«Митч, Пеппи! Остаться!" Я задыхался, но собаки на этот раз обратили внимание и сели. «Залейте их внутрь, прежде чем Ламокс полностью потеряет голову и выстрелит в них», - сказал я мистеру Контрерасу. «И возьми мою сумочку, пока этот кретин не украл мой бумажник. Вы можете позвонить мне Фриману? Кроме того, вы передадите сообщение Морреллу? Я должен встретиться с ним завтра на пикнике. Если я не смогу выйти вовремя, ты позвонишь ему и скажешь? Его номер в моем электронном дневнике, в моей сумке ».
Мистер Контрерас выглядел настолько сбитым с толку, что я не был уверен, что он услышал меня, хотя он забрал мою сумочку там, где ее уронил Лемур. Я начал повторяться, но Лемур, яростно пытаясь поправить свой галстук, схватил меня за руку и толкнул с дорожки. Он попытался бросить меня в заднюю часть патрульной машины, но он не был достаточно большим, чтобы использовать нужные рычаги. Заместитель шерифа Дю Пэдж взял меня за левую руку и прошептал что-то извиняющееся, толкая меня за клетку.
«Дуг, ты можешь дать мне ключ? Мне нужно привязать ее к сиденью, а она не может ехать, заложив руки за спину ».
Лемур проигнорировал его и сел за руль машины без опознавательных знаков. Помощник шерифа неуверенно посмотрел на меня, но когда Лемур завел двигатель, он быстро закрыл передо мной дверь и сел на пассажирское сиденье. Лемур взлетел так быстро, что я ударился головой о металлическую клетку.
Во мне накапливалась ярость. Я знал, что должен сдерживать это. Я был беспомощен - физически и в сложившейся ситуации - и если я позволю своей ярости овладеть мной, я дам Лемуру возможность, он хотел врезать меня в землю. Когда он остановился на светофоре на Эддисоне, я маневрировал так, что сидел боком в узком пространстве, вытянув ноги по ширине заднего сиденья. Мои плечи начали ужасно болеть.
День тоже начался так хорошо. Когда я вернулся из плавания с собаками, молодой Робби был готов сделать робкие предложения Пеппи. Мистер Контрерас приготовил свой фирменный завтрак, французский тост, и Робби заметно расслабился, когда старик настаивал на секундантах: возможно, это был первый раз в его жизни, когда каждый его глоток не подвергался контролю и критике.
Я поехал на север, к дому Моррелла в Эванстоне. В теме Spy-Counterspy я написал записку, в которой объяснял мой вчерашний визит в Кулис и насколько необходимо было поговорить с сеньорой Мерседес. Моррелл нахмурился, глядя на мое сообщение, затем, наконец, решил - будь то из-за моей упорной решимости, моей безупречной логики или моих симпатичных ног - отвезти меня к матери Никола Агинальдо. Мы проехали по L, так как это был самый простой способ проверить наличие хвостов, сначала в Лупе и из него, а затем в Пльзень на юго-западной стороне города.
Когда я встретил Абуэлиту Мерседес, я понял, что несу бессознательный стереотип ее титула «бабушка» - я ожидал старуху в платке с круглыми красными щеками. Конечно, женщина, дочери которой исполнилось всего двадцать семь лет, была еще молода, на самом деле всего на несколько лет старше меня. Она была невысокого роста, коренастая, с черными волосами, мягко вьющимися вокруг ушей и лба, и постоянная тревожная складка между ними. ее брови.
Тагалог был ее первым языком, но она могла говорить на испанском, на котором Моррелл бегло говорил - хотя его версия была центральноамериканской, не всегда совпадающей с филиппинским испанским, объяснил он. Английский язык Абуэлиты Мерседес ограничивался несколькими социальными фразами, которые она использовала, когда он представил нас: Señora Mercedes, le presento a la Señora Victoria. Он заверил ее, что я был другом, который беспокоился о смерти Никола, а также адвокатом, преданным правосудию для бедных.
Шерри, выживший ребенок Никола, приветствовала Моррелла нетерпеливым криком: «Тио!» но она болтала с ним по-английски. После официального приема с крепким черным кофе и небольшими жареными пончиками мы начали поднимать тему смерти Никола.
Когда Моррелл переводил сеньору Мерседес на испанский язык, а Шерри неохотно помогала с одной или двумя тагальскими фразами, мать Николы остановилась на пути к рассказу Николы. Она объяснила, что очень мало знает о том, что случилось с ее дочерью в тюрьме. Сеньора Мерседес не могла позволить себе телефон, поэтому она не могла разговаривать с дочерью, кроме как через очень большие промежутки времени: она могла получить разрешение от соседки, часто сеньоры Аттар, использовать ее телефон, чтобы Никола могла позвонить. собирать в заранее назначенный день. Но тогда все зависело от того, сможет ли она отправить письмо Николе или сможет ли Никола получить телефонные привилегии в тот день.
Ей приходилось писать по-испански, что ни она, ни Никола не писали хорошо, поскольку все, что она писала на тагальском, автоматически возвращалось. Тем не менее, испанские письма часто отправлялись обратно. В Кулисе, в сельской белой сельской местности, был только один или два испаноязычных охранника, несмотря на большое количество латиноамериканских сокамерников. Они часто отказывались пропускать и отправлять почту на испанском языке под предлогом того, что сеньора Мерседес могла предоставлять информацию о бандах своей дочери.
Теперь, когда Шерри была в третьем классе, она писала по-английски - очень хорошо по-английски, - но Никола недостаточно хорошо писала по-английски, чтобы рассылать подробные новости.
Когда ребенок умер, это было ужасно. Сеньора Мерседес не могла поехать в Кулис: у нее не было грин-карты, она не знала, какие документы нужно предъявлять, и что, если ее арестуют, когда она будет в гостях у дочери? К тому же все стоило денег, проезд на автобусе до Кулиса - это уже слишком. Итак, она отправила письмо на испанском, Шерри отправила письмо - священник помог ей написать его на английском языке, это было до того, как сеньор Моррелл стал другом, иначе он наверняка помог бы, но она никогда больше не получала известий от своей дочери, она не даже знать, узнала ли Никола новость о смерти ребенка до того, как она сама умерла, а теперь здесь была бедная Шерри, ни матери, ни сестры, ни отца, умершего на Филиппинах.
