– Не платят… – грустно соглашаюсь я. – Даже если бы мне платили только оклад, я мог бы хоть как-то прожить. Поэтому и приходится искать другие заработки.
Сделав паузу для первой рюмки и начала трапезы, начинаю потихоньку рассказывать, что мы с другом Мишей решили сделать и уже делаем, в надежде, что тема с проектированием и установкой винтовых лестниц может оказаться перспективной. Также говорю, что поделился с ним половиной полученной вместе с авансом суммы и что после изготовления деталей собирать всё на месте мы будем вдвоём.
– М-да… Не ошибся я в тебе, – задумчиво произносит мой собеседник. – Честность – это хорошее качество, только его тоже надо демонстрировать умеренно.
Тут я сразу вспоминаю свои муки при принятии этого решения, а потом и утаённый от Миши откат, полученный в цеху. Наверно, Бригадир в чём-то прав. Правда, мне непонятно, где должна проходить граница этой умеренности.
– А насчёт вашей идеи, – между тем продолжает Сан Саныч, – скажу, что вы всё делаете правильно. Рад, что техническая интеллигенция умнеет прямо на глазах. Если ваша первая конструкция будет удачной, то вы в будущем вполне можете делать что-то в таком же духе и для других заказчиков. Может, потом и работа в загибающемся КБ будет тебе уже не нужна.
– Оборонку не брошу, – упёрто заявляю я. – Хочу делать серьёзные вещи, а не разные поделки.
– Возможно, ты и прав, – с прежней задумчивостью замечает он. – По-хорошему, заниматься надо тем, что тебе нравится. Я вот в каждый дом, который мы строим, и в каждую квартиру, которую мы ремонтируем, стараюсь душу вложить. Всегда думаю, что там будут жить живые люди. Возможно, поэтому у нас от заказчиков отбоя нет. Вот и раскручиваемся понемногу в своих малых предприятиях.
– А постоянно падающий рубль?
– Так мы авансы сразу же на валютные счёта переводим, в зелень. А доллар – он и в Африке доллар! Конечно, это к сожалению. Обидно мне за наш рубль, да и за государство в целом. Понимаешь, привык я жить в великой стране и ничего с этим не могу поделать!
– Я тоже к этому привык.
– Я как-то тебе говорил о своей уверенности в том, что всё ещё вернётся. Только это возвращение величия нужно делать собственным трудом. И это будет труд таких людей, как ты. Ты – идеалист, но для дела это полезно, ведь компромиссы хороши только в дипломатии.
Опять слушаю и удивляюсь его мудрым рассуждениям, речи, её оборотам… Интересно, как он со своими работягами разговаривает? Не уверен, что так же, но, судя по тому, что работа идёт успешно, они его понимают.
– Мне понравились ваши с твоим другом планы, – налив ещё по рюмке, снова начинает говорить Бригадир. – Если ваша лестница удастся, то готов вас привлекать и в будущем, когда возникнет такая необходимость. И, кстати, совет: держите деньги в зелени. Лучше лишний раз в обменник сбегать, чем в один прекрасный момент, когда всё обесценится, остаться ни с чем. Сам же видишь, какая сейчас жизнь.
– Вижу… – вздыхаю я, при этом думая, что перемены в условиях существования людей привели к изменению их взглядов, воспитанных у нашего поколения советской властью. – Мой друг Михаил тоже сильно переживает о наступлении времени, когда все наши прежние идеалы в одночасье стали ненужными.
– При последних коммунистах особых идеалов у нас уже не было! – с оттенком досады одёргивает меня мой собеседник. – Просто в то время, как я уже тебе говорил, во всём чувствовалась стабильность, к которой мы привыкли. Мы знали, что государство нам обеспечивает бесплатную медицину и образование, какую-никакую работу, жильё… А сейчас власти нам только много обещают, но ничего гарантировать не в состоянии. Считается, что каждый человек, даже старый и немощный, должен думать о себе сам. Это принципиальное отличие того, что есть, от того, что было. С одной стороны, конечно, такая позиция воспитывает в людях самостоятельность, но с другой – все мы оказались в положении брошенных на глубину, не умея плавать. Они там, на верху, считают: если захочешь – плавать научишься и выплывешь, а не научишься – никто о тебе жалеть не станет.
Слушаю его рассуждения и вспоминаю свои мысли на эту тему. О многих вещах мы одинаково думаем!
– А насчёт прежних идеалов могу тебе высказать своё мнение. Эти прекрасные идеалы были созданы коммунистами-романтиками, которые приучили страну в них верить, но потом пришедшие к власти коммунисты-прагматики своими действиями заставили людей разувериться в нарисованных ранее прекрасных замках. Многие уже десять-пятнадцать лет назад, потеряв эту веру, стали искать возможность жить хоть и в рамках существующего в стране порядка, но немного по-другому. Я был одним из таких, за что и поплатился сроком, так что из социализма шагнул в капитализм уже подготовленный, а вот ты с твоим другом только сейчас начинаете осваивать новую для вас жизнь. Скажешь, я не прав?
– Прав, конечно… – и я вздыхаю. – И правильно ты сказал, что мы умнеем.
– Вот и умнейте! Привыкайте к новым правилам игры. А игра нынче идёт на выживание.
* * *
Все детали будущей лестницы изготовлены. Меня очень беспокоило, как мы будем вывозить их с территории нашего режимного предприятия, ведь во время тотальной неоплаты труда в нашем КБ охрана продолжает свирепствовать, рассматривая всех и каждого чуть ли не через лупу. Однако люди из цеха преодолели эту проблему за вполне разумные деньги. Как не вспомнить слова Сан Саныча о том, что во властных структурах достаточно помахать долларовыми купюрами, чтобы решить свой вопрос. Конечно, охрана не является властью, но, видно, ей об этом просто забыли сказать. В конце концов всё железо было привезено в уже почти завершённый коттедж, где мы с Мишей в течение нескольких вечеров и выходных всё собрали. Результат нас впечатлил. Даже я, человек, спроектировавший эту винтовую лестницу, не ожидал, что она получится такой симпатичной. На прочность своё изделие тоже проверили и убедились в его надёжности. Сан Саныч походил по самой лестнице, вокруг неё, поцокал языком, усмехнулся и сказал, что, пожалуй, пригласит ещё пару своих заказчиков сюда на экскурсию. На мой вопрос, значит ли это, что мы должны вскоре ждать новых заказов, ответил утвердительно. Мы с моим соисполнителем тогда переглянулись и решили, не забегая вперёд, обсудить дальнейшие действия чуть позже, когда получим следующую заявку. Расчёт за все труды превысил мои скромные ожидания. Деньги были распределены между всеми исполнителями, то есть мной, Михаилом и цехом. Начало показалось нам неплохим.
В следующее воскресенье меня позвали посмотреть ещё один почти построенный загородный дом в одном из дачных посёлков. Увидев результат нашего совместного труда, владелец строения пожелал вписать в него то же самое.
Когда мы подъезжаем к участку на старых «Жигулях» Бригадира, мне сразу бросается в глаза потрясающая безвкусица будущей постройки и мелькает мысль, что вряд ли это строили Сан Саныч и его люди. Налицо попытка придать будущему зданию вид какого-то средневекового замка с двумя башенками, с которыми архитектурно совершенно не вяжется всё остальное. Видно, Бригадир правильно оценивает бросаемые мной взгляды.
– Всё понимаю, – усмехается он, сосредоточенно объезжая лужи на дороге. – Самому тошно на это смотреть, но хозяин, как известно, – барин. Проект был сделан им самим, и нам пришлось ему следовать.
– Кто-то из новых русских?
– Ну да. Мальчишка без образования лет тридцати, в своё время сильно поднявшийся на поставках в ларьки тушёнки, а теперь занимающийся такими же поставками рыбы. Мне он неприятен, но зарабатывать надо, невзирая на человеческие антипатии.
Въезжаем во двор. Около постройки рядом со стоящим тут же «Мерседесом» прохаживается сильно оплывший молодой человек с солидным животиком, уже наваливающимся на джинсы. Его непонятный, но фирменный пиджак по своему цвету со штанами также не монтируется, как и башенки с коттеджем.
– Привет, – здоровается он с нами, не протягивая руки. Потом, глядя на Сан Саныча, небрежно кивает на меня: – Этот?