– Я все еще тебе нравлюсь? – спрашиваю я у Ферди по «ФейсТайму», как только прихожу домой.
Он смеется.
– Что за дурацкий вопрос. Ты мне не можешь не нравиться. Ты будешь мне нравиться всегда, даже с бумажным пакетом на голове. И вообще, меня интересуют только твои буфера.
Я фыркаю.
– Ну, в таком случае ты в пролете, чувак! – Я запускаю пальцы в челку. У меня фантомный синдром: все время пытаюсь убрать с плеча волосы, которых больше нет. После стрижки мы вернулись в агентство, чтобы переснять фотографии. От старых теперь толку мало. Не могу отрицать, что с короткими волосами я становлюсь больше похожа на человека из модельного бизнеса. На черно-белых фотках я кажусь жутко раздраженным бесполым инопланетянином. Всех вокруг это радует и впечатляет.
– Все это так странно. – Я валюсь на кровать, держа руку с телефоном на отлете. – Я на себя не похожа.
– Это ты. Горячая штучка.
– Ты серьезно?
– Ну, опять… да.
– Мне кажется, я выгляжу старше.
– Есть немного. Зато очень стильно.
– Пойти, что ли, прогуляться у Школы искусств в Пекхаме. Я там точно сойду за свою.
– Хаггерстон, Сток Ньюингтон, Хакни. Это же клево.
Я слышу, как внизу хлопает входная дверь.
– Господи, это, наверное, мама. Лучше уж набраться храбрости и не оттягивать.
– Ты хоть предупредила ее?
– Ну… да. В общем, я сказала, что они укоротили мне волосы. Она умрет.
– Попозже выйдешь?
– Если меня не посадят под домашний арест. Может, посмотрим новые «Королевские гонки»[17]?
– Точно, они уже должны были выйти.
– Блеск. Давай тогда, появляйся в полвосьмого.
– Удачи. И, что бы ни было, наплюй с высокой башни.
Я смеюсь, вешаю трубку и делаю глубокий вдох. Кажется, сейчас я нервничаю больше, чем в салоне.
– Яна! – зовет мама. – Ты наверху?
– Да! – Я гляжу на себя и поправляю свою новую челку. Немного подвожу глаза и подкрашиваю ресницы, чтобы хоть чуточку больше походить на девочку. Боже мой, что сейчас будет. Хуже, чем когда она нашла у меня в рюкзаке рецепт на покупку противозачаточных. Ну, была не была. Я выхожу из комнаты и топаю вниз по лестнице. Мама выходит мне навстречу из кухни, она все еще в форменном комбинезоне «Социальная служба Гринривер» и сандалиях на плоской подошве.
Я вздрагиваю.
Она зажимает рот обеими руками.
– Боже ты мой! Яна! Что они сделали с твоими волосами?
– Тебе совсем не нравится, да? – Самый нелепый вопрос в этой ситуации.
Мама переводит дух. И вздыхает.
– Ой, Яна, это очень… непривычно.
– Ну вот, тебе совсем не нравится.
– Это… это же мужская стрижка.
– Да нет, вовсе нет, – обороняюсь я. В дверях появляется Милош со скейтбордом под мышкой. Я подбираюсь, готовая к неминуемым издевкам. – Ну, давай, что же ты, выскажись уже.
– О чем? – спрашивает братец. – А, твои волосы. Офигенно.
Ой. Так, ладно. Я выжидаю секунду, чтобы понять, не смеется ли он надо мной.
– Тебе нравится?
– Ну да. Вполне себе.
И он пробирается мимо меня к холодильнику.
Мама, не находя слов, качает головой.
– Не понимаю я вас, молодежь. Сдаюсь. Видно, я уже старая. – И, картинно всплеснув руками, она снова принимается готовить ужин.
Съемка
Занятия в колледже начинаются пятого сентября. Я и волнуюсь, и радуюсь. Холлитонский колледж всегда казался чем-то далеким, для больших девочек и мальчиков, а тут раз – непонятно как, – и мы сами большие девочки и мальчики. И, самое главное, мне никогда больше не придется напяливать мерзкий, отвратительного поносно-коричневого цвета блейзер Вандсвортской технологической академии.
День оглашения результатов проходит сравнительно спокойно, экзамены мы все сдали хорошо. Я, вообще-то, даже отлично. Лорел провалила математику, но сможет пересдать ее в ноябре, так что это не смертельно. Она собирается стать стюардессой на British Airways; Лорел всегда этого хотела, так что математика ей вряд ли понадобится.
В первый день учебы мы встречаемся на улице около «Старбакса» и все вместе шагаем вверх, по Сент-Джон-Хилл. У Ферди есть скидка для персонала, так что мы идем со стаканчиками кофе – выглядит очень по-взрослому. Робин, настоящий придурок, приканчивает два эспрессо подряд, потому что до сих пор пытается впечатлить Лорел.
– Ну, как вы себя чувствуете? – спрашивает Ферди, поигрывая камерой. Он нянчится с ней, как с младенцем.
– Ты снимаешь? – интересуется Саба.
– Да так, проверяю новый аккумулятор, эта штука на последнем издыхании.
– Мне нужна новая видеокамера, – заявляет Саба. – Хочу снова начать видеоблог. Ты ведь мне поможешь, Ферди? Если у меня будет столько же просмотров на «Ютюбе», как в «Инстаграме», может, получится заработать денег.
– Без проблем. – Тьфу, когда Саба с Ферди начинают нудить про технику, я отключаюсь.
– Я с ума сойду! – Лорел хватает Ферди за руку и разворачивает камеру на себя. – Мы можем уйти из школы на обед… окна в расписании… и никакая миссис Флетчер больше не будет плеваться на нас на уроках английского.
– И физры больше не будет, – добавляю я.
– Под этим и я подписываюсь! – Саба кивает.
– Роб! А ты что скажешь?
– Меня слегка тошнит, приятель. Думаю, что второй стаканчик был лишним.
Всю дорогу до школы Ферди закидывает нас вопросами. Когда-то, сто лет назад, он создал канал на «Ютюбе», чтобы обсуждать игры, а недавно решил снимать фильмы. Он снял неплохую короткометражку о том, как в восьмидесятые его мать приехала в Лондон из Нагасаки, и я знаю, что он очень хочет поговорить с мамой и папой о произошедшем в Сербии. Он большой молодец, но, если подумать, я и не могла бы сказать ничего другого, ведь я же люблю его.
Холлитонский колледж новенький, весь сверкает. Старое здание снесли несколько лет назад и выстроили другое, сплошь из стекла и стали, так что немного напоминает Звезду Смерти[18]. Через вход для студентов мы проникаем внутрь и слоняемся по газонам в ожидании звонка. За столовой есть что-то вроде открытой веранды со скамьями для пикников. Работает буфет с кофе и круассанами, хотя у нас и так уже кофеин бурлит в крови. Все это намного круче, чем школа.
– Ну ничего себе, Яна! – Я вижу, что к нашему столику проталкиваются Хезер Дейли с Лили Макк и Эмили Поттер. Я знаю, это прозвучит не очень ласково и приветливо, феминистки бы меня заклевали, но все равно: терпеть не могу этих гребаных голимых стерв. Возможно, не будь они гребаными голимыми стервами, мне было бы проще их полюбить. – Мы слышали о твоей новой стрижке, надо же, так это – правда!
Эмили что-то шепчет Лили и хихикает. Я их игнорирую. Большинство школьных индюшек с раздутым самомнением ожидаемо не набрали достаточного количества баллов для поступления в колледж. Чтобы быть по-настоящему ужасным хулиганом, необходим ум, так что придется нам терпеть эти нападки еще два года.
– Лорел рассказала Гарри, что ты у нас теперь модель.
Лорел краснеет. Гарри – близнец Хезер.
– Мы просто болтали по «Вотсапу»… – бормочет она. Когда-то Лорел и Хезер были неразлейвода, но в двенадцать лет они разругались: то ли Хезер не пришла к ней на день рождения, то ли еще что-то. В двенадцать лет такие вещи кажутся концом света.
Глядя на Хезер, я щурю глаза. Ее светло-русые волосы уложены пышными волнами, а несколько прядей высветлены и так сверкают, что Хезер похожа на Железного дровосека.
– Ну и?
– Так это правда? Ты – и модель?
Вот стервоза.
Я пожимаю плечами.
– Даже не знааю. Тип таво. – Я соскальзываю на тот подчеркнутый «южн-ланданский» выговор, которым часто пользуюсь в школе, если мне начинают выносить мозги. Не хочу тратить на нее свое время, ни секунды. Она всегда была злющей ведьмой, да и вообще мне без нее забот хватает.