После моей ссоры в душевой мой сосед по комнате стал нервничать из-за меня больше, чем когда-либо. По крайней мере, страх заставил ее отказаться от курения и без особого энтузиазма чистить нашу раковину каждые несколько дней, но я узнал, что она просила перевод, боясь, что я накинусь на нее ночью.

  Ее отношение резко изменилось во второй четверг, когда я вернулся с тренировки и обнаружил, что она скрючилась в постели и воет от горя.

  «Социальный работник пытается что-то сделать с моими детьми», - кричала она, когда я спросил, что случилось. «Перевести их в приемные семьи, заявив, что я непригоден; даже если я выберусь отсюда, я не смогу их удержать. Я люблю этих детей. Никто не может сказать, что когда-либо ходил в школу без носков и обуви. И эта соц.работница, приходила ли она когда-нибудь посмотреть, как я готовлю для них ужин? Они едят горячую еду каждый вечер в течение недели ».

  «У вас нет матери или сестры, которые могли бы принять их?»

  «Им хуже, чем мне. Моя мама была под кайфом с того года, как я пошел в первый класс, а моя сестра - у нее восемь детей, и она не знает, где они бывают с конца недели до конца. Моя тетя в Алабаме, она возьмет их, если я пришлю их, но социальный работник не будет слушать меня о моей тете. И кто даст мне деньги на проезд в автобусе моих детей, если соц.работница против меня? »

  Я прислонился к стене - конечно, стула у нас не было. «Вы можете написать еще раз, показывая, что у вас есть подходящий дом для них, и пообещайте, что вы готовы пройти курс реабилитации в рамках сделки о признании вины».

  Она подозрительно посмотрела на меня. «Что вы знаете о сделках о признании вины и реабилитации? И как такой человек, как я, не может позволить себе адвоката, как я могу попасть в программу реабилитации? Вы думаете, они растут на деревьях для бедных? Единственная реабилитация для кого-то вроде меня - это отсидка ».

  Я уклонился от того, откуда я знал о таких вещах, как сделки о признании вины, и сосредоточился на том, как она могла бы найти одну из немногих оставшихся государственных программ по наркотикам. Конечно, у хороших программ длинные очереди. Я задавался вопросом, была ли Солина серьезной наркоманкой, которая обещала бы исправление, чтобы выйти из тюрьмы, но на самом деле не попыталась бы бросить: в Кулисе были легко доступны наркотики, как и во многих тюрьмах и тюрьмах, и некоторые из ее более резких перепадов настроения с периодами о возбужденном отказе, сказал мне, что Солина нашла свой путь к внутреннему поставщику крэка. Но составление для нее письма дало бы мне чем-то заняться, помимо стрельбы в корзину и изредка попрактиковаться в пении.

  Законченное письмо вызвало у Солины трогательный трепет. У нас не было доступа к компьютерам или пишущим машинкам, но я аккуратно распечатал это для нее на дешевой линованной бумаге, доступной в магазине. Она перечитывала его снова и снова, затем отнесла его по коридору в камеру, где она проводила большую часть своего дня, и показала его группе у телевизора. Некоторые сокамерники изучали книги по праву в библиотеке и подавали жалобы и апелляции на себя или своих друзей, но большинство из них приехали в Кулис с такой минимальной грамотностью, что не могли изложить свои знания на соответствующем языке.

  Слово об этом письме и мои особые знания быстро распространились: в выходные дни женщины стали приходить в мою камеру с просьбами о письмах - прокурору штата или их общественному защитнику, в различные органы социального обеспечения, к социальным работникам, работающим с детьми, работодателю, мужу или дружок. Если я напишу, они дадут мне все, что я захочу - сигареты, рефрижератор, кокс, крэк, я не употреблял наркотики? Затем алкоголь, шоколад или духи.

  Если бы я не принимал оплату, я бы выглядел как тупица или фальшивка. Я сказал, что напишу письмо в обмен на свежие фрукты или овощи - в Кулисе гораздо труднее достать, чем наркотики.

  Именно мое письмо действительно спасло мою шкуру в Кулисе. Женщины, которым я помогал, начали превращаться в неформальных сторожевых псов, предупреждая меня, когда подстерегали проблемы.

  Мои письма также стали позволять мне задавать вопросы о Никола и магазине одежды.

  38 заключенных в тюремном блоке H

  Находились ли вы в тюрьме или в тюрьме, если вы были в Кулисе более двух недель, вам приходилось работать. Женщина-лейтенант по имени Докери, которая была строгой, но считалась справедливой большинством сокамерников, составляла списки вакансий. Новоприбывшие получали кухню или уборку - самые низкооплачиваемые и наименее популярные. Кухонные обязанности, насколько я мог понять, должны были быть наихудшими, работать с жиром, теплом и тяжелыми кастрюлями, но уборка душевых и других общих комнат была вторым второстепенным.

  Самыми желанными вакансиями были телемаркетинг и бронирование гостиниц. Заработок был наилучшим, и ничего тяжелого не нужно было поднимать. Но такая работа досталась только заключенным. По мнению руководства, те из нас, кто находится в тюрьме в ожидании суда, не просуществуют достаточно долго, чтобы пройти обучение - или, что более важно, наши имена переместятся в верхнюю часть длинного списка ожидания на самую удобную работу.

  Конечно, больше всего меня интересовал магазин одежды. Когда я стоял в очереди в столовой или работал в комнате отдыха, или в своей камере писал письма для женщин, я все пытался найти кого-нибудь, кто там работал или жил с кем-то, кто там работал. У всех была своя история, и никто не хотел там работать.