Расходимся в мрачном настроении. Не доходя до двери, слышу:
– Пал Сергеич, задержись!
Возвращаюсь и сажусь у стола. В голове по-прежнему сидит будущий разговор в семье. Особенно это тревожит в связи со ставшей мне известной оценкой моей деятельности Люсей.
– Что скажешь? – хмуро интересуется начальник.
– Думаю, как буду выкручиваться дома, – бурчу я.
– Ну тебе-то проще. Твоя Людмила ведь теперь… бизнесом занимается, – по-своему понимая мои слова, констатирует он с усмешкой.
С Мишей у нас по-прежнему дружеские отношения. Он был свидетелем на нашей с Люсей свадьбе. Однако когда жена поменяла вид деятельности, мой друг воспринял это весьма болезненно и тогда резко сказал, что переквалификация из инженера в торговку никого не красит. Услышав это, я не обиделся, ведь у самого на душе кошки скребли. Видя, как нынешний образ жизни повлиял на Люсино отношение ко мне, да и к жизни вообще, вполне могу понять, о чём сказано не было. То, что я вчера услышал от дочки, лишний раз подтвердило его давние слова.
Немного помолчав и собравшись с мыслями, решаю посвятить друга в прозвучавший в моём семействе тревожный сигнал. Выслушав мой рассказ, Михаил угрюмо молчит. Молчу и я.
– Знаешь, что я тебе скажу, Павлуха… – начинает он. – В первую очередь, ты не должен себя ни в чём винить. Сколько ты делаешь для своих жены и дочки, не каждый сделает. Конечно, дочка по молодости лет не может в должной мере оценить старания отца сделать жизнь в семье хоть как-то комфортней при такой занятости матери, но, возможно, поймёт, когда повзрослеет. А с Людмилой тебе, думаю, надо серьёзно поговорить. Вы должны решить, как будете проживать нынешнее очень трудное время. Сам видишь, что творится в стране. Все наши прежние ценности пошли псу под хвост, а вместо них предлагается совсем другое – в основном то, что в прежние времена называлось спекуляцией. Куда ни глянешь – все что-то продают или посредничают в продажах. Получилось общество «купи-продай»! Производить сейчас никто не хочет, да и не может. Теперешние руководители государства создали условия, когда инженерные знания никому не нужны. Ты, наверно, заметил, что такие конторы, как наша, начали потихоньку закрываться. Наше КБ ещё держится, но, судя по последним новостям, тоже скоро начнёт дышать на ладан. Думая о будущем, я очень надеюсь, что такое положение дел не навсегда. Наша Россия слишком великая держава, чтобы её просто так можно было угробить. В своей истории из всех передряг мы выбирались, выберемся и из нынешней. Только трудов придётся на это положить много, ведь самая страшная беда для любого государства – это некомпетентность его правителей. Вот так, Павлуха!
– Ты рисуешь какую-то мрачную картину… – вздыхаю я. – Однако действительно надо поговорить с женой, как жить дальше. Может, и мне что-то придётся в своей жизни менять, – и внимательно смотрю на Мишу. – Возможно, работу…
– Скажу тебе не как начальник, а как давний друг: это будет с твоей стороны очень серьёзной ошибкой, – его взгляд строг. – С твоим инженерным талантом, когда ты порой выплёвываешь такие конструкторские решения, что можно просто обзавидоваться, уходить куда-то в какое-то другое ремесло глупо. Ты же сам видишь, как быстро сейчас развиваются техника и технологии. Потом, если захочешь вернуться, будет уже не догнать, просто потеряешь специальность. Короче, думай сам. Решать только тебе.
Ясное дело, что решать мне. Кто же кроме меня ещё знает мою семейную ситуацию! Только я просто ума не приложу, как начинать этот разговор дома. Честно говоря, даже побаиваюсь его. Бухнуть ей сразу про сокращение моей зарплаты в КБ? Воображаю, что услышу в ответ… Но говорить всё же придётся, ведь надо как-то определяться с дальнейшей жизнью нашей семьи в это нелёгкое время.
* * *
Мы с Катей вечером едим всегда часов в семь, и в девять она идёт спать. Люся, приходя после десяти, ужинает одна. Правда, иногда она есть отказывается, ссылаясь на перекус на работе. Ещё бывает, что жена приходит с лёгким запахом спиртного, объясняя это отмечанием какой-то новой удачной сделки. Сегодня я, дождавшись пока она закончит ужин, выслушал уже ставшее привычным брюзжание на качество приготовленной еды и, когда она собралась уйти в бывшую гостиную, служащую теперь не только её спальней, но и складом для пока не реализованных вещей, предложил ей остаться на кухне для разговора. Внутри, конечно, всё было завязано в узел от предвкушения очередного негатива, но необходимость подталкивала.
– Ну, что там ещё? – с очевидным нетерпением спрашивает Люся, с неохотой снова садясь на кухонную табуретку.
С максимальным спокойствием и сдержанностью излагаю ей неприятные новости, услышанные в Мишином кабинете, наблюдая за её лицом. Сначала оно выражает лишь неудовольствие, но потом искажается гримасой. Такой свою жену я ещё не видел.
– То есть ты хочешь сказать, что я должна кормить не только Катю, но и тебя? – с брезгливыми нотками в голосе произносит она.
Хотя после вопроса дочки я что-то подобное предполагал, но совокупность эмоций, которую сейчас наблюдаю, потрясает неожиданностью.
– Понимаешь, пока какие-то деньги нам ещё платят, – пытаюсь я оправдаться, – но теперь, увы, тебе придётся вкладываться больше.
– Вот об этом я и говорю, – жёстко констатирует Люся. – Не надоело тебе бездельничать?
От такого вопроса меня передёргивает. Неужели то, чем я занимаюсь всю свою жизнь, по её мнению, ничего не стоит?
– Почему бездельничать? – хочу уточнить я. – Ведь я же работаю!
– Ой, не могу! Он работает! – с неизвестными нотками в голосе, которые я подсознательно фиксирую как «базарные», восклицает жена. – Знаю я, как вы там работаете. Как работаете, так и получаете! Вижу, ты ещё не понял: в нынешней жизни не прокатывает, как раньше. Если работаешь – имеешь, а если, как вы, – хрен! Вот я – работаю! Поэтому и при деньгах. А ты…
Она замолкает и смотрит на меня. Будто ожидая моей реакции на сказанное.
– Люся, ты ведь сама знаешь, я – хороший конструктор и делаю то, что хорошо умею, – эти слова я выговариваю твёрдо, глядя ей в глаза. – Я не смогу работать на рынке так, как ты.
Наверно, это было сказано напрасно – я вижу, как она бледнеет и нервно дёргает губами.
– Ты хочешь сказать, что я – торговка? – как-то сипло произносит жена. – Ты это хотел сказать?
Понимаю, что назревает скандал.
– Я этого не говорил, – пытаюсь я найти путь к примирению и, кажется, делаю следующую ошибку: – Каждый работает, где может.
– Да ты не можешь и десятой доли того, что могу я! – оскорблённо вскрикивает она. – Это я, слышишь, я деньги зарабатываю! Именно деньги. Не ты, а я!
– Так тем более с твоими большими деньгами и подставь семье плечо сейчас, когда у меня образовались трудности, – примирительно замечаю я.
Однако становится понятно, что Люся уже закусила удила и ей не остановиться. Её лицо снова искажает гримаса презрения, а взгляд становится ледяным.
– Значит, так, Павел, – чеканит она, – я уже давно думаю, нужен ли мне такой бездарный муж, как ты. Признаюсь честно: я тебя терпела, пока ты содержал и обихаживал Катю. Теперь, как я уже поняла, ты собрался сесть мне на шею, а этого я не позволю. Короче, нам пора разбегаться. Ты сам поторопил меня с этим решением. Я ещё достаточно молода, чтобы устроить свою жизнь правильно. Классных мужиков вокруг пруд пруди. А ты можешь прозябать так, как тебе милее, и существовать на свои жалкие копейки.
Её слова становятся для меня громом среди ясного неба, хоть оценка наших отношений в последнее время и говорила мне о взаимном отдалении. Конечно, я уже ловил себя на мысли, что прежних романтических чувств к сегодняшней Люсе не испытываю, но ведь, скорее всего, далеко не в каждой семье они сохраняются через десяток с лишним лет после свадьбы. Конечно, из-за семейных забот у меня не было нужного для анализа времени, поэтому я старался все изменения списывать на наступившую непростую жизнь, фактически забравшую у всех нас привычный уклад. Нынешнее бытие стимулирует проявление самых неожиданных черт характера, в том числе и таких, которые прежде подсознательно прятались куда-то на самое дно. При этом я отдаю себе отчёт в том, что это касается и меня. А насчёт только что сказанного женой становится ясно: если когда моих доходов хватало на все семейные траты, я её устраивал, то, значит, изначально был ей нужен лишь как солидный кошелёк. Становится горько от осознания нахождения рядом совершенно чужого человека.
