– По-разному. Пусти меня, кузнец, пойду. А ты… потерял ты Раду.

«По-разному, значит», – думал Яромир, глядя ей вослед. Пора было ещё раз в ведьмин дом наведаться. Помощи испросить.

*

Снова открыла ворота Рада.

– Опять ты? Так чего хочешь?

– Дело к твоей хозяйке.

– Неужто помощь требуется? И какая же? – сощурилась Рада.

– Известно, какая. Сердечные дела.

Она разом расслабилась, даже улыбнулась:

– И только? Ну, входи тогда.

Провела его Рада через двор, да на высокое крыльцо, да просторными сенями в светлую кухню с белёной печкой.

– Здесь сиди, – сказала и скрылась в дверях горницы.

Через сколько-то времени вышла ведьма к кузнецу. Высокая, прямая, возрастом в матери ему подходящая. Вид нездешний, не деревенский. У Яромира волоски дыбом на теле встали да защекотала за пазухой полынь.

– Ишь ты, пришёл, а сам боится, – хмыкнула ведьма. – Ещё и с защитой явился.

– Боязно, твоя правда, – кивнул кузнец. – Да дело у меня к тебе.

– Рада сказала, сердечное. Присушить, что ли, кого хочешь?

– Это уж как получится. Помощницу твою отдай мне.

Открыто глядел Яромир в ведьмины глаза, хоть и боялся. Расползлась по её лицу довольная улыбка.

– По нраву ты мне, кузнец, – сказала, – отдам за тебя Раду.

– Только такой, какая меня в дорогу провожала, – с вызовом ответил Яромир.

Захохотала ведьма, и ей откликнулся с шестка в углу чёрный ворон, которого кузнец сперва и не приметил.

– Позови её, – уверенно сказал Яромир, а у самого душа трепетала, едва не вылетала из тела. – Позови, хочу увидеть Раду подле тебя.

– Я отдам девушку, – повторила ведьма. – А ты мне взамен – сокровище, что получил недавно.

– Нет её здесь, да? Не она мне дверь открыла? Чары это колдовские?

Яромир сжал ткань рубахи вместе с пучком полыни. Монету, которую пожелала ведьма, он оставил в кузнице.

– Врёшь ты и обманешь снова, – сквозь зубы процедил кузнец. – Нет Рады в твоём доме.

– Пустой спор. – Ведьма пожала плечами, взяла кочергу и принялась ворочать ею в топке. – Уходи, коли так.

– Испытай меня! – выпалил Яромир и сам похолодел.

Замерла кочерга в ведьминых руках.

– Что?

– Испытай меня, – повторил кузнец.

Слышал он про то ещё в детстве, мать рассказывала: отказать человеку в испытании ни одна ведьма не может. Не пройдёт тот его – головы не сносить. А пройдёт – ведьма должна сделать всё, что ни попросит.

– Уверен? – не оборачиваясь, переспросила ведьма.

– Уверен.

– Хорошо же. Жив останешься – получишь Раду такой, какой ты знал её. А нет – душу навеки отдашь вместе с заклятым золотом.

Она медленно подошла к столу, взяла с него обычный кухонный нож и резанула свою ладонь.

– Клянусь, – сказала.

Кровь потекла тонкой струйкой, собираясь в лужицу. Ведьма передала нож кузнецу, и тот приметил на запястье браслет из похищенных Радиных волос.

– И я клянусь, – ответил Яромир, взрезая себе руку.

Кровь их смешалась на столешнице и с шипением взлетела к потолку струйкой дыма. В этот миг изменилось ведьмино лицо, и встала перед ним Рада.

*

«В ночь красной луны», – только и сказала ему ведьма на прощание Радиным нежным голоском. А когда эта ночь и что делать ему? С чего начать? Ворочался кузнец на полатях, не спалось никак. Зажёг лучину да отыскал в дорожном мешке монету, что добрая женщина ему дала.

Вот простофиля, почему не узнал, как ответ у вещицы добыть? Спросил наугад:

– Жива ли Рада моя?

Потеплела монетка в ладони. Встрепенулся кузнец, последний сон покинул его.

– Здесь она, в Холмогорье?

Холоднее льда стала монета. От неожиданности затряс рукой Яромир и выронил её. Так вот оно что! Подобрал монету с пола, снова спросил:

– Где же мне искать её и как ведьмино испытание живым пройти?

Осталась вещица прежней. Не знала она, стало быть, ответов, кроме да и нет.

– Что ж, и на том спасибо. Пригодишься ты мне ещё, – сказал Яромир и на этот раз с лёгким сердцем улёгся спать.

А через три ночи налилась луна свежей кровью и повисла так близко к земле, что вот-вот, казалось, опрокинется на деревню. Запирали хозяева дворы на засовы, бормоча обережные заклинания, молчала скотина в стайках. Даже суетливые куры притихли, даже вездесущий ветер в траву залёг. Никто не видел, как покинул в ту ночь Холмогорье Яромир-кузнец.

*

Стоял Яромир на окраине леса за Холмогорьем и не узнавал места. Вытянулись деревья в высоту, раздались в ширину, простирали узловатые пальцы к кузнецу. Сюда привёл его ведьмин ворон, который сидел теперь на нижней ветке ближнего дерева и смотрел с прищуром. Яромир мог поклясться, что птица ухмыляется зло.

Отвернувшись от ворона, достал кузнец монету.

– Здесь ли Рада? В лесу? – прошептал.

Едва начала теплеть монетка, как налетел ветер откуда ни возьмись. Застонав протяжно, качнулись деревья, согнулись до земли, хлестнули чёрными плетьми веток. Одна ожгла лицо Яромира, рассекая кожу, другая ударила по руке, выбив чудесный талисман. Сверкнула монетка на прощание, утонув в густых папоротниках. Тут же стих ветер. Сколько ни ползал кузнец на коленях по земле, не нашёл ничего.

Наугад бросился Яромир в чащу. Сперва папоротники стегали по ногам на бегу, хватали за лодыжки, потом сплошь осклизлый мох пошёл. Потянуло болотным духом, хотя болот отродясь в этих краях не было. То тут, то там светились синим и зелёным диковинные грибы на тонких ножках. Красная луна величиной с полнеба плыла следом, перекатываясь по верхушкам деревьев.

Выскочил из-под ноги неверный камешек, упал кузнец, и завертелось всё в голове.

– Путь к Раде через лес найди – вот твоё испытание, – зазвучал голос ведьмы, и разлилась в глазах кузнеца чернота.

*

Рос возле дома куст жимолости. Ягод мать есть не велела: из них она сделала бы отвар для отца, чтобы того отпустила боль. Но ослушался Яромир и сорвал ягоды. А было-то их – сколько пальцев у него на руках и ногах. И не сладкие совсем.

Вот смотрит он на испачканную в ягодах ручонку и раздумывает, накажут ли.

– Мать дома? – раздался тут старческий голос.

Подскочил Яромир на месте, обернулся: стоят в воротах две женщины-странницы, молодая и старая. Грязные, в лохмотьях, в перьях и бусах. Расплакался Яромир, заревел так, что весь воздух из груди вышел.

На крик выбежала из сеней мать, подхватила сынишку и гневно уставилась на пришлых.

– Чего вам? Ступайте со двора, оборванки!

– Погадать тебе, хозяйка? – спросила молодая.

– Или порчу можем снять, – вторила старуха. – Робёночек-то вона, спорченный у тебя. Ишь, как заливается.

– Не был спорченный, пока вас не увидал! А ну, пошли, а то ухват сейчас возьму!

Мать замахнулась кулаком, едва не выронив Яромира.

– У, ведьмы!

*

– … Ведьма, – повторил Яромир за матерью и очнулся.

Сел на мху, потирая лицо. Что же делать? Куда идти? А Рада? Каково ей одной в лесу?

– Рада! Сердечко ты моё золотое, ненаглядная моя краса, где ты?

Никто не ответил, ничего не случилось. Встал Яромир, ощупывая себя: целы ли кости. Кости-то целы, да пучок полыни где-то выронил. Не осталось теперь ничего от подарка доброй женщины.

– Матушка! – позвал Яромир громко. – Ты руками лечила и все травы ведала. Приди ко мне, помоги!

Разнеслось эхо по незнакомому, враждебному лесу. И тут приметил кузнец крапивные заросли, и так тепло на душе стало: простая деревенская трава среди мхов да ядовитых грибов. Пригляделся – будто тропкой вьётся крапива. Пошёл по ней. Качнулись колючие стебли, приветливо шевельнулись листочки, засветилась земля под крапивой.

Так и шёл Яромир, глядя только под ноги, а по сторонам от него мелькали тени, слышались шепотки и вздохи, скрипело что-то, будто мертвец расправлял застывшие конечности. Болотный запах сменился гнилым зловонием.

Оборвалась крапивная тропка, погас путеводный свет. Стоит перед Яромиром тонкая белая берёзка посреди старых кривых деревьев, тянет ветви к нему. Дотронулся Яромир – кора у неё тёплая и подрагивает, будто живая.