, Виктория. Мой будильник зазвонит завтра в четыре утра ».
Прежде чем повесить трубку, я спросил, знает ли она, куда могла пойти Джуди.
«Все, что я могу сказать, это то, что если она бежит от одного наркодилера к другому, вы не должны преследовать ее: ваша следующая встреча с одним из них может не закончиться для вас так же легко, как вчера».
Я трезво согласился, когда она повесила трубку. Последняя эпитафия, которую любой из нас хочет, - это чтобы наши друзья стояли над нашей могилой и говорили: «Я же сказал вам».
Мне нужно было работать умнее, усерднее, быстрее. Все следы, оставленные Мартином, были почти уничтожены. Чем старше и холоднее становился этот след, тем больше бесплатного времени я тратил на то, чтобы его унюхать. Проблема была в том, что я не мог придумать более умного, быстрого и трудного угла, за которым можно было бы следовать.
Утром мои страхи уменьшились, как это часто бывает при солнечном свете. Мы с собаками беспрепятственно подошли к озеру. После того, как мы все поплыли, я надел старые кроссовки. У меня не было запланированных встреч - это был день, когда я копался в минах данных, и я мог одеваться для комфорта.
До того, как я начал работать с клиентами, которые занимались хлебом с маслом, я не мог не позвонить Артуру Гарриману, немецкоязычному библиотекарю Чикагского университета. Когда я выдвинул свою теорию о том, что Бенджамин Дзорнен мог украсть работу своего ученика, Гарриман очень обрадовался: Ник и Нора оживают для него. Он сказал, что его физика недостаточно сильна для анализа работы, но у него была подруга, которая писала диссертацию о Дзорнене; он спрашивал, видела ли она когда-нибудь признаки того, что Дзорнен крадет работы его учеников.
Я с радостью приступил к исследованию, которое у меня было достаточно знаний, чтобы проанализировать: никаких эффектов Дзорнена-Паули, просто мошенничество с разнообразием садов. Было десять сорок, когда я был посреди долгого разговора с менеджером проекта на шахте Саскачевана, мой компьютер начал перезвонить мне. В моей автоответчике, которая принимает звонки, когда я не отвечаю, был входящий звонок, который, по их мнению, был срочным. Я посмотрел на монитор. Корделл Брин хотел поговорить со мной как можно скорее.
Я щелкнул поле на экране, чтобы автоответчик узнал, что я видел сообщение. Когда я закончил свой канадский звонок, который занял еще пятнадцать минут, Брин снова позвонил. Дважды.
Я напечатал свои заметки, прежде чем забыл их, затем посмотрел на Брина. Конечно: я старею для этой работы. Когда я был в лаборатории Метаргона три дня назад, я видел фотографию Эдварда Брина, принимающего награду от президента Рейгана за необычный дизайн реактора. Корделл был его сыном; он захватил Метаргон после смерти Эдварда.
Я сразу же позвонил Корделлу Брину, надеясь, что срочные сообщения означают, что он знает, где находится Мартин. Его секретарь извинился, но туфля была в другом месте: мистер Брин хотел знать, нашел ли я Мартина Биндера. Он не осознавал, что Мартин пропал, пока его дочь не рассказала ему об этом. Мистер Брин был бы признателен, если бы я приехал к нему в офис как можно скорее, чтобы мы могли обсудить, что я делаю.
Я был настолько разочарован, что ответил довольно жестко, что у меня сегодня нет времени, если только он не захочет поговорить по телефону. Секретарь приостановил меня; в другой момент на трубке зазвенел теплый мужской баритон.
"РС. Варшавски? Корделл Брин. Я знаю, что приехать в Нортбрук для вас - серьезное неудобство, но я надеюсь, что смогу вас убедить. Моя проблема в том, что все, что мы делаем в Metargon, является деликатным. У нас есть хакеры и шпионы, пытающиеся подслушать нас или прорваться через наши брандмауэры двадцать четыре часа в сутки. Даже когда я думаю, что мои телефонные линии безопасны, они могут быть ненадежными; Я бы хотел поговорить с вами откровенно ».
Когда он так выразился, конечно, его было трудно не убедить. Я изящно пробормотал, что если бы я мог перенести свое обеденное собрание на послеобеденное время, то смогу приехать туда около часу тридцати.
"Терри!" Я слышал его крик. «Вытащите меня в час тридцать и дайте мисс Варшавски дорогу».
Терри, Терри Ютас, секретарь, снова подключился к линии и объяснил, что их штаб-квартира находится на западной стороне лаборатории, которую я посетил на днях. Главное указание г-жи Утас, помимо указания мне подъездной дороги, заключалось в том, чтобы убедиться, что имя, которое она дала службе безопасности, в точности совпадает с именем на моем удостоверении личности с фотографией.
Я вернулся к своему отчету о менеджере проекта в Саскачеване, но в глубине души я надеялся, что Брин захочет меня нанять. Я тоже задавался вопросом о его дочери, как она пришла сказать Брину, что Мартин исчез.
Как только я закончил отчет, я пошел к одной из баз данных моей подписки, чтобы быстро кратко описать семью. Запись была скудной; Я полагаю, что компьютерные ресурсы Метаргона в сочетании с их опасениями по поводу безопасности означали, что Брин мог хорошо справляться с сохранением большей части своей личной информации в личных целях.
